Я знал, что если разобью машину, нам не выбраться из этого бесконечного леса никогда.
Мне всегда нравились деревья - по натуре я любитель природы - но, глядя вниз на тысячемильную глушь, я чувствовал холодок страха и что-то похожее на ненависть. Во мне самом были пустота и одиночестве. Они стояли там - взводами, дивизиями, армиями, собираясь схватить нас и спрятать навек...
И тут я увидел крошечное желтое пятно впереди. Сверху оно казалось не больше моей ладони, но это было чистое место - крохотное святилище в самом сердце неприятельского лагеря. Мы сближались, и оно росло, пока на превратилось в несколько акров красновато-желтой земли, свободной от деревьев. Это был самый чудесный пейзаж из всех виденных мною раньше!
Когда машина прокатилась и остановилась на поразительно ровной земле, я повернулся и поглядел на доктора Стэйда. Он закуривал сигарету. Его спичка догорела, он ухмыльнулся и я понял, что он в порядке. Смешно, но никто из нас не заговорил с тех пор, как смолк мотор. Да и что было говорить?
Мы вылезли и огляделись. Неподалеку маленькая речка бежала на север, чтобы в конце концов припасть к Ледовитому океану. Спасший нас клочок земли находился к западу от изгиба реки. На восточной стороне виднелся крутой утес, поднимавшийся над рекой футов на триста. Нижний слой выглядел как грязное стекло. Над ним был слой конгломератов и осадочных пород. Венчая все, мрачный лес угрожающе скалился нам в лицо.
- Странная скала, - прокомментировал я, указывая на нижний слой.
- Лед, - сказал Стэйд. - Друг мой, вы смотрите на остатки позднего ледникового периода, который произвел жуткие разрушения, вторгшись в плейстоцен. Чем мы, кстати, собираемся питаться?
- У нас есть ружья, - напомнил я.
- Очень предусмотрительно было с вашей стороны получить разрешение на оружие и боеприпасы. Но что вы собираетесь стрелять?
Я пожал плечами.
- Что-нибудь здесь есть, Для чего тогда деревья? А в промежутке употребим сэндвичи и пару термосов горячего кофе. Надеюсь, горячего...
Оказалось, напрасно.
Я взял дробовик и пошел вверх по течению реки. Попался заяц, кожа да кости, и стайка птиц, похожих на куропаток. Когда я вернулся в лагерь, погода становилась угрожающей. К северу от нас собирался дождь. Видны были молнии, погромыхивал глухой гром.
Мы уже откатили самолет на западный, самый высокий участок прогалины и загнали его так глубоко под укрытие деревьев, как только смогли. Больше ничего нельзя было сделать.
Когда мы приготовили и съели ужин, зарядил дождь. Долгие северные сумерки были стерты сердитыми тучами, что катились низко-низко с севера. Гром рушился на нас. Молнии рассыпали бледные бриллианты вокруг. Мы заползли в кабину и расстелили подстилки и одежду на полу за сиденьями.
Дождь все лил. То, что он когда-то сделал с древней Арменией за сорок дней и сорок ночей, с безымянной рекой где-то в Сибири он сделал за одну ночь. Никогда не забуду этот потоп!
* * *
Не знаю, сколько я спал, но когда проснулся, лило не просто как из ведра, а как из бочки. Я выглянул в окно. Очередная вспышка молнии озарила реку, бурлившую в нескольких футах от плоскостей.
Я растолкал доктора Стэйда и обратил его внимание на наше опасное положение.
- Черт! - сказал он. - Подождем, пока поплывем. - Он перевернулся на другой бок и снова заснул. Конечно, это же не его машина, да и пловец, он, наверное, сильный. Я - нет.
Всю оставшуюся ночь я пролежал без сна. Поток поднялся почти на фут по стойке переднего шасси; лотом вода начала спадать.
На следующее утро вода бежала по новому руслу в нескольких ярдах от самолета, а утес отступил по крайней мере футов на пятьдесят к востоку. Передняя часть его обрушилась в реку и была снесена. Нижний слой был чистым, сверкающим льдом.
- Это интересно, - сказал доктор. - Там случайно не осталось зайца или куропатки?
Осталось, мы их прикончили. Затем вылезли и зашлепали по грязи. Я принялся за карбюратор. Стэйд изучал хаос, устроенный бурей.
Спустившись к краю реки до нового утеса, он вдруг громко позвал меня. Я никогда не видел, чтобы профессор проявлял столько энтузиазма, разве что когда он честил своих неприятелей - медиков. Пришлось бежать.
Ничего такого восхитительного я сначала не увидел.
- Что это вас так заинтересовало? - поинтересовался я.
- Иди сюда, ирландец тупой, и погляди на человека пятидесяти тысяч лет отроду, а то и постарше! - Стэйд наполовину немец, наполовину шотландец, только это и объясняет его жуткий юмор.
Мне стало тревожно. Я подумал, что это, возможно, жар, но у него не было жара. И действием высоты это не могло быть; поэтому я решил, что это наследственное, когда пробирался к нему.
- Гляди! - сказал он. Его палец указывал через реку на утес.
Я взглянул - и точно. В массивный лед вмерзло человеческое тело. Он был одет в меха и оброс могучей бородой. Человек лежал на боку, подложив руку под голову, словно крепко спал.
Стэйд был в экстазе. Он стоял там, выкатив глаза и таращился на тело. Наконец шумно перевел дыхание.
- Ты сознаешь, Пат, что мы смотрим на человека, жившего пятьдесят тысяч лет назад, человека каменного века?
- Это подарок для тебя, док, - сказал я.
- Для меня? О чем ты?
- Ты можешь оттаять его и вернуть к жизни.
Стэйд посмотрел на меня безо всякого выражения, словно не понял, о чем это я. Губы его некоторое время бесшумно двигались, потом он покачал головой.
- Боюсь, этот экземпляр промораживался слишком долго, - сказал он.
- Пятьдесят тысяч лет, конечно, это срок, но почему бы не попытаться? По крайней мере будешь занят, пока я чиню двигатель и пытаюсь вытащить нас отсюда.
Он снова уставился на меня пустыми глазами. Они были так же холодны и безжизненны сейчас, как тот далекий ледяной утес.
- Ладно, Падди, дружок, - сказал он наконец. - Но тебе придется помочь мне.
* * *
Мое предложение было шуткой, однако Стэйд был убийственно серьезен, когда принялся за дело. От меня толку было немного, потому что через пару дней я свалился в странной комбинации простуды и лихорадки, отчего большую часть времени был слегка не в себе. Но когда я мог, я работал.
Две недели у нас ушло на постройку грубой хижины из молодых стволов, скрепленных глиной. Там были очаг и скамья для принадлежностей, захваченных с собой Стэйдом. Еще две недели мы вырубали нашего пещерного человека изо льда. Мы вынуждены были быть очень осторожными: была опасность расколоть его.
Я дал ему имя. Во льду, облаченный в шкуры, с мохнатым лицом, он был похож на громадного мордатого медведя-гризли, которого я видел однажды в Йеллоустоуне. Звали того гризли Джимбер-Джо, так же я окрестил и наше открытие. Лихорадка меня шатала - я чувствовал себя, словно после недельного загула.
Так или иначе, мы вырубили нашего замороженного, оставив его заключенным в небольшой кусок льда.
1 2 3 4 5 6
Мне всегда нравились деревья - по натуре я любитель природы - но, глядя вниз на тысячемильную глушь, я чувствовал холодок страха и что-то похожее на ненависть. Во мне самом были пустота и одиночестве. Они стояли там - взводами, дивизиями, армиями, собираясь схватить нас и спрятать навек...
И тут я увидел крошечное желтое пятно впереди. Сверху оно казалось не больше моей ладони, но это было чистое место - крохотное святилище в самом сердце неприятельского лагеря. Мы сближались, и оно росло, пока на превратилось в несколько акров красновато-желтой земли, свободной от деревьев. Это был самый чудесный пейзаж из всех виденных мною раньше!
Когда машина прокатилась и остановилась на поразительно ровной земле, я повернулся и поглядел на доктора Стэйда. Он закуривал сигарету. Его спичка догорела, он ухмыльнулся и я понял, что он в порядке. Смешно, но никто из нас не заговорил с тех пор, как смолк мотор. Да и что было говорить?
Мы вылезли и огляделись. Неподалеку маленькая речка бежала на север, чтобы в конце концов припасть к Ледовитому океану. Спасший нас клочок земли находился к западу от изгиба реки. На восточной стороне виднелся крутой утес, поднимавшийся над рекой футов на триста. Нижний слой выглядел как грязное стекло. Над ним был слой конгломератов и осадочных пород. Венчая все, мрачный лес угрожающе скалился нам в лицо.
- Странная скала, - прокомментировал я, указывая на нижний слой.
- Лед, - сказал Стэйд. - Друг мой, вы смотрите на остатки позднего ледникового периода, который произвел жуткие разрушения, вторгшись в плейстоцен. Чем мы, кстати, собираемся питаться?
- У нас есть ружья, - напомнил я.
- Очень предусмотрительно было с вашей стороны получить разрешение на оружие и боеприпасы. Но что вы собираетесь стрелять?
Я пожал плечами.
- Что-нибудь здесь есть, Для чего тогда деревья? А в промежутке употребим сэндвичи и пару термосов горячего кофе. Надеюсь, горячего...
Оказалось, напрасно.
Я взял дробовик и пошел вверх по течению реки. Попался заяц, кожа да кости, и стайка птиц, похожих на куропаток. Когда я вернулся в лагерь, погода становилась угрожающей. К северу от нас собирался дождь. Видны были молнии, погромыхивал глухой гром.
Мы уже откатили самолет на западный, самый высокий участок прогалины и загнали его так глубоко под укрытие деревьев, как только смогли. Больше ничего нельзя было сделать.
Когда мы приготовили и съели ужин, зарядил дождь. Долгие северные сумерки были стерты сердитыми тучами, что катились низко-низко с севера. Гром рушился на нас. Молнии рассыпали бледные бриллианты вокруг. Мы заползли в кабину и расстелили подстилки и одежду на полу за сиденьями.
Дождь все лил. То, что он когда-то сделал с древней Арменией за сорок дней и сорок ночей, с безымянной рекой где-то в Сибири он сделал за одну ночь. Никогда не забуду этот потоп!
* * *
Не знаю, сколько я спал, но когда проснулся, лило не просто как из ведра, а как из бочки. Я выглянул в окно. Очередная вспышка молнии озарила реку, бурлившую в нескольких футах от плоскостей.
Я растолкал доктора Стэйда и обратил его внимание на наше опасное положение.
- Черт! - сказал он. - Подождем, пока поплывем. - Он перевернулся на другой бок и снова заснул. Конечно, это же не его машина, да и пловец, он, наверное, сильный. Я - нет.
Всю оставшуюся ночь я пролежал без сна. Поток поднялся почти на фут по стойке переднего шасси; лотом вода начала спадать.
На следующее утро вода бежала по новому руслу в нескольких ярдах от самолета, а утес отступил по крайней мере футов на пятьдесят к востоку. Передняя часть его обрушилась в реку и была снесена. Нижний слой был чистым, сверкающим льдом.
- Это интересно, - сказал доктор. - Там случайно не осталось зайца или куропатки?
Осталось, мы их прикончили. Затем вылезли и зашлепали по грязи. Я принялся за карбюратор. Стэйд изучал хаос, устроенный бурей.
Спустившись к краю реки до нового утеса, он вдруг громко позвал меня. Я никогда не видел, чтобы профессор проявлял столько энтузиазма, разве что когда он честил своих неприятелей - медиков. Пришлось бежать.
Ничего такого восхитительного я сначала не увидел.
- Что это вас так заинтересовало? - поинтересовался я.
- Иди сюда, ирландец тупой, и погляди на человека пятидесяти тысяч лет отроду, а то и постарше! - Стэйд наполовину немец, наполовину шотландец, только это и объясняет его жуткий юмор.
Мне стало тревожно. Я подумал, что это, возможно, жар, но у него не было жара. И действием высоты это не могло быть; поэтому я решил, что это наследственное, когда пробирался к нему.
- Гляди! - сказал он. Его палец указывал через реку на утес.
Я взглянул - и точно. В массивный лед вмерзло человеческое тело. Он был одет в меха и оброс могучей бородой. Человек лежал на боку, подложив руку под голову, словно крепко спал.
Стэйд был в экстазе. Он стоял там, выкатив глаза и таращился на тело. Наконец шумно перевел дыхание.
- Ты сознаешь, Пат, что мы смотрим на человека, жившего пятьдесят тысяч лет назад, человека каменного века?
- Это подарок для тебя, док, - сказал я.
- Для меня? О чем ты?
- Ты можешь оттаять его и вернуть к жизни.
Стэйд посмотрел на меня безо всякого выражения, словно не понял, о чем это я. Губы его некоторое время бесшумно двигались, потом он покачал головой.
- Боюсь, этот экземпляр промораживался слишком долго, - сказал он.
- Пятьдесят тысяч лет, конечно, это срок, но почему бы не попытаться? По крайней мере будешь занят, пока я чиню двигатель и пытаюсь вытащить нас отсюда.
Он снова уставился на меня пустыми глазами. Они были так же холодны и безжизненны сейчас, как тот далекий ледяной утес.
- Ладно, Падди, дружок, - сказал он наконец. - Но тебе придется помочь мне.
* * *
Мое предложение было шуткой, однако Стэйд был убийственно серьезен, когда принялся за дело. От меня толку было немного, потому что через пару дней я свалился в странной комбинации простуды и лихорадки, отчего большую часть времени был слегка не в себе. Но когда я мог, я работал.
Две недели у нас ушло на постройку грубой хижины из молодых стволов, скрепленных глиной. Там были очаг и скамья для принадлежностей, захваченных с собой Стэйдом. Еще две недели мы вырубали нашего пещерного человека изо льда. Мы вынуждены были быть очень осторожными: была опасность расколоть его.
Я дал ему имя. Во льду, облаченный в шкуры, с мохнатым лицом, он был похож на громадного мордатого медведя-гризли, которого я видел однажды в Йеллоустоуне. Звали того гризли Джимбер-Джо, так же я окрестил и наше открытие. Лихорадка меня шатала - я чувствовал себя, словно после недельного загула.
Так или иначе, мы вырубили нашего замороженного, оставив его заключенным в небольшой кусок льда.
1 2 3 4 5 6