Дэвид сначала сел футах в пяти-шести от них, а потом прилег, опершись на локоть. Почему-то совсем некстати вспомнилась картина: два малыша слушают елизаветинского моряка. Он взглянул на обложку книги, которую читала Уродка: "Маг". Наверно, астрология, что же еще может заинтересовать ее. Но она вдруг посмотрела на него с улыбкой и спросила:
- Жалеете, что приехали?
- Нет, что вы.
- Диана рассказала мне. О вчерашнем вечере. Извините. Я предвидела, чем это кончится, и не могла усидеть.
Он улыбнулся.
- Я и сам попросил бы разрешения уйти, если бы знал заранее.
Уродка поцеловала два пальца и тронула ими плечо Мыши.
- Бедняжка Ди. Я всегда предоставляю это ей.
Бедняжка Ди улыбнулась и опустила глаза. Дэвид спросил:
- Сколько же, вы думаете, сумеете еще здесь продержаться?
Уродка сухо указала на Мышь: пусть, мол, она отвечает. Та передернула плечами.
- Я не думаю о будущем.
- Как бывший преподаватель живописи…
- Я знаю.
Уродка снова состроила Дэвиду гримасу.
- Одного здравого смысла тут мало.
- Не в этом дело, - сказала Мышь.
- Трудно расстаться?
- Очевидно, дело в случае. Знаете, как это бывает. Сюда меня случай привел, он же и уведет.
- Каким образом он вас привел?
Она взглянула на Уродку - не без иронии.
- Ну давай, расскажи ему.
- Очень уж глупая история. - Мышь отвела глаза в сторону.
Дэвид пробормотал:
- Я весь внимание.
Мышь вынула руку из-под подбородка и вытянула травинку; груди ее были в тени; она пожала плечами.
- Летом прошлого года. В августе. Я была здесь, во Франции, с одним другом. Тоже студент, скульптор. Он увлекался эпохой неолита, и мы пробирались на попутных машинах в Карнак. - Она взглянула на Дэвида. - Аллеи менгиров? По чистой случайности недалеко от Ренна, на шоссе двадцать четыре, нас подобрал школьный учитель из Плормеля. Прямо на дороге. Мы сказали ему, что мы английские студенты, изучаем искусство, а он рассказал нам о Генри. Разумеется, нам это имя было знакомо, я даже знала, что он живет где-то здесь, в Бретани. - Она чуть повернулась, приподняв бедро. Впадина на спине, нежные загорелые щеки. Она тряхнула головой. - Тут нам пришла в голову сумасбродная мысль нагрянуть к нему непрошеными гостями. Раскинули палатки в Пемпонском лесу. Наутро, часов в одиннадцать, явились к Генри. Притворились, что не заметили надписи на воротах. Думали, нам дадут пинка, и почти не ошиблись. Но мы фонтанировали как одержимые. До чего мы обожаем его работы. Как они вдохновляют все наше поколение. И так далее. Он вдруг поверил, и как только у нас хватило духу… словом, вы понимаете. Все это происходило у входа. Он впустил нас и повел по дому. Картины в длинном зале. Мы же с трудом удерживались от смеха. Эта его манера говорить… он кажется таким старым чудаком. - Мышь вытянула руки на траве, посмотрела на них. - Потом мастерская. Я поняла, чем он занимается. Наверно, и у вас вчера было такое же чувство. Я ошалела. Как будто в другой мир попала. - Она снова подперла подбородок и уставилась на деревья. - Три года вдалбливают тебе, как надо правильно писать. И чем дольше учишься, тем меньше знаешь. И вдруг встречаешь этакий нелепый старый мешок с костями и видишь, что он делает все наоборот. И все твои маленькие победы и достижения оказываются ничтожными. Вы уж извините, - быстро проговорила она. - Я вовсе не хочу этим сказать, что и у вас должно быть такое же чувство. Но у меня оно было.
- Ну что вы. Я вполне вас понимаю.
Она улыбнулась.
- А не должны бы. Вы же много, много лучше.
- Сомневаюсь, что это так, но не в этом дело.
- Вот, собственно, и все. Если не считать конца этой истории. Том пошел за фотоаппаратом - мы оставили свои рюкзаки за дверью. Генри сказал мне, что я очень привлекательная "девчурка": жаль, мол, что он недостаточно молод. Я засмеялась и пожалела, что слишком молода. А он вдруг взял мои руки в свои и стал целовать. Довольно старомодно. И так неожиданно. Вернулся Том и сделал несколько снимков. Генри вдруг спросил, не останемся ли мы пообедать. Но мы решили, что это лишь красивый жест с его стороны и нам следует отказаться. Глупо. Он никогда не делает красивых жестов. Если не преследует какой-нибудь цели. Пожалуй, об этой цели я уже начала догадываться - по его глазам. Да и Тому, насколько я понимала, хотелось ехать дальше. Одним словом, все кончилось очень плохо. Знаете, как это бывает: отворачиваешься от человека, думая, что он для тебя - ничто, а потом обнаруживаешь, что это не так; только поздно обнаруживаешь. - Она бросила косой взгляд в сторону пихты. - Думаю, он понял тогда, что мы просто дурачились. Что в действительности он совсем нас не интересовал. В какой-то мере это была правда. Для нас он был всего лишь громкое имя. Такая глупость. Погоня за знаменитостями. - Мышь помолчала. - Странно. Даже после ухода я чувствовала себя неловко. Мне хотелось вернуться.
С минуту она молчала. Уродка опустила локти на землю и повернула лицо к подруге.
- Прошло два семестра - девять месяцев; мне в Лондоне было очень тоскливо. С Томом все кончилось. Я чувствовала, что колледж мне ничего не дает. Но колледж тут был ни при чем. Дело было во мне самой. - Она снова вытянула травинку. - Когда встречаешься со знаменитостью, то и на творчество этого человека начинаешь смотреть по-новому. Оно уже не остается незамеченным. Тот августовский день не выходил у меня из головы. Как грубо мы обошлись с одиноким, в сущности, человеком, вся беда которого заключается в том, что у него плохо подвешен язык. Ну и… другие мысли в этом же роде. Имеющие отношение к моей собственной работе. Однажды я взяла да и написала ему письмо. О себе. Пожалела, что не осталась тогда на обед. Что допустила такую бестактность. И спросила, не нужна ли ему помощь по хозяйству. Может быть, смешивать краски. Что угодно.
- А он не забыл вас?
- Я послала ему фотографии, которые сделал Том. Мы с Генри стоим рядом. - Мышь улыбнулась своим мыслям. - Вот это было письмо: не успела его в почтовый ящик опустить, как мурашки по спине побежали - от безумного стыда. Я была уверена, что он не ответит.
- Но он ответил.
- Телеграммой. "Хорошенькая девушка всегда пригодится. Когда?"
Уродка сказала:
- Милый старикан. Прямо быка за рога.
Мышь поморщилась.
- Приехала я сюда с самыми наивными взглядами. Конечно, его прошлое было мне известно. Его репутация. Но я думала, что справлюсь. Буду держаться строго, давая понять, что гожусь ему во внучки. И уйду, если дело дойдет до крайностей. - Она опустила глаза. - Но у Генри есть одно необыкновенное качество. Какая-то волшебная сила. Уж не говорю о его живописи. Он умеет… растворить в тебе все принципы. Сделать так, что они теряют в твоих глазах значение. Ну, например, может приучить человека не стыдиться своего тела. И, наоборот, стыдиться условностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33