Однако Гарольд Марч считал, что у Фишера нет ни братьев, ни сестер, ни родителей, и очень удивился, когда узнал его брата - очень богатого и влиятельного, хотя, на взгляд Марча, гораздо менее интересного. Сэр Генри Гарленд Фишер (после его фамилии шла еще длинная вереница имен) занимал в министерстве иностранных дел какой-то пост, куда более важный, чем пост министра. Держался он очень вежливо, тем не менее Марчу показалось, что он смотрит сверху вниз не только на него, но и на собственного брата. Последний, надо сказать, чутьем угадывал чужие мысли и сам завел об этом речь, когда они вышли из высокого дома на одной из фешенебельных улиц.
- Как, разве вы не знаете, что в нашей семье я дурак? - спокойно промолвил он.
- Должно быть, у вас очень умная семья, - с улыбкой заметил Марч.
- Вот она, истинная любезность! - отозвался Фишер - Полезно получить литературное образование. Что ж, пожалуй, "дурак" слишком сильно сказано. Я в нашей семье банкрот, неудачник, белая ворона.
- Не могу себе представить, сказал журналист. - На чем же вы срезались, как говорят в школе?
- На политике, - ответил Фишер. - В ранней молодости я выставил свою кандидатуру и прошел в парламент "на ура", огромным большинством. Разумеется, с тех пор я жил в безвестности.
- Боюсь, я не совсем понял, при чем тут "разумеется", - засмеялся Марч.
- Это и понимать не стоит, - сказал Фишер. - Интересно другое. События разворачивались, как в детективном рассказе. К тому же тогда я впервые узнал, как делается современная политика. Если хотите, расскажу.
Дальше вы прочитаете то, что он рассказал, - правда, здесь это меньше похоже на притчу и на беседу.
Те, кому в последние годы довелось встречаться с сэром Генри Гарлендом Фишером, не поверили бы, что когда-то его звали Гарри. На самом же деле в юности он был очень ребячлив, а присущая ему толстокожесть, принявшая ныне форму важности, проявлялась тогда в неуемной веселости. Друзья сказали бы, что он стал таким непробиваемо взрослым, потому что смолоду был по-настоящему молод. Враги сказали бы, что он сохранил былую легкость в мыслях, но утратил добродушие. Как бы то ни было, история, поведанная Хорном Фишером, началась тогда, когда юный Гарри стал личным секретарем лорда Солтауна. Дальнейшая связь с министерством иностранных дел перешла к нему как бы по наследству от этого великого человека, вершившего судьбы империи. В Англии было три или четыре таких государственных деятеля; огромная его работа оставалась почти неведомой, а из него можно было выудить только грубые и довольно циничные шутки. Тем не менее, если бы лорд Солтаун не обедал как-то у Фишеров и не сказал там одной фразы, простая застольная острота не породила бы детективного рассказа.
Кроме лорда Солтауна, в гостиной были только Фишеры, - второй гость, Эрик Хьюз, удалился сразу после обеда, покинув своих сотрапезников за кофе и сигарами. Он очень серьезно и красноречиво говорил за столом, но, отобедав, немедленно ушел на какое-то деловое свидание. Это было весьма для него характерно. Редкая добросовестность уживалась в нем с позерством. Он не пил вина, но слегка пьянел от слов. Портреты его и слова красовались в то время на первых страницах всех газет: он оспаривал на дополнительных выборах место, прочно забронированное за сэром Франсисом Вернером. Все говорили о его громовой речи против засилья помещиков, даже у Фишеров все говорили о ней - кроме Хорна, который, притулившись в углу, мешал кочергой в камине. Тогда, в молодости, он был не вялым, а скорее угрюмым. Определенных занятий он не имел, рылся в старинных книгах и - один из всей семьи - не претендовал на политическую карьеру.
- Мы здорово ему обязаны, - говорил Эштон Фишер. - Он вдохнул новую жизнь в нашу старую партию. Эта кампания против помещиков бьет в больное место. Она расшевелила остатки нашей демократии. Актом о расширении полномочий местного совета мы, в сущности, обязаны ему. Он, можно сказать, диктовал законы раньше, чем попал в парламент.
- Ну, это и впрямь легче, - беспечно сказал Гарри. - Держу пари, что лорд в этом графстве большая шишка, поважнее совета. Вернер сидит крепко. Все эти сельские местности, что называется, реакционны. Тут ничего не попишешь, сколько ни ругай аристократов.
- А ругает он их мастерски, - заметил Эштон. - У нас никогда не было такого удачного митинга, как в Баркингтоне, хотя там всегда проходили конституционалисты. Когда он сказал. "Сэр Франсис кичится голубой кровью так покажем ему, что у нас красная кровь!" - и повел речь о мужестве и свободе, его чуть не вынесли на руках.
- Говорит он хорошо, - пробурчал лорд Солтаун, впервые проявляя интерес к беседе.
И тут заговорил столь же молчаливый Хорн, не отводя задумчивых глаз от пламени в камине.
- Я одного не понимаю, - сказал он. - Почему людей не ругают за то, за что их следует ругать?
- Эге, - насмешливо откликнулся Гарри, - значит, и тебя пробрало?
- Возьмите Вернера, - продолжал Хорн. - Если мы хотим напасть на него, почему не напасть прямо? Зачем присваивать ему романтический титул реакционного аристократа? Кто он такой? Откуда он взялся? Фамилия у него как будто старинная, но что-то я о ней не слышал. К чему говорить о его голубой крови? Да будь она хоть желтая с прозеленью - какое нам дело? Мы знаем одно прежний владелец земли, Гокер, каким-то образом промотал свои деньги, вернее, деньги второй жены и продал поместье человеку по фамилии Вернер. На чем же тот разбогател? На керосине? На поставках для армии?
- Не знаю, - сказал Солтаун, задумчиво глядя на Хорна.
- В первый раз слышу, что вы чего-то не знаете! - воскликнул пылкий Гарри.
- И это еще не все, - продолжал Хорн, внезапно обретший дар слова. Если мы хотим, чтобы деревня голосовала за нас, почему мы не выдвинем кого-нибудь хоть немного знакомого с деревней? Горожанам мы вечно долбим о репе и свинарниках. А с крестьянами почему-то говорим исключительно о городском благоустройстве. Почему не раздать землю арендаторам? Зачем припутывать сюда совет графства?
- Три акра и корову! - выкрикнул Гарри (точнее, издал то самое, что называют в парламентских отчетах ироническим возгласом).
- Да, - упрямо ответил его брат. - Ты думаешь, земледельцы и батраки не предпочтут три акра земли и корову трем акрам бумаги с советом в придачу? Почему не учредить крестьянскую партию? Ведь старая Англия славилась иоменами, мелкими землевладельцами. И почему не преследовать таких, как Вернер, за их настоящие пороки? Ведь он так же чужд Англии, как американский нефтяной трест!
- Вот сам и возглавил бы этих йоменов, - засмеялся Гарри. - Ну и потеха!.. Вы не находите, лорд Солтаун? Хотел бы я посмотреть, как мой братец поведет в Сомерсет веселых молодцов с самострелами! Конечно, все будут в зеленом сукне, а не в шляпах и пиджаках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
- Как, разве вы не знаете, что в нашей семье я дурак? - спокойно промолвил он.
- Должно быть, у вас очень умная семья, - с улыбкой заметил Марч.
- Вот она, истинная любезность! - отозвался Фишер - Полезно получить литературное образование. Что ж, пожалуй, "дурак" слишком сильно сказано. Я в нашей семье банкрот, неудачник, белая ворона.
- Не могу себе представить, сказал журналист. - На чем же вы срезались, как говорят в школе?
- На политике, - ответил Фишер. - В ранней молодости я выставил свою кандидатуру и прошел в парламент "на ура", огромным большинством. Разумеется, с тех пор я жил в безвестности.
- Боюсь, я не совсем понял, при чем тут "разумеется", - засмеялся Марч.
- Это и понимать не стоит, - сказал Фишер. - Интересно другое. События разворачивались, как в детективном рассказе. К тому же тогда я впервые узнал, как делается современная политика. Если хотите, расскажу.
Дальше вы прочитаете то, что он рассказал, - правда, здесь это меньше похоже на притчу и на беседу.
Те, кому в последние годы довелось встречаться с сэром Генри Гарлендом Фишером, не поверили бы, что когда-то его звали Гарри. На самом же деле в юности он был очень ребячлив, а присущая ему толстокожесть, принявшая ныне форму важности, проявлялась тогда в неуемной веселости. Друзья сказали бы, что он стал таким непробиваемо взрослым, потому что смолоду был по-настоящему молод. Враги сказали бы, что он сохранил былую легкость в мыслях, но утратил добродушие. Как бы то ни было, история, поведанная Хорном Фишером, началась тогда, когда юный Гарри стал личным секретарем лорда Солтауна. Дальнейшая связь с министерством иностранных дел перешла к нему как бы по наследству от этого великого человека, вершившего судьбы империи. В Англии было три или четыре таких государственных деятеля; огромная его работа оставалась почти неведомой, а из него можно было выудить только грубые и довольно циничные шутки. Тем не менее, если бы лорд Солтаун не обедал как-то у Фишеров и не сказал там одной фразы, простая застольная острота не породила бы детективного рассказа.
Кроме лорда Солтауна, в гостиной были только Фишеры, - второй гость, Эрик Хьюз, удалился сразу после обеда, покинув своих сотрапезников за кофе и сигарами. Он очень серьезно и красноречиво говорил за столом, но, отобедав, немедленно ушел на какое-то деловое свидание. Это было весьма для него характерно. Редкая добросовестность уживалась в нем с позерством. Он не пил вина, но слегка пьянел от слов. Портреты его и слова красовались в то время на первых страницах всех газет: он оспаривал на дополнительных выборах место, прочно забронированное за сэром Франсисом Вернером. Все говорили о его громовой речи против засилья помещиков, даже у Фишеров все говорили о ней - кроме Хорна, который, притулившись в углу, мешал кочергой в камине. Тогда, в молодости, он был не вялым, а скорее угрюмым. Определенных занятий он не имел, рылся в старинных книгах и - один из всей семьи - не претендовал на политическую карьеру.
- Мы здорово ему обязаны, - говорил Эштон Фишер. - Он вдохнул новую жизнь в нашу старую партию. Эта кампания против помещиков бьет в больное место. Она расшевелила остатки нашей демократии. Актом о расширении полномочий местного совета мы, в сущности, обязаны ему. Он, можно сказать, диктовал законы раньше, чем попал в парламент.
- Ну, это и впрямь легче, - беспечно сказал Гарри. - Держу пари, что лорд в этом графстве большая шишка, поважнее совета. Вернер сидит крепко. Все эти сельские местности, что называется, реакционны. Тут ничего не попишешь, сколько ни ругай аристократов.
- А ругает он их мастерски, - заметил Эштон. - У нас никогда не было такого удачного митинга, как в Баркингтоне, хотя там всегда проходили конституционалисты. Когда он сказал. "Сэр Франсис кичится голубой кровью так покажем ему, что у нас красная кровь!" - и повел речь о мужестве и свободе, его чуть не вынесли на руках.
- Говорит он хорошо, - пробурчал лорд Солтаун, впервые проявляя интерес к беседе.
И тут заговорил столь же молчаливый Хорн, не отводя задумчивых глаз от пламени в камине.
- Я одного не понимаю, - сказал он. - Почему людей не ругают за то, за что их следует ругать?
- Эге, - насмешливо откликнулся Гарри, - значит, и тебя пробрало?
- Возьмите Вернера, - продолжал Хорн. - Если мы хотим напасть на него, почему не напасть прямо? Зачем присваивать ему романтический титул реакционного аристократа? Кто он такой? Откуда он взялся? Фамилия у него как будто старинная, но что-то я о ней не слышал. К чему говорить о его голубой крови? Да будь она хоть желтая с прозеленью - какое нам дело? Мы знаем одно прежний владелец земли, Гокер, каким-то образом промотал свои деньги, вернее, деньги второй жены и продал поместье человеку по фамилии Вернер. На чем же тот разбогател? На керосине? На поставках для армии?
- Не знаю, - сказал Солтаун, задумчиво глядя на Хорна.
- В первый раз слышу, что вы чего-то не знаете! - воскликнул пылкий Гарри.
- И это еще не все, - продолжал Хорн, внезапно обретший дар слова. Если мы хотим, чтобы деревня голосовала за нас, почему мы не выдвинем кого-нибудь хоть немного знакомого с деревней? Горожанам мы вечно долбим о репе и свинарниках. А с крестьянами почему-то говорим исключительно о городском благоустройстве. Почему не раздать землю арендаторам? Зачем припутывать сюда совет графства?
- Три акра и корову! - выкрикнул Гарри (точнее, издал то самое, что называют в парламентских отчетах ироническим возгласом).
- Да, - упрямо ответил его брат. - Ты думаешь, земледельцы и батраки не предпочтут три акра земли и корову трем акрам бумаги с советом в придачу? Почему не учредить крестьянскую партию? Ведь старая Англия славилась иоменами, мелкими землевладельцами. И почему не преследовать таких, как Вернер, за их настоящие пороки? Ведь он так же чужд Англии, как американский нефтяной трест!
- Вот сам и возглавил бы этих йоменов, - засмеялся Гарри. - Ну и потеха!.. Вы не находите, лорд Солтаун? Хотел бы я посмотреть, как мой братец поведет в Сомерсет веселых молодцов с самострелами! Конечно, все будут в зеленом сукне, а не в шляпах и пиджаках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92