А до этого он все больше проникался ненавистью к стране, в которой родился, – он считал ее загнивающей тиранией.
Он испытывал отвращение к отцу, преуспевающему нью-йоркскому повесе, который в восьмой раз развелся и снова женился, и к матери, почитаемой во всем мире греческой киноактрисе, уже оставившей своего шестого мужа, отвращение к ним обоим и к тому, что они представляли в этом мире, хотя не видел их с мальчишеского возраста и за прошедшие двадцать лет не получал от них никаких вестей. Его повседневные расходы, плата за обучение в школе и затем в Йеле оплачивались через посредничество афинской юридической фирмы.
Нет, этот мир, чтобы измениться к лучшему, нуждался в терроризме.
"Терроризм – орудие социальной войны. Он позволяет нескольким просвещенным личностям (таким, как “Друзья свободы”) ослабить железную хватку и волю реакционных сил, которые обладают властью и злоупотребляют ею.
С терроризма началась и успешно свершилась русская революция. Ирландская и Израильская республики своим существованием обязаны терроризму. Терроризм ИРА <Ирландская республиканская армия – подпольная северо-ирландская организация, силой оружия добивающаяся вывода британских войск из Ольстера.> во время первой мировой войны привел к появлению независимой Эйре <Ирландское название Ирландии.>. Терроризм группы “Иргун” в Палестине заставил англичан отказаться от своего мандата, и евреи смогли поэтому создать Израиль.
Алжир получил независимость от Франции, используя терроризм.
ООП, ныне представленная на международных конференциях и в ООН, прибегала к терроризму, чтобы привлечь к себе внимание всего мира.
Еще большего внимания удостоились в результате практики терроризма итальянские “красные бригады”.
Георгос Уинслоу Арчамболт закончил работу. Писанина утомляла его. К тому же он стал заметно отходить от революционной фразеологии, которая, как учили его на Кубе, была весьма важна как психологическое оружие и эмоциональная разрядка.
Но порой такой настрой сложно было поддерживать. Он встал, потянулся и зевнул. У него была красивая гибкая фигура, и он постоянно поддерживал себя в форме ежедневной напряженной зарядкой. Глянув в небольшое треснувшее зеркало на стене, он погладил пушистые, но аккуратные усы. Он отрастил их сразу после нападения на энергоблок “Ла Миссион”, когда работал под сотрудника Армии спасения. Согласно сообщениям, переданным в новостях на следующий день, один из охранников электростанции описывал его как хорошо выбритого человека, так что усы могли бы по крайней мере запутать опознание, если бы дело дошло когда-нибудь до этого. Конечно же, форма Армии спасения давно была уничтожена.
При воспоминании об удаче на “Ла Миссион” он усмехнулся. Единственное, чего он так и не сделал ни до диверсии на “Ла Миссион”, ни после, так это не отрастил бороду: она была бы самой настоящей меткой. Люди ведь думают, что революционеры обязательно бородатые и нечесаные. Георгос же внимательно следил за тем, чтобы казаться полной противоположностью. Когда бы он ни посещал свой скромный ист-сайдский домик, его вполне можно было принять за биржевого маклера или даже мелкого банкира. Это давалось ему без труда, потому что он любил хорошо одеваться. Деньги, которые афинский юрист все еще регулярно пересылал на счет Георгоса в Чикагском банке, позволяли вести безбедную жизнь. Правда, сейчас размер суммы уменьшился, а Георгос нуждался в значительных средствах для финансирования будущих планов “Друзей свободы”. К счастью, он уже получал кое-какую помощь от неких доброжелателей, и она должна была возрасти.
Лишь одна деталь в облике Георгоса не соответствовала старательно играемой им роли обычного служащего – руки. Еще со времени начала своих увлечений химическими веществами, а потом и взрывчаткой он был неосторожен и работал без защитных перчаток. И вот теперь руки его были покрыты шрамами, обезображены пятнами. Сейчас он старался быть более осторожным, но было уже поздно. Он даже хотел провести пересадку кожи, но риск казался слишком большим, и ему не оставалось ничего другого, как стараться прятать руки от посторонних взглядов, когда он бывал вне дома.
Аппетитный запах фаршированного сладкого перца доносился до него сверху. Его женщина, Иветта, была прекрасной стряпухой, она знала, что нравилось Георгосу, и старалась угодить ему. Вдобавок она с благоговейным трепетом относилась к его учебе, так как самой ей почти не пришлось ходить в школу.
Он делил Иветту еще с тремя “борцами за свободу”, жившими в этом доме, – Уэйдом, ученым вроде Георгоса и приверженцем Маркса и Энгельса, Ютом, американским индейцем, испытывавшим жгучую ненависть к официальным институтам, грозившим уничтожением национальной самобытности его народа, и Феликсом, типичным продуктом задворок Детройта, чья философия заключалась в том, чтобы жечь, убивать, в общем, уничтожать все ему враждебное.
Хотя у всех четверых были равные права на Иветту, Георгос испытывал к ней какое-то собственническое чувство, граничащее с привязанностью. Испытывал и презирал себя за неспособность соответствовать тому пункту “Революционного катехизиса”, приписываемого двум русским девятнадцатого века – Бакунину и Нечаеву, который гласил, в частности:
"Революционер – потерянный человек. У него нет собственных интересов, чувств, привычек, вещей… Все в нем поглощено единственным и исключительным интересом, одной мыслью и одной страстью – революцией… Он порвал всякие связи с гражданским порядком, с просвещенным миром и всеми законами, конвенциями и.., с этикой этого мира.
Все теплые чувства семейной жизни, дружбы, любви, благодарности и даже чести должны замолчать в нем… Днем и ночью им должна владеть только одна мысль и только одна задача: беспощадное разрушение…
В характере настоящего революционера нет места для какого бы то ни было романтизма, сентиментальности, воодушевления или соблазна… Всегда и везде он должен становиться не тем, кем его делают его собственные порывы, а тем, что соответствует общему интересу революционных требований”.
Закрывая журнал, Георгос подумал, что боевое коммюнике с его справедливыми требованиями должно поступить на одну из радиостанций города уже сегодня.
Как обычно, его оставят в безопасном месте, а потом на радиостанцию позвонят и сообщат об этом.
Эти идиоты с радио из шкуры выскочат, лишь бы достать коммюнике. Эта сводка станет прекрасным материальчиком для вечерних новостей.
Глава 12
– Прежде всего, – начала Лаура Бо Кармайкл, когда они заказали выпивку – мартини ей и “Кровавую Мэри” Ниму Голдману, – я бы хотела сказать, что сожалею по поводу кончины вашего президента, мистера Фентона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Он испытывал отвращение к отцу, преуспевающему нью-йоркскому повесе, который в восьмой раз развелся и снова женился, и к матери, почитаемой во всем мире греческой киноактрисе, уже оставившей своего шестого мужа, отвращение к ним обоим и к тому, что они представляли в этом мире, хотя не видел их с мальчишеского возраста и за прошедшие двадцать лет не получал от них никаких вестей. Его повседневные расходы, плата за обучение в школе и затем в Йеле оплачивались через посредничество афинской юридической фирмы.
Нет, этот мир, чтобы измениться к лучшему, нуждался в терроризме.
"Терроризм – орудие социальной войны. Он позволяет нескольким просвещенным личностям (таким, как “Друзья свободы”) ослабить железную хватку и волю реакционных сил, которые обладают властью и злоупотребляют ею.
С терроризма началась и успешно свершилась русская революция. Ирландская и Израильская республики своим существованием обязаны терроризму. Терроризм ИРА <Ирландская республиканская армия – подпольная северо-ирландская организация, силой оружия добивающаяся вывода британских войск из Ольстера.> во время первой мировой войны привел к появлению независимой Эйре <Ирландское название Ирландии.>. Терроризм группы “Иргун” в Палестине заставил англичан отказаться от своего мандата, и евреи смогли поэтому создать Израиль.
Алжир получил независимость от Франции, используя терроризм.
ООП, ныне представленная на международных конференциях и в ООН, прибегала к терроризму, чтобы привлечь к себе внимание всего мира.
Еще большего внимания удостоились в результате практики терроризма итальянские “красные бригады”.
Георгос Уинслоу Арчамболт закончил работу. Писанина утомляла его. К тому же он стал заметно отходить от революционной фразеологии, которая, как учили его на Кубе, была весьма важна как психологическое оружие и эмоциональная разрядка.
Но порой такой настрой сложно было поддерживать. Он встал, потянулся и зевнул. У него была красивая гибкая фигура, и он постоянно поддерживал себя в форме ежедневной напряженной зарядкой. Глянув в небольшое треснувшее зеркало на стене, он погладил пушистые, но аккуратные усы. Он отрастил их сразу после нападения на энергоблок “Ла Миссион”, когда работал под сотрудника Армии спасения. Согласно сообщениям, переданным в новостях на следующий день, один из охранников электростанции описывал его как хорошо выбритого человека, так что усы могли бы по крайней мере запутать опознание, если бы дело дошло когда-нибудь до этого. Конечно же, форма Армии спасения давно была уничтожена.
При воспоминании об удаче на “Ла Миссион” он усмехнулся. Единственное, чего он так и не сделал ни до диверсии на “Ла Миссион”, ни после, так это не отрастил бороду: она была бы самой настоящей меткой. Люди ведь думают, что революционеры обязательно бородатые и нечесаные. Георгос же внимательно следил за тем, чтобы казаться полной противоположностью. Когда бы он ни посещал свой скромный ист-сайдский домик, его вполне можно было принять за биржевого маклера или даже мелкого банкира. Это давалось ему без труда, потому что он любил хорошо одеваться. Деньги, которые афинский юрист все еще регулярно пересылал на счет Георгоса в Чикагском банке, позволяли вести безбедную жизнь. Правда, сейчас размер суммы уменьшился, а Георгос нуждался в значительных средствах для финансирования будущих планов “Друзей свободы”. К счастью, он уже получал кое-какую помощь от неких доброжелателей, и она должна была возрасти.
Лишь одна деталь в облике Георгоса не соответствовала старательно играемой им роли обычного служащего – руки. Еще со времени начала своих увлечений химическими веществами, а потом и взрывчаткой он был неосторожен и работал без защитных перчаток. И вот теперь руки его были покрыты шрамами, обезображены пятнами. Сейчас он старался быть более осторожным, но было уже поздно. Он даже хотел провести пересадку кожи, но риск казался слишком большим, и ему не оставалось ничего другого, как стараться прятать руки от посторонних взглядов, когда он бывал вне дома.
Аппетитный запах фаршированного сладкого перца доносился до него сверху. Его женщина, Иветта, была прекрасной стряпухой, она знала, что нравилось Георгосу, и старалась угодить ему. Вдобавок она с благоговейным трепетом относилась к его учебе, так как самой ей почти не пришлось ходить в школу.
Он делил Иветту еще с тремя “борцами за свободу”, жившими в этом доме, – Уэйдом, ученым вроде Георгоса и приверженцем Маркса и Энгельса, Ютом, американским индейцем, испытывавшим жгучую ненависть к официальным институтам, грозившим уничтожением национальной самобытности его народа, и Феликсом, типичным продуктом задворок Детройта, чья философия заключалась в том, чтобы жечь, убивать, в общем, уничтожать все ему враждебное.
Хотя у всех четверых были равные права на Иветту, Георгос испытывал к ней какое-то собственническое чувство, граничащее с привязанностью. Испытывал и презирал себя за неспособность соответствовать тому пункту “Революционного катехизиса”, приписываемого двум русским девятнадцатого века – Бакунину и Нечаеву, который гласил, в частности:
"Революционер – потерянный человек. У него нет собственных интересов, чувств, привычек, вещей… Все в нем поглощено единственным и исключительным интересом, одной мыслью и одной страстью – революцией… Он порвал всякие связи с гражданским порядком, с просвещенным миром и всеми законами, конвенциями и.., с этикой этого мира.
Все теплые чувства семейной жизни, дружбы, любви, благодарности и даже чести должны замолчать в нем… Днем и ночью им должна владеть только одна мысль и только одна задача: беспощадное разрушение…
В характере настоящего революционера нет места для какого бы то ни было романтизма, сентиментальности, воодушевления или соблазна… Всегда и везде он должен становиться не тем, кем его делают его собственные порывы, а тем, что соответствует общему интересу революционных требований”.
Закрывая журнал, Георгос подумал, что боевое коммюнике с его справедливыми требованиями должно поступить на одну из радиостанций города уже сегодня.
Как обычно, его оставят в безопасном месте, а потом на радиостанцию позвонят и сообщат об этом.
Эти идиоты с радио из шкуры выскочат, лишь бы достать коммюнике. Эта сводка станет прекрасным материальчиком для вечерних новостей.
Глава 12
– Прежде всего, – начала Лаура Бо Кармайкл, когда они заказали выпивку – мартини ей и “Кровавую Мэри” Ниму Голдману, – я бы хотела сказать, что сожалею по поводу кончины вашего президента, мистера Фентона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149