Дравиг постепенно выходил из себя. Он хлестнул своей силой воли, да так, что Найл неуютно поморщился; паук сжался и сдал на шаг назад. Как и Дравиг, Найл ожидал, что он уступит и подчинится превосходящей силе. Но у странного паука тупое упрямство неожиданно вылилось в ярость, и он двинул своей силой воли, похожей на тяжелый удар. Дравиг, не готовый к такому обороту, отреагировал точно как на физический удар: чуть осел на задние лапы, и серые ворсинки на теле шевельнулись, словно их обдуло ветром. Он разгневался, вскинувшись как патриций, оскорбленный плебеем. А противник стоял как ни в чем не бывало; очевидно, он был не из городских. Он сделал шаг вперед и навис над телом Сидонии, вскинув когтистые передние лапы в боевую позу. Найл с тревогой заметил, что Сидония зашевелилась. Вот она открыла глаза и изумленно их расширила, увидя над собой шерстистое брюхо. К счастью, все внимание забияки было приковано к Дравигу, поэтому женщина оставалась пока целой.
И вот два паука схватились, скрестив воли. Теперь это был уже не просто обмен ударами, а предельно напряженное противостояние одной воли другой. Найл впервые видел такой поединок, и завороженно наблюдал. Впечатление такое, будто оба дерущихся окружены энергетическим полем, каждый своим, – похожим на силовые линии магнита. Эти два поля сталкивались лоб в лоб с таким же эффектом, как два взаимоотталкиваюших полюса магнита. В месте соприкосновения силовые эти линии темнели, словно обретая видимость. Хотя, скажем, для Симеона эти линии оставались невидимыми; он видел лишь двух пауков, каждый из которых, напряженно подавшись вперед, как под сильным встречным ветром, таращился на противника. Их можно было еще сравнить с двумя сцепившимися борцами. Найл видел эту силу, поскольку был на той же телепатической волне, что и Дравиг.
Видел он и то, что Дравиг в этом поединке не на высоте. В нем уже чувствовался возраст, да и сколько уж лет прошло с тех пор, как ему приходилось отстаивать себя в поединке. И хотя его воля была подобна разящему острию, ему не хватало примитивной грубости, которая была у соперника, в ком агрессивность соответствовала силе приземистого тела. Более того, уверенность Дравигу подтачивало еще и сознание того, что все происходящее – гадкая нелепость. И хотя с виду оба бились на равных, не уступая ни на йоту, Найл видел, что Дравиг теряет силу быстрее своего противника. Что произойдет, если Дравиг в конце концов сдаст? Все это виделось так ясно, будто должно произойти вот-вот. Единственное, чем Дравиг мог бы спасти себе жизнь – это встать в позу побежденного, все равно, что пес, поджавший хвост. Но этому не бывать никогда. Даже сейчас, в самый разгар схватки, поза Дравига выражала непримиримую ненависть к противнику, стремление наказать и расквитаться с ним так, чтоб неповадно было. Из чего следует, что когда в конце концов придется уступить, Дравиг неминуемо погибнет. А для паука погибнуть – это признать превосходство того, кого считаешь ниже себя.
Внезапно до Найла дошло, что нелепо стоять и глазеть на то, как Дравиг бьется не на жизнь, а на смерть; тем самым он самого себя ставит в унизительное положение труса. Внутреннее напряжение и желание видеть врага поверженным овладели Найлом настолько, что для него самого теперь необходима была победа или смерть. Напряжение заставило вспомнить о медальоне на груди: он обжигал, словно превратившись в тлеющий уголек. Сейчас он выпуклой стороной обращен был внутрь, загоняя мыслительную энергию обратно в тело и тем самым усиливая внутреннюю сосредоточенность. Найл полез себе под воротник и направил силу сосредоточенности на противника.
От неожиданного врага тот оторопел и слегка струхнул. В следующую секунду он с замешательством обнаружил, что второй противник, оказывается, двуногий. С силой, от которой Найл чуть не присел, и не отступая ни на шаг, паук напрягся, не даваясь своему новому противнику, и стал отражать натиск с двух фронтов. Найл мгновенно почувствовал, будто какая-то невидимая сила толкает его назад, и на секунду почувствовал себя неестественно, до странности легким. Затем он снова сосредоточил волю, и всю силу медальона пустил на то, чтобы отжать от себя встречный натиск. Медальон накалился так, что обжигал кожу, и Найл мимолетно пожалел, что не позаботился вывесить его поверх туники, а надо бы. Он не обращал внимания на боль, а всю силу направлял на то, чтобы не поддаваться натиску и не упасть под ним на землю.
Прошло несколько минут. Дело затягивалось. Вмешательство Найла сделало победу чужака невозможной; при всей своей напористости у него не хватало силы одолеть натиск сразу с двух сторон. Вместе с тем, похоже, он мог сдерживать его до бесконечности, а Найл мало-помалу уже начинал задумываться, надолго ли ему еще хватит поддерживать в себе такую сосредоточенность. Ощущение неотложности заставило его разойтись так, что он сам диву давался, ведь раньше его хватало максимум на несколько минут. Однако пытаться прошибить волю этого приземистого, мощного существа было все равно что пыжиться сдвинуть кирпичную стену. Чувствовалось, что и у самого сила постепенно идет на убыль.
И тут с ошеломляющей внезапностью всякое сопротивление прекратилось. Запнувшись и падая на колени, Найл содрогнулся от режущей боли; казалось, кишки наполнило жидким пламенем. Он невольно посмотрел вниз, ожидая увидеть кровь, и с облегчением обнаружил, что все в порядке. Противник тяжело качнувшись отступил, словно под мощным ударом. Ушла минута, чтобы разобраться, в чем дело. Оказывается, Сидония вогнала чужаку в брюхо тесак и рванула его вбок. На глазах у Найла она выдернула его, затем ловким движением откатилась в сторону, уйдя из-под челюстей, которые попытались ее обезглавить. Резь в животе была результатом телепатического контакта.
В отличие от Найла, Дравиг продолжал давить; противник оттого и шатался, а затем и вовсе упал, словно его огрели тяжелой дубинкой. Он лежал на полу, поверженный и оглушенный, а из ракы на брюхе ручьем бежала кровь. Секунду Дравиг смотрел с холодной враждебностью, а затем, не выпуская его из тисков своей воли, подошел и вогнал ему в физиономию ядовитые клыки. В таком положении Дравиг, напружинив ноги, пробыл несколько секунд, пока не ввел яд. Найл слегка опешил от такой жестокости, он почему-то ожидал от Дравига милосердия. Когда тот вынимал клыки, Найл мельком сунулся ему в ум и уяснил, что у того нет родственного чувства к существу, которое он только что лишил жизни. Это было просто дикое животное, еще минуту назад смертельно опасное; и вот он уничтожил его безо всякой жалости, как и оно поступило бы с ним.
Доза, судя по всему, была сильной; паук конвульсивно дернулся, от чего перевернулся на спину, затем неподвижно застыл, скрючив лапы на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39