ПОГАНКИ
Взял я ружье и пошеел на маленькое лесное озеро. Оно густо поросло у
берегов травой. На ночь сюда собирались утки.
Пока дошел, стемнело. В тростнике закрякали, с шумом поднялись утки. Но я
их не видел и стрелять не мог.
"Ладно, - подумал я. - Дождусь утра. Майская ночь совсем короткая. А до
света они, может, вернутся".
Я выбрал место, где тростник расступался и открывал полянку чистой воды.
Сделал себе шалашик в кустах и забрался в него.
Сперва сидеть было хорошо. Безлунное небо слабо сияло, звезды
поблескивали сквозь ветви. И пел-шептал свою приглушенную, несмолкаемую,
как ручеек, песню козодой-полуночник.
Но набежал ветерок. Звезды исчезли, козодой умолк. Сразу посвежело,
посыпал мелкий жождик. За шировот мне потекли холодные струйкие, сидеть
стало хзолодно и неуютно. И уток не слышно было.
Наконец запела зарянка. Ее оцвирикающая переливчатая песенка
задумчиво-грустно звучит вечерами. А под утро кажется радостной, почти
веселой. Но мне она не обещала ничего хорошего. Я проголодался, продрог и
знал, что теперь утки не прилетят. Не уходил уж из упрямства.
Дождик перестал. Начало прибывать свету. Пел уже целый птичий хор.
Вдруг вижу: в траве, в заводинке движутся две птичьи головки.
Вот они, утки! Как незаметно сели...
Я стал прилаживать ружье, чтобы удобно было стрелять, когда выплывут на
чистое.
Выплыли.
Смотрю: острые носики, от самых щек на пямые шеи спускается пышный
воротник. Да совсем и не утки: п о г а н к и! Вот уж не по душе охотникам
эти птицы!
Не то чтобы мясо их на самом деле было поганое, вредное для здоровья. Оно
просто невкусное. Одним словом, поганки - не дичь.
А живут там же, где утки, и тоже вдоплавающие;. Охотник обманется и с
досады хлопнет птицу. Застрелит и бросит.
Так грибник, приняв в траве рыжую головку какой-нибудь сыроежки за
красный гриб, со злости пнет ее ногой и раздавит.
Разозлился и я: стоило целую ночь мерзнуть! Подождите же!
А они плывут рядом, плечо к плечу. Точь-в-точь - солдатики. И воротники
распушили.
Вдруг - раз! - как по команде "разом-кнись!" - одна направо, другая
налево. Расплылись.
Не тратить же на них два заряда!
Расплылись немного, повернулись лицами друг к дружке и кланяются. Как в
танце.
Интересно посмотреть!
Сплылись - и нос к носику: целуются.
Потом шеи выпрямили, головы назад откинули и рты приоткрыли: будто
торжественные речи произносят.
Мне смешно: птицы ведь, какие они речи держать могут?
Но вместо речей они быстро опустили головы, сунули носы в воду и разом
ушли под воду. Даже и не булькнуло.
Такая досада: посмотреть бы еще на их игры!
Стал собираться уходить.
Вдруг смотрю: одна, потом другая выскакивают из воды. Стали на воду, как
на паркет, во весь свой длинненький рост, - ножки у них совсем сзади. Грудь
выпятили, воротники медью на солнце зажглись, - до чего красиво: так и
полыхают!
А в клюве у каждой - платочек зеленой тины: со дна достали. И протягивают
друг дружке подарок. Примите, дескать, от читстотго сердца ради вашей
красоты и прекрасного майского утра!
Сам-то я тут только и заметил, как хорошо утро. Вода блещет. Солнышко
поднялось над лесом и так ласково припекает. Золотые от его света комарики
толкутся в воздухе. На ветвях молодые листочки раскрывают свои зеленые
ладошки. Чудесно кругом.
Сзади сорока налетела, - как затрещит! Я невольно обернулся. А когда
опять посмотрел на воду, поганок там уже не было: увидели меня и скрылись.
Они скрылись, а радость со мной осталась. Та радость, которую они мне
дали. Теперь ни за что я этих птиц стрелять не буду. И поганками их
называть не буду. Ведь у них есть и дроугое имя, настоящее: нырец или
чемга.
Очень они полюбились мне в то утро.

1