Тревор Уильям
Еще два рыцаря
Уильям Тревор
Еще два рыцаря
В "Еще двух рыцарях", рассказе ведущего современного ирландского прозаика Уильяма Тревора (р. 1928), встречаются многочисленные аллюзии на творчество Джеймса Джойса, и прежде всего на новеллу "Два рыцаря" из сборника "Дублинцы" (1914). У джойсовских "рыцарей" (точнее, пожалуй, "повес", "щеголей": по-английски рассказ называется "Two Gallants"), "праздношатающихся" Ленахана и Корли, перенесенных Тревором из Дублина десятых в Дублин восьмидесятых годов, социальный, да и образовательный статус, безусловно, повысился, однако суть их отношений с миром, да и между собой тоже, сохранилась без изменений; в этом смысле в "Еще двух рыцарях" используется довольно часто встречающийся в современном искусстве (и в кино, и в литературе) прием ремейка.
По рассказу Тревора рассыпаны прямые и скрытые цитаты из "Дублинцев", "Портрета художника в юности", "Улисса", упоминаются "Святая миссия" (1904), поэтическая сатира Джойса на Ирландское литературное возрождение, а также многие джойсовские персонажи: Джеймс Даффи "Несчастный случай" ("Дублинцы"), мистер Пауэр - "Милость Божия" ("Дублинцы", "Улисс"), Бетти Белецца - "Улисс" и т.д. Особое место в рассказе занимает топонимика Дублина; Тревор сознательно водит читателя по "джойсовским местам", иногда уподобляя, а иногда противопоставляя Дублин времен Джойса и Дублин сегодняшнего дня: парки Стивенс-Грин и Колледж-парк, аристократические Бэггот-стрит и Кейпел-стрит, пригороды Дублина - зажиточный, благопристойный Чепелизод и захолустный (и во времена Джойса, и теперь) Доннибрук, магазин трикотажных и галантерейных товаров братьев Пим, Хоут - ныне курортное местечко под Дублином, во времена Джойса - рыбацкая деревушка, где Леопольд Блум сделал предложение Молли, и, наконец, главная достопримечательность джойсовского Дублина - башня Мартелло, где происходит действие первой главы первого эпизода "Улисса" и где в сентябре 1904 года Джойс гостил у своего приятеля, врача и литератора Оливера Гогарти, впоследствии выведенного в "Улиссе" в образе эксцентричного Быка Маллигана.
Боюсь, ни Ленахана, ни Корли вы больше на улицах Дублина уже не встретите, зато человека по имени Хеффернан без труда можете обнаружить под вечер в пабе Тонера за стаканчиком виски; что же до Фицпатрика, то он каждый Божий день катит на своем велосипеде через весь город из Рейнлаха в нотариальную контору "Макгиббон, Тейт и Фицпатрик". Этим видом транспорта Фицпатрик пользуется по совету врача. Хеффернан, напротив, выпивает в Тонере, советами врача пренебрегая. Их дружба осталась в прошлом; они давно не видятся и при встрече - как бы чего не вышло - переходят на другую сторону улицы.
Лет тридцать назад, когда я только познакомился с Хеффернаном и Фицпатриком, отношения их связывали самые близкие. Тогда они были не разлей вода: Хеффернан учил друга жить, Фицпатрик радовался жизни. В ту пору мы все трое были студентами, причем Хеффернан, выходец из Килкенни,- студентом "вечным": учился он столько лет, что никто не знал, когда же он поступил. Дежурные в колледже уверяли, что помнят его уже лет пятнадцать, и, хотя их склонность к преувеличению общеизвестна, в данном случае им, пожалуй, можно было поверить: Хеффернану, маленькому, юркому, похожему на хорька, обидчивому человечку, было никак не меньше тридцати.
Фицпатрик был крупнее, мягче, на его полном лице постоянно сияла добродушная улыбка, отчего многим казалось - и совершенно напрасно,что его умственные способности оставляют желать лучшего. Свои мышиного цвета волосы он стриг так коротко, что им не требовалось пробора, в глазах же таилась такая безысходная лень, что странно порой было видеть их открытыми. Хеффернан отдавал предпочтение костюмам в полоску, Фицпатрик - просторному синему блейзеру. Выпивали они обычно в баре у Кихо на Энн-стрит.
- Без таких, как этот мозгляк, жилось бы куда веселей,- подал голос Хеффернан.
- Старый хрен,- охотно согласился Фицпатрик.
- "А вы, я смотрю, мистер Хеффернан,- говорит,- все еще у нас". Каково?
- Точно удивился, что ты еще дуба не дал.
- Он был бы не прочь.
Сидя в уютном баре Кихо, они частенько заводили разговор о заклятом враге Хеффернана, убеленном сединами профессоре Флаксе, североирландце.
- "А вы, я смотрю, все еще у нас",- повторил Хеффернан. - Нет, ты что-нибудь подобное слышал?
- Да этот твой Флакс из ума выжил, неужели не ясно?
- Может, конечно, и выжил, но студенток на лекции смешить не разучился. Все время на мой счет прохаживается.
- Чего с них, студенток-то, взять.
Хеффернан погрузился в задумчивость. Медленно закурил "Сладкий Афтон". Покойный дядюшка из Килкенни оставил ему некоторую сумму на обучение, однако, согласно завещанию, по окончании колледжа доступ к деньгам прекращался. Дабы не переступить сию роковую черту как можно дольше, Хеффернан неизменно заваливал экзамены по общим дисциплинам, которые обязаны были перед экзаменами по специальности сдавать все студенты.
- Подходит ко мне сегодня утром один,- прервал молчание Хеффернан. - Ушлый тип из Монастервина. "Натаскать тебя,- интересуется,- по логике? Возьму недорого: пять шиллингов в час".
Фицпатрик приподнял кружку пива, отпил из нее и, не вытирая пены с верхней губы, громогласно расхохотался.
- Флаксовский прихвостень,- продолжал Хеффернан. - Я первое что подумал: "Как пить дать его Флакс подослал".
- Да, таких за милю видать.
- То-то и оно. "Я твоего отца знаю,- говорю. - Он ведь молоко развозит, верно?" Смотрю - покраснел точно рак. "Держись от Флакса подальше,- говорю. - Он ведь жену и двух сестер в психушку упек".
- А он что?
- Ничего. Заохал: "Надо же!"
- Да, чудной этот твой Флакс,- подытожил Фицпатрик.
Вообще-то профессора Флакса Фицпатрик тогда в глаза не видал и притворялся, что он с ним знаком, исключительно от лени; если б не лень, он бы обязательно заметил, в какой злобе пребывает Хеффернан. Хеффернан ненавидел профессора Флакса лютой ненавистью, добродушному же и нелюбопытному Фицпатрику казалось, что старый профессор - это всего-навсего небольшая заноза, мелкая неприятность, от которой с помощью жалобы или оскорбления избавиться ничего не стоит. На этом этапе ущемленное самолюбие Хеффернана еще не проявилось в полной мере, и Фицпатрику, который знал своего друга как облупленного, даже в голову не могло прийти, что черта эта развита у него до такой степени. Условия оставленного ему завещания, да и упорство, с каким он раз за разом заваливал предварительные экзамены, скорее свидетельствовали об обратном. И тем не менее самолюбие Хеффернана, словно бы отстаивая свое право на существование, в конце концов заявило о себе во весь голос; когда эту историю рассказывают в Дублине сегодня, то не забывают упомянуть:
1 2 3 4