Мне остается одно: оставить этот мир, проклиная его последними словами. Я должен как можно скорее подобрать самые сильные и самые горькие выражения для моей последней реплики. Вы хороший знаток ругательств, капитан Малахайд. Придумайте для меня что-нибудь побезобразней.
Я видел, что он говорит совершенно серьезно, и решил его немного подбодрить:
– Все-таки вы не можете знать точно, сбудется ли ваше предчувствие. Пока что факты говорят скорее против. Во всяком случае, у вас несомненно осталось еще несколько часов. И среди них вполне может оказаться ваш звездный миг. Стоит ли судить о будущем, основываясь лишь на неудачном прошлом. Не спешите увенчать свое чело тяжким венцом отчаяния.
– Сударь, – отвечал Руиз, – я должен признаться, что теперь даже не имею понятия, каким мог бы быть мой звездный миг. Я проиграл, сударь, так же как и вы. Очевидно, мы принадлежим к проигравшему поколению, и наша участь еще печальней, чем у детей Израилевых: нет даже воронов, чтобы выклевать наши глаза. Мне кажется, сама Природа каким-то таинственным и ужасным образом обрекла меня на поражение. В отчаянии мы изо всех сил пытаемся отомстить ей своими жалкими ничтожными грехами. Мы как червяки, которые извиваются, когда на них наступили, и тщетно пытаются кого-то укусить; но, в конце концов, кусают лишь себя.
Пока он говорил, из глубин моего подсознательного явился образ Франчески Шеферд. И этот образ до того ободрил меня, что я вновь поднял свой стакан и заявил:
– А я оптимист. Я думаю, в мире и в жизни все же есть красота. И мне кажется, некоторая часть ее – и довольно изрядная – отмерена и приготовлена специально для меня. Когда-нибудь я обязательно найду ее.
– Сударь, – возразил Руиз, – вы, конечно, можете позволить себе оптимизм. Вас не терзает никакое предчувствие. Ваши надежды еще ничем не омрачены.
Я хлебнул еще немного щелака и вновь увидел чудесный образ Франчески.
– Солнце, луна и звезды, – продолжал я, – изливают на меня свой благословенный свет. Но они изливают его и еще на кого-то. И я найду ее, я научусь петь для нее, и все мерзости уплывут в прошлое и будут забыты, когда я склоню свою усталую, но счастливую голову на ее прекрасную юную грудь и обрету радость и покой, которые так долго от меня ускользали.
Руиз хотел что-то сказать по поводу моего заявления, но тут бармен включил радиоприемник, и комментарий Руиза утонул в оглушительном шуме атмосферных помех. Послышался голос радиокорреспондента, сообщавшего последние новости.
Корреспондент сказал, что находится со своим микрофоном в Тридцать Пятом Жилом и Малом Деловом Районе и ведет репортаж о злодеяниях тигра, в программе, финансируемой фирмой «Плотцглюдер – консервированные сыры». Правда, сам корреспондент не видел тигра, но имел возможность беседовать с очевидцами. Кроме того, именно в этом районе зверь разрушил почти все здания и убил сотни людей.
– А теперь послушаем Иону Рэндолфа, плотника, который своими глазами видел катастрофу, но спасся от тигра, спрятавшись в канализационной трубе.
– Ну, такой зверюги я еще не видел, – начал Иона Рэндолф. – В общем, я сразу побежал. Глазищи у него – прямо как фары. И ревет как черт… э-э… прощу прощения, вырвалось. Как хватит своей лапищей – и полдома нет. Ну, люди побежали – да что толку. Он их всех перебил. Я вот только и остался.
– Благодарю вас, господин Рэндолф, благодарю вас! Спасибо вам за ваш красочный рассказ! Да, дорогие радиослушатели, господин Рэндолф прав! С того места, откуда мы ведем наш репортаж, хорошо видны здания, подвергшиеся нападению тигра, и, поверьте мне, они выглядят так, будто здесь недавно прошел ураган! Люди собирают свои пожитки и покидают этот район города. С минуты на минуту ожидается прибытие Национальной Гвардии, которая должна предотвратить грабежи и охранять покинутую собственность, пока тигр не будет изгнан!.. Вот, кажется, подъезжает большой грузовик… Я вижу его фары на Калле Гранде… Слышен рев мотора… Очевидно, это уже Национальная Гвардия… Значит, теперь люди смогут вздохнуть спокойно… Хм, одну минуту!.. Похоже, это не грузовик… Фары слишком велики… Что же это, черт побери!.. Господин Рэндолф! Подождите, господин Рэндолф! О Боже, это тигр!.. О Господи…
Послышался жуткий рев, и радиоприемник умолк.
Вик Руиз заказал еще два стакана щелака.
– Сударь, – сказал он, – я предлагаю сидеть здесь и пить, пока не придет тигр. По-моему, нет смысла бежать и спасаться.
– Может, он сюда и не доберется, – предположил я, – мне кажется, мы очень далеко от Тридцать Пятого Жилого и Малого Делового Районов.
– Далеко, – согласился Руиз, – только что значит расстояние для Господнего Гнева.
На это я не смог ничего ответить.
Потом дверь резко распахнулась, и в кабачок вошел бедно одетый довольно сурового вида человек. Он сразу заметил нас с Руизом и спросил:
– Вы оба Безработные, не так ли?
– Сударь, – ответил Руиз, – мы не занимаемся никакой работой, если вы это имеете в виду.
– Конечно, я имею в виду это! – воскликнул незнакомец. – А теперь немедленно отправляйтесь в Приют и доложите о себе коменданту Блику. Чертовы Ветераны применили против нас пулемет; полегла чуть ли не целая фаланга наших; нам срочно нужно подкрепление. Вы тут накачиваетесь щелаком, а ваши товарищи погибают в окопах у Городского Казначейства.
– Товарищи! – возмутился Руиз. – Вы хотите сказать, что у нас есть товарищи в Национальной Федерации Безработных? Сударь, ей-богу, это оскорбление! Как вы могли вообразить, будто мы имеем какое-то отношение к вашей безумной затее? Выкиньте немедленно из головы подобные мысли!
Человек с суровым лицом был явно ошеломлен. Он снова оглядел наши костюмы и пробормотал:
– Так у вас что, нет нашего удостоверения?
– Нет, сударь, клянусь, нет, – ответил Руиз.
– Значит, вы против нас! – Тон незнакомца стал явно угрожающим.
– Сударь, мы не против вас и не против ваших врагов. Мы просто два самых нейтральных человека в Хейлар-Вее, и нам абсолютно ни до чего нет дела. Мы не участвуем в той перепалке из-за городской Казны, которую вы и ваши друзья затеяли с Престарелыми и Ветеранами.
– Да, черт возьми, мы сражаемся! – воскликнул человек с суровым лицом. – И это не какая-нибудь «перепалка»! Это война не на жизнь, а на смерть! Мы сражаемся за то, что принадлежит нам по праву, за честный дележ, за свое право на жизнь! И вот что я тебе скажу, вшивый пьянчуга! Тот, кто не с нами – тот против нас, и мы его не забудем. Вы считаете себя нейтралами, но сейчас не может быть такой вещи, как нейтралитет. Сегодня нам пришлось немного отступить, но, клянусь, мы вернем утраченные позиции и вознаградим тех, кто стоял в наших рядах, и позаботимся о тех, кто был против нас. Нейтралы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Я видел, что он говорит совершенно серьезно, и решил его немного подбодрить:
– Все-таки вы не можете знать точно, сбудется ли ваше предчувствие. Пока что факты говорят скорее против. Во всяком случае, у вас несомненно осталось еще несколько часов. И среди них вполне может оказаться ваш звездный миг. Стоит ли судить о будущем, основываясь лишь на неудачном прошлом. Не спешите увенчать свое чело тяжким венцом отчаяния.
– Сударь, – отвечал Руиз, – я должен признаться, что теперь даже не имею понятия, каким мог бы быть мой звездный миг. Я проиграл, сударь, так же как и вы. Очевидно, мы принадлежим к проигравшему поколению, и наша участь еще печальней, чем у детей Израилевых: нет даже воронов, чтобы выклевать наши глаза. Мне кажется, сама Природа каким-то таинственным и ужасным образом обрекла меня на поражение. В отчаянии мы изо всех сил пытаемся отомстить ей своими жалкими ничтожными грехами. Мы как червяки, которые извиваются, когда на них наступили, и тщетно пытаются кого-то укусить; но, в конце концов, кусают лишь себя.
Пока он говорил, из глубин моего подсознательного явился образ Франчески Шеферд. И этот образ до того ободрил меня, что я вновь поднял свой стакан и заявил:
– А я оптимист. Я думаю, в мире и в жизни все же есть красота. И мне кажется, некоторая часть ее – и довольно изрядная – отмерена и приготовлена специально для меня. Когда-нибудь я обязательно найду ее.
– Сударь, – возразил Руиз, – вы, конечно, можете позволить себе оптимизм. Вас не терзает никакое предчувствие. Ваши надежды еще ничем не омрачены.
Я хлебнул еще немного щелака и вновь увидел чудесный образ Франчески.
– Солнце, луна и звезды, – продолжал я, – изливают на меня свой благословенный свет. Но они изливают его и еще на кого-то. И я найду ее, я научусь петь для нее, и все мерзости уплывут в прошлое и будут забыты, когда я склоню свою усталую, но счастливую голову на ее прекрасную юную грудь и обрету радость и покой, которые так долго от меня ускользали.
Руиз хотел что-то сказать по поводу моего заявления, но тут бармен включил радиоприемник, и комментарий Руиза утонул в оглушительном шуме атмосферных помех. Послышался голос радиокорреспондента, сообщавшего последние новости.
Корреспондент сказал, что находится со своим микрофоном в Тридцать Пятом Жилом и Малом Деловом Районе и ведет репортаж о злодеяниях тигра, в программе, финансируемой фирмой «Плотцглюдер – консервированные сыры». Правда, сам корреспондент не видел тигра, но имел возможность беседовать с очевидцами. Кроме того, именно в этом районе зверь разрушил почти все здания и убил сотни людей.
– А теперь послушаем Иону Рэндолфа, плотника, который своими глазами видел катастрофу, но спасся от тигра, спрятавшись в канализационной трубе.
– Ну, такой зверюги я еще не видел, – начал Иона Рэндолф. – В общем, я сразу побежал. Глазищи у него – прямо как фары. И ревет как черт… э-э… прощу прощения, вырвалось. Как хватит своей лапищей – и полдома нет. Ну, люди побежали – да что толку. Он их всех перебил. Я вот только и остался.
– Благодарю вас, господин Рэндолф, благодарю вас! Спасибо вам за ваш красочный рассказ! Да, дорогие радиослушатели, господин Рэндолф прав! С того места, откуда мы ведем наш репортаж, хорошо видны здания, подвергшиеся нападению тигра, и, поверьте мне, они выглядят так, будто здесь недавно прошел ураган! Люди собирают свои пожитки и покидают этот район города. С минуты на минуту ожидается прибытие Национальной Гвардии, которая должна предотвратить грабежи и охранять покинутую собственность, пока тигр не будет изгнан!.. Вот, кажется, подъезжает большой грузовик… Я вижу его фары на Калле Гранде… Слышен рев мотора… Очевидно, это уже Национальная Гвардия… Значит, теперь люди смогут вздохнуть спокойно… Хм, одну минуту!.. Похоже, это не грузовик… Фары слишком велики… Что же это, черт побери!.. Господин Рэндолф! Подождите, господин Рэндолф! О Боже, это тигр!.. О Господи…
Послышался жуткий рев, и радиоприемник умолк.
Вик Руиз заказал еще два стакана щелака.
– Сударь, – сказал он, – я предлагаю сидеть здесь и пить, пока не придет тигр. По-моему, нет смысла бежать и спасаться.
– Может, он сюда и не доберется, – предположил я, – мне кажется, мы очень далеко от Тридцать Пятого Жилого и Малого Делового Районов.
– Далеко, – согласился Руиз, – только что значит расстояние для Господнего Гнева.
На это я не смог ничего ответить.
Потом дверь резко распахнулась, и в кабачок вошел бедно одетый довольно сурового вида человек. Он сразу заметил нас с Руизом и спросил:
– Вы оба Безработные, не так ли?
– Сударь, – ответил Руиз, – мы не занимаемся никакой работой, если вы это имеете в виду.
– Конечно, я имею в виду это! – воскликнул незнакомец. – А теперь немедленно отправляйтесь в Приют и доложите о себе коменданту Блику. Чертовы Ветераны применили против нас пулемет; полегла чуть ли не целая фаланга наших; нам срочно нужно подкрепление. Вы тут накачиваетесь щелаком, а ваши товарищи погибают в окопах у Городского Казначейства.
– Товарищи! – возмутился Руиз. – Вы хотите сказать, что у нас есть товарищи в Национальной Федерации Безработных? Сударь, ей-богу, это оскорбление! Как вы могли вообразить, будто мы имеем какое-то отношение к вашей безумной затее? Выкиньте немедленно из головы подобные мысли!
Человек с суровым лицом был явно ошеломлен. Он снова оглядел наши костюмы и пробормотал:
– Так у вас что, нет нашего удостоверения?
– Нет, сударь, клянусь, нет, – ответил Руиз.
– Значит, вы против нас! – Тон незнакомца стал явно угрожающим.
– Сударь, мы не против вас и не против ваших врагов. Мы просто два самых нейтральных человека в Хейлар-Вее, и нам абсолютно ни до чего нет дела. Мы не участвуем в той перепалке из-за городской Казны, которую вы и ваши друзья затеяли с Престарелыми и Ветеранами.
– Да, черт возьми, мы сражаемся! – воскликнул человек с суровым лицом. – И это не какая-нибудь «перепалка»! Это война не на жизнь, а на смерть! Мы сражаемся за то, что принадлежит нам по праву, за честный дележ, за свое право на жизнь! И вот что я тебе скажу, вшивый пьянчуга! Тот, кто не с нами – тот против нас, и мы его не забудем. Вы считаете себя нейтралами, но сейчас не может быть такой вещи, как нейтралитет. Сегодня нам пришлось немного отступить, но, клянусь, мы вернем утраченные позиции и вознаградим тех, кто стоял в наших рядах, и позаботимся о тех, кто был против нас. Нейтралы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34