Маятник расположился поудобней, зажав под коленями два выступа, поднял над головой ручные дюзы и изо всех сил обрушил их рукояти на короткий, толстый стержень. После пяти-шести ударов он признался, тяжело дыша:
— Без толку. Ни царапины, будто спичками тычешь. — Еще выше поднял рычажок воздухоподачи и зажмурил глаза, изгоняя из них пот.
Ракета описывала широкую дугу. Еще двадцать градусов, и она снова встанет на линию удара.
— Попробую еще разок, — пробормотал Маятник, поднимая пистолеты.
Командир увидел в телескоп, как упрямец принялся бить по одному из тонких стержней. Правой, левой, правой, ле…
Вспыхнуло пламя — такое яркое, что резануло по глазам. И все. Только эта беззвучная вспышка — мгновенная, но жаркая, как солнце.
Спустя секунду телескоп не показывал ничего, кроме густой мглы с крошечными равнодушными блестками в тысячах световых лет от Земли…
Маршал ВВС расстелил депешу на столе и задумчиво изучал ее несколько долгих минут. Мысли его погрузились на полвека в прошлое, в ту ночь, когда другой Маятник Трун не вернулся на базу. Одна судьба и для деда, и для внука.. Но тогда было легче. Тогда шла война, а с войны возвращаются не все.
Маршал чувствовал себя старым. Он и был старым. Даже, пожалуй, слишком старым. Если бы после войны не изменились требования к генеральскому составу, он бы уже лет десять «пылился на полке». Но все-таки он — в строю, и он сам сообщит этой бедной девочке, точно так же, как давным-давно сообщил другой. До чего же коротким будет его рассказ… Пропал без вести, выполняя секретное задание. Какая жестокая пустота в этих словах…
Позже, конечно, она узнает все — когда служба безопасности сочтет возможным открыть информацию. Уж онто об этом позаботится. Добьется любой ценой… За беззаветную храбрость… Крестом Виктории, не меньше.. Никак не меньше…
Он еще раз взглянул на расшифрованное донесение службы безопасности о событиях минувшего дня.
"Объект направил радиограмму на имя Труна. «Лора и Майкл поздравляют с днем рождения» (Примечание: предположительно, кодированное известие о том, что вчера вечером у объекта родился ребенок мужского пола. Основания для такого вывода: а) день рождения Труна восьмого мая; б) он дал ответ: «Обожаю вас обоих»).
Маршал авиации вздохнул и скорбно покачал головой.
— По крайней мере, он знал, что у него мальчик, — прошептал старик. — Это хорошо… А то старый Маятник даже не подозревал, что стал отцом. Надеюсь, они еще встретятся… там. Они наверняка поймут друг друга
ЛУНА, 2044 год
Кто-то дважды стукнул в дверь из легированной стали. Казалось, стоявший к ней спиной и глядевший в окно командир станции ничего не услышал, но, едва повторился стук, он обернулся.
— Войдите, — произнес он блеклым, нерадушным тоном.
Вошла женщина — высокая, прекрасно сложенная; ее годы — под тридцать — слегка бросались в глаза из-за аскетической строгости лица, которую, правда, несколько сглаживали светло-каштановые локоны. Особенно хороши были голубовато-серые глаза — удивительно красивые, спокойные, светящиеся умом.
— Доброе утро, капитан, — по-уставному четко, отрывисто поздоровалась она.
Подождав, пока закроется дверь, он предупредил:
— Так и без друзей остаться недолго.
Она легонько повела головой из стороны в сторону:
— Я исполняю свой долг. К врачам тут отношение особое. Кое в чем у нас привилегии, зато в другом нас и за людей-то не считают.
Женщина прошла в глубь комнаты, и он, глядя на нее, в который раз задался вопросом: почему она здесь? Потому, что шелковый мундир офицера космических войск идеально подходит к ее глазам? В любом другом месте она бы гораздо быстрее выросла в чине. И все-таки форма великолепно подчеркивала изящество ее фигуры.
— Мне не предложат сесть?
— Разумеется, вы можете присесть, если угодно. Я думал, вы предпочитаете стоять.
Плавной поступью, которая в космосе быстро становится второй натурой, она подошла к креслу и уселась. Не сводя глаз с лица капитана, достала пачку сигарет.
— Прошу прощения. — Он поднял со стола портсигар, раскрыл и протянул ей.
Женщина взяла сигарету, прикурила от поднесенной им зажигалки и неторопливо выдохнула дым.
— Итак, в чем ваша проблема? — спросил капитан с оттенком раздражения.
Посмотрев ему прямо в глаза, она ответила:
— Майкл, ты отлично знаешь, в чем моя проблема. В том, что дальше так продолжаться не может.
Он нахмурился:
— Элен, я тебя об одном прошу: не вмешивайся, сделай милость. Если и остался среди нас человек, не увязший с головой в дрязгах, то это ты.
— Чепуха! Никого не осталось. Как раз потому, что я тоже увязла с головой, я и решила с тобой поговорить. Должен ведь кто-то объяснить тебе, что нельзя ждать сложа руки, когда грянет гром. Нельзя сидеть и дуться, как Ахиллес у себя в шатре.
— Неудачное сравнение, Элен. Я не ссорился со своим командиром. Это они ссорятся со своим — со мной.
— Майкл, люди смотрят на это иначе.
Он повернулся и подошел к окну. В ярком сиянии Земли его лицо казалось неестественно бледным.
— Я знаю, как они на это смотрят. Они даже не считают нужным скрывать свои чувства. Между нами вырос айсберг. Командир станции теперь — неприкасаемый. Вспомнились все старые обиды. Я — сын Маятника Труна, баловень судьбы, попавший сюда благодаря отцовской славе. По той же причине я все еще здесь в свои пятьдесят, хотя еще пять лет назад должен был списаться на Землю и не стоять на дороге у молодых офицеров. Всем известно, что я на ножах с полудюжиной политиков и большинством чинов из Космического Дома. Моим доводам не верят, ведь я — энтузиаст, фанатик с одной извилиной в голове. Меня бы давно вышвырнули из космонавтики, если бы не боялись общественного мнения… Опять же, вот оно, отцовское наследство. А теперь еще и это…
— Но почему же ты, Майкл, — тихо произнесла она, — ждешь, когда тебя затянет? Что за этим стоит?
Несколько секунд он пристально смотрел на нее, затем спросил с подозрением в голосе:
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, о чем я спрашиваю Что стоит за этой, так не свойственной тебе патетикой? Ты же отлично знаешь, иначе не соответствовал бы этой должности, так и года бы на ней не продержался. Отправился бы в канцелярию штаны протирать. А что касается остального, то по большей части ты прав, но ведь жалеть себя — вовсе не в твоем стиле. Ты бы мог преспокойно снимать пенки и почивать на лаврах до конца дней своих, и все же не стал этого делать. От отца тебе досталась прославленная фамилия, однако имя ты сделал себе сам, — и превратил его в оружие. Мощное оружие, с таким невозможно не нажить врагов, а у врагов есть привычка злословить. Но и тебе, и мне, и сотням тысяч других людей известно: не воспользуйся ты этим оружием, нас бы сейчас тут не было И не было бы на свете Английской Лунной станции, и не было бы смысла в геройской гибели твоего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39