явные следы былой ожесточенной перестрелки.
Следуя за Челой де Ла Плата, мы поднялись по лестнице и вошли в прохладный затемненный холл, стены которого украшали головы быков. Девушка повернула налево и отворила большую дубовую дверь, на которой я успел заметить пару пулевых царапин. Мы попали в комнату, поразившую меня своим убранством. В ней на полированном полу из соснового паркета огромными цветными пятнами лежали индейские ковры. Тяжелая из черного дуба испанская мебель XVIII века и огромный камин, в котором не было огня, внушали к себе уважение.
— Я позову отца, сеньоры. Пожалуйста, подождите здесь, — сказала девушка и вышла.
— Должно быть, у семейства де Ла Плата были времена и получше, — заметил Янош и с нескрываемым удовольствием плюхнулся в кресло, обтянутое декоративной тканью.
Я отошел в дальний конец комнаты и, подойдя к огромному окну, выглянул на улицу. Окно выходило в сад, обнесенный массивной каменной стеной. Ухоженный когда-то, он пребывал теперь в полном запустении. Вид заброшенного сада всегда производил на меня тягостное впечатление.
Дверь в комнату скрипнула, и на пороге появилась Чела, толкая перед собой инвалидную коляску. В ней сидел худой, болезненного вида старик с длинными седыми волосами, почти доходившими ему до плеч. Я не смог уловить в нем никакого сходства с дочерью. Слезящиеся черные глаза на худощавом, сильно вытянутом лице смотрели на мир с удивлением и тревогой. Ноги его укрывал теплый шерстяной плед. По виду старика можно было судить, что он на этом свете не жилец.
— Мой отец, дон Энджел де Ла Плата, сеньоры, — торжественно произнесла Чела.
Старик протянул дрожащую руку Яношу.
— Сеньор Янош? Не могу описать, с каким удовольствием получил ваше письмо. Я испытал истинную радость. К вашему приезду все готово. Уже несколько недель на руднике работают люди. Да, несколько недель. Уверен, вы найдете состояние рудника более чем удовлетворительным.
Он продолжал без умолку болтать. Яношу, с трудом дождавшемуся паузы в его монологе, все же удалось представить меня дону де Ла Плата. Старик неоднократно повторял одно и то же. Говорил он резким, визгливым голосом сварливой старухи, так что слушать его было неприятно.
Девушка все же сумела прервать отца и сообщила, что в одной из комнат для нас накрыт стол. Я схватился за спинку инвалидного кресла и покатил старика, следуя за Челой. Покинув комнату, мы пересекли холл и оказались в дальней части дома, где на террасе, выходящей в заросший сад, стоял стол, сервированный на четыре персоны.
За столом нас обслуживали две женщины-индианки с мрачными, угрюмыми лицами. Они периодически появлялись, молча исполняя свою работу.
Сухого красного вина было в избытке, и его приходилось пить не из бокалов, а из огромных стаканов. Как только я опустошал свой, женщины тут же наливали мне снова. Еда была простой, полезной для здоровья и в огромных количествах. Типичная пища сельских жителей. Фриоли, густо сдобренные острой приправой чили, жареные, размером с тарелку, куски говядины, козий сыр, самый нежный из всех, который мне доводилось пробовать. Старик только тыкал в тарелку вилкой и ничего не ел. Теперь он хранил молчание, давая возможность дочери вести разговор.
— Надеюсь, дорога из Гуилы не показалась вам утомительной? — спросила Чела.
— Это была прекрасная поездка, — успокоил ее Янош. — Конечно, путешествовать в машине совсем другое дело. У священника от этой поездки остались самые наилучшие впечатления. Не правда ли, Киф?
— У священника? — удивилась она.
— Да. Он встретился нам в Гуиле перед самым отъездом в Мойяду. Зовут его отец Ван Хорн. Он американец и, как я понял, получил назначение в ваш приход. Мы оставили его в церкви, которая, должен сказать, в жутком состоянии.
— Да, вы правы, — сказала она и, нахмурившись, добавила: — Сеньор, мне бы очень хотелось отправиться вместе с вами в Мойяду и переговорить с этим священником. Вы не возражаете?
— О, с большим удовольствием, сеньорита, — ответил Янош и кашлянул. — Видите ли, у нас маленькая проблема. Дело в том, что нам в гостинице отказали, сославшись на отсутствие мест.
— Я поговорю с Морено, хозяином гостиницы. Думаю, все уладится, — успокоила нас девушка.
— А когда мы сможем осмотреть рудник, сеньорита? — спросил я.
— Думаю, завтра утром, если вам удобно. Он в трех милях отсюда. На автомобиле до него не добраться. Вы не против, если мы поедем на лошадях, сеньор? — обратилась она к Яношу.
Тот в знак согласия кивнул:
— Как скажете, сеньорита. Еще один вопрос.
— Какой же?
Янош несколько раз кашлянул, изобразив на своем лице смущение. Надо отметить, что роль свою он исполнял блестяще.
— Откроюсь вам, сеньорита. В Гуиле у меня была встреча с военным комендантом, полковником Бониллой, и он попытался отговорить нас от этой поездки. Он полагает, что мне и моему компаньону здесь у вас угрожает опасность.
— Ничего подобного, — возразила она монотонным голосом. — Полковник Бонилла не совсем в курсе событий.
— Сеньорита, — спокойно произнес Янош, — простите за назойливость, но полковник полагает, что ваш брат может вмешаться в наши дела. А он, как я понял, к сожалению, не в ладах с законом.
— Сеньор, по поручению отца здесь управляю я, — ответила Чела и поднялась из-за стола. — Мой брат не имеет никаких прав. Я оставляю вас буквально на минуту, а когда вернусь, отправимся в Мойяду, если не возражаете.
Как только Чела покинула террасу, я вопросительно посмотрел на Яноша. Тот, слегка покачав головой, принялся раскуривать сигару.
Старик, до этого молча сидевший в коляске, вдруг окинул нас злобным взглядом и пронзительно завопил:
— Кто вы такие? Что вы здесь делаете?
Я и Янош медленно поднялись со своих мест, но в этот момент дверь позади нас отворилась, и на террасу вышла Чела де Ла Плата. Старик дон Энджел продолжал истерически визжать, осыпая нас площадной бранью. Девушка, не обращая внимания на вопли отца, широко распахнула перед нами дверь, и мы вышли.
Янош и я, оставив Челу решать проблемы с отцом, направились к «мерседесу». Взбираясь с моей помощью на заднее сиденье машины, Янош с натянутой улыбкой произнес:
— Почему же Бонилла утаил от нас эту маленькую подробность?
О том же думал и я, но ничего не успел ответить, так как на пороге дома, одетая в дорожный костюм, появилась Чела. Она села рядом со мной на переднее сиденье, и на ее лице заиграла улыбка.
— Ну что, сеньор, поехали?
Вот так, легко и просто произнесла она эти слова, даже не попытавшись извиниться за отца, наговорившего нам столько грубостей. Всю дорогу до Мойяды меня занимали мысли о Бонилле. Было совершенно очевидно, что он сознательно скрыл от нас, что дон Энджел де Ла Плата окончательно спятил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Следуя за Челой де Ла Плата, мы поднялись по лестнице и вошли в прохладный затемненный холл, стены которого украшали головы быков. Девушка повернула налево и отворила большую дубовую дверь, на которой я успел заметить пару пулевых царапин. Мы попали в комнату, поразившую меня своим убранством. В ней на полированном полу из соснового паркета огромными цветными пятнами лежали индейские ковры. Тяжелая из черного дуба испанская мебель XVIII века и огромный камин, в котором не было огня, внушали к себе уважение.
— Я позову отца, сеньоры. Пожалуйста, подождите здесь, — сказала девушка и вышла.
— Должно быть, у семейства де Ла Плата были времена и получше, — заметил Янош и с нескрываемым удовольствием плюхнулся в кресло, обтянутое декоративной тканью.
Я отошел в дальний конец комнаты и, подойдя к огромному окну, выглянул на улицу. Окно выходило в сад, обнесенный массивной каменной стеной. Ухоженный когда-то, он пребывал теперь в полном запустении. Вид заброшенного сада всегда производил на меня тягостное впечатление.
Дверь в комнату скрипнула, и на пороге появилась Чела, толкая перед собой инвалидную коляску. В ней сидел худой, болезненного вида старик с длинными седыми волосами, почти доходившими ему до плеч. Я не смог уловить в нем никакого сходства с дочерью. Слезящиеся черные глаза на худощавом, сильно вытянутом лице смотрели на мир с удивлением и тревогой. Ноги его укрывал теплый шерстяной плед. По виду старика можно было судить, что он на этом свете не жилец.
— Мой отец, дон Энджел де Ла Плата, сеньоры, — торжественно произнесла Чела.
Старик протянул дрожащую руку Яношу.
— Сеньор Янош? Не могу описать, с каким удовольствием получил ваше письмо. Я испытал истинную радость. К вашему приезду все готово. Уже несколько недель на руднике работают люди. Да, несколько недель. Уверен, вы найдете состояние рудника более чем удовлетворительным.
Он продолжал без умолку болтать. Яношу, с трудом дождавшемуся паузы в его монологе, все же удалось представить меня дону де Ла Плата. Старик неоднократно повторял одно и то же. Говорил он резким, визгливым голосом сварливой старухи, так что слушать его было неприятно.
Девушка все же сумела прервать отца и сообщила, что в одной из комнат для нас накрыт стол. Я схватился за спинку инвалидного кресла и покатил старика, следуя за Челой. Покинув комнату, мы пересекли холл и оказались в дальней части дома, где на террасе, выходящей в заросший сад, стоял стол, сервированный на четыре персоны.
За столом нас обслуживали две женщины-индианки с мрачными, угрюмыми лицами. Они периодически появлялись, молча исполняя свою работу.
Сухого красного вина было в избытке, и его приходилось пить не из бокалов, а из огромных стаканов. Как только я опустошал свой, женщины тут же наливали мне снова. Еда была простой, полезной для здоровья и в огромных количествах. Типичная пища сельских жителей. Фриоли, густо сдобренные острой приправой чили, жареные, размером с тарелку, куски говядины, козий сыр, самый нежный из всех, который мне доводилось пробовать. Старик только тыкал в тарелку вилкой и ничего не ел. Теперь он хранил молчание, давая возможность дочери вести разговор.
— Надеюсь, дорога из Гуилы не показалась вам утомительной? — спросила Чела.
— Это была прекрасная поездка, — успокоил ее Янош. — Конечно, путешествовать в машине совсем другое дело. У священника от этой поездки остались самые наилучшие впечатления. Не правда ли, Киф?
— У священника? — удивилась она.
— Да. Он встретился нам в Гуиле перед самым отъездом в Мойяду. Зовут его отец Ван Хорн. Он американец и, как я понял, получил назначение в ваш приход. Мы оставили его в церкви, которая, должен сказать, в жутком состоянии.
— Да, вы правы, — сказала она и, нахмурившись, добавила: — Сеньор, мне бы очень хотелось отправиться вместе с вами в Мойяду и переговорить с этим священником. Вы не возражаете?
— О, с большим удовольствием, сеньорита, — ответил Янош и кашлянул. — Видите ли, у нас маленькая проблема. Дело в том, что нам в гостинице отказали, сославшись на отсутствие мест.
— Я поговорю с Морено, хозяином гостиницы. Думаю, все уладится, — успокоила нас девушка.
— А когда мы сможем осмотреть рудник, сеньорита? — спросил я.
— Думаю, завтра утром, если вам удобно. Он в трех милях отсюда. На автомобиле до него не добраться. Вы не против, если мы поедем на лошадях, сеньор? — обратилась она к Яношу.
Тот в знак согласия кивнул:
— Как скажете, сеньорита. Еще один вопрос.
— Какой же?
Янош несколько раз кашлянул, изобразив на своем лице смущение. Надо отметить, что роль свою он исполнял блестяще.
— Откроюсь вам, сеньорита. В Гуиле у меня была встреча с военным комендантом, полковником Бониллой, и он попытался отговорить нас от этой поездки. Он полагает, что мне и моему компаньону здесь у вас угрожает опасность.
— Ничего подобного, — возразила она монотонным голосом. — Полковник Бонилла не совсем в курсе событий.
— Сеньорита, — спокойно произнес Янош, — простите за назойливость, но полковник полагает, что ваш брат может вмешаться в наши дела. А он, как я понял, к сожалению, не в ладах с законом.
— Сеньор, по поручению отца здесь управляю я, — ответила Чела и поднялась из-за стола. — Мой брат не имеет никаких прав. Я оставляю вас буквально на минуту, а когда вернусь, отправимся в Мойяду, если не возражаете.
Как только Чела покинула террасу, я вопросительно посмотрел на Яноша. Тот, слегка покачав головой, принялся раскуривать сигару.
Старик, до этого молча сидевший в коляске, вдруг окинул нас злобным взглядом и пронзительно завопил:
— Кто вы такие? Что вы здесь делаете?
Я и Янош медленно поднялись со своих мест, но в этот момент дверь позади нас отворилась, и на террасу вышла Чела де Ла Плата. Старик дон Энджел продолжал истерически визжать, осыпая нас площадной бранью. Девушка, не обращая внимания на вопли отца, широко распахнула перед нами дверь, и мы вышли.
Янош и я, оставив Челу решать проблемы с отцом, направились к «мерседесу». Взбираясь с моей помощью на заднее сиденье машины, Янош с натянутой улыбкой произнес:
— Почему же Бонилла утаил от нас эту маленькую подробность?
О том же думал и я, но ничего не успел ответить, так как на пороге дома, одетая в дорожный костюм, появилась Чела. Она села рядом со мной на переднее сиденье, и на ее лице заиграла улыбка.
— Ну что, сеньор, поехали?
Вот так, легко и просто произнесла она эти слова, даже не попытавшись извиниться за отца, наговорившего нам столько грубостей. Всю дорогу до Мойяды меня занимали мысли о Бонилле. Было совершенно очевидно, что он сознательно скрыл от нас, что дон Энджел де Ла Плата окончательно спятил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56