Не обращая на них никакого внимания, два низкорослых азиата нажимают на клавиши устаревшего компьютера, вытаскивая из его глубин бронзовую, бумажную ленту. В небе реет металлическая чайка, на которую внимательно смотрят работники полей и огородов в бронзовых мексиканских сомбреро… Но, черт возьми, как грациозна эта местная стилизованная женщина с длинными ногами и неандертальским задом.
Я нащупал в кармане пачку сигарет. Спасает ли табак от тропической лихорадки? Черт его знает. Откуда же все-таки пришло ко мне это странное чувство, что я когда-то здесь жил? И почему я как одержимый колесил по Европе, пока не добрался до этого городка? Каприз уставшего мозга? Последствия болезни? Или, может быть, провидение?
Не знаю, и знать не хочу. Самое главное, что я, кажется, выздоравливаю. По крайней мере есть хочеться ужасно. Как вкусен в Европе хлеб. Как ароматен и крепок кофе.
На площади кипит рынок.
– Саня, яблоки покупай! По три гульдена ящик.
– Да ну их на хер, Петька, лучше в магазин пойдем.
– Ты совсем, Санек, охренел. Там одни тряпки. Бери яблоки, а я селедку поищу. Говорят, десять штук за два пятьдесят отдают.
О, Господи. Бывшие мои соотечественники, и здесь вас видимо-невидимо. Заманчиво шипит на углях колбаса, пузырящаяся своими взрывающимися боками.
Бушует рынок, рыбьей чешуей покрыт асфальт, усатый торговец кровожадно швыряет сырые шмоти в кипящее масло, брусчатая мостовая содрогается, бьют часы на ратушной площади…
Когда-нибудь, если я вдруг разбогатею… Мне самому смешно от этих мыслей. Что такое «разбогатею»? Для меня это означает, что я смогу приехать в этот город, купить маленькую квартиру, выходящую окнами на любимую мной площадь, и буду каждый день пить кофе в маленьком кафе с огромными окнами, в которых отражается древний собор.
Пожалуй, что мечта моя несбыточна. Мои русские, израильские и американские паспорта никогда не сделают меня своим в этом городе. Русских здесь ненавидят, израильтян терпят, американцев презирают.
Ну что же, еще один день свободы, и пора возвращаться. Хотя, видит Бог, мне этого совершенно не хочется.
С каждой минутой Европа отдаляется все дальше. Этот грустный факт действительности подтверждает жирная траектория, нарисованная на экране телевизора. Мы летим над Гренландией, потом над Гудзоном и землей Королевы Виктории. Рядом со мной сидят два рыжеватых кретина, отнюдь не лучшие представители европейской цивилизации. Вот уже несколько часов подряд они хлещут пиво, джин, водку и курят самокрутки. От них пахнет перегаром и потом, они гогочут, перемежая взрывы смеха с кисловатой пивной отрыжкой. Даже мой китайско-американский сосед по квартирному комплексу, при воспоминании о котором я еще несколько месяцев назад начинал материться… Он вечерами разучивал гаммы на электрическом пианино, и сейчас неожиданно вызывает у меня приступ самой что ни на есть поганой, наихудшего свойства ностальгии. А радиостанции? Каждое утро, судорожно лавируя между машинами, пытающимися вырулить на автостраду, я слушаю Моцарта. Передача так и называлась: Моцарт во время утренних пробок…
Нет, это ностальгия не по России, и тем более не по Калифорнии. Это – самая страшная на свете ностальгия, тоска по жизни, которая, кажется, исчезла навсегда. Это – вселенский недостаток нормального смеха, свободы, пустынных залов музеев, маленьких кинотеатров, тоска по запаху настоящего кофе.
На этот раз никаких авиакатастроф нам не показывают. Как я и ожидал, на экране летает похожий на летучую мышь несбиваемый Батман. Молнии, небоскребы, сумасшедший злодей. Мне это зрелище напоминает горький анекдот: Моросит осенний дождик. Видавшая виды крыса с разорванным в схватке боком и обкусанным хвостом плетется по склону грязной канавы, за ней бежит худенький крысенок с пробивающимися усиками-вибриссами, смотрит наверх, в неприветливое серое небо, и вдруг видит летучую мышь. – Мама, – возбужденно кричит он ей, – смотри, мамочка – ангел летит!
Как бы то ни было, еще каких-то полтора часа, и я окажусь в светящейся огоньками долине. Забавно, даже в голове не укладывается – я совершил кругосветное путешествие. Улетал я отсюда на восток, в страну восходящего солнца. Возвращаюсь я с Запада, в который перетек Восток. И лечу все дальше, черт его знает куда, скорее всего на Дикий Запад.
Вот она уже видна на зеленоватом профиле Северной Америки, эта долина. Здесь моя деревня, здесь мой дом родной. Так сказать, малая родина. Здесь хулиганит в школе мой сын. Здесь меня хотят убить за скромную по калифорнийским понятиям сумму в тридцать тысяч долларов… Вот самолет уже пересек канадскую границу. Вот уже Скалистые горы сменились пустыней песчаного цвета.
А это значит, что я все-таки возвращаюсь домой.
Глава 18
– Наш самолет совершил благополучную посадку в аэропорту Сан-Франциско. Просьба к пассажирам оставаться на своих местах до полной остановки самолета. Во избежание травм, пожалуйста…
– Ну хорошо, все кончено, и будь что будет, – я встал со своего кресла. Я миновал застекленные коридоры аэропорта, напичканные ядовитой химией ярко-зеленого цвета фонтаны, выстоял очередь перед транспортером, и позвонил сыну.
– Малыш, как дела? – Я с облегчением услышал его детский голосок и неожиданно для самого себя почувствовал, что вот-вот заплачу.
– Нормально, – он уже разговаривал с акцентом. – А почему тебя так долго не было? Я хотел, чтобы ты купил мне электронную игру. А ты в Сакраменто был?
– Нет, в Сакраменто я не был. Но зато был в Японии, в Сингапуре, в Индонезии… И хрен его знает, где еще…
– Ладно, мне сейчас некогда, мама ужинать зовет. Когда в следующий раз поедешь, возьми меня в Сакраменто, обещаешь?
– А… А почему тебе туда так хочется? Ты что, Джека Лондона начитался?
– Нет, а кто это? У нас в классе есть такой смешной мальчик, Джонатан. У него бабушка живет в Сакраменто. Там построили такой большой торговый центр с игровыми автоматами…
– Я люблю тебя, малыш, – я повесил трубку.
Ну что же, каникулы закончились, я снова предоставлен самому себе. Пройдя сквозь ряды таможенников, и ответив на их стандартные вопросы, я непроизвольно съеживаюсь, уворачиваясь от тысяч встречающих.
И получаса не прошло, как появляется фургончик, развозящий уставших пассажиров к парковкам. Боже всемогущий, тысячи долларов хотят они с меня, и всего лишь за то, что моя машина пылилась под Калифорнийским небом в течение пары месяцев. Ну что же делать, на то и существуют еще не исчерпавшие своих возможностей кредитные карточки.
– Аааа! – рычу я. – На моем автомобиле зияет вдавленный внутрь бок, так что дверь не желает открываться. При попытке выехать со стоянки, я обнаруживаю, что колеса машины выписывают кругали по асфальту, словом, ездить на моем средстве передвижения теперь непросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Я нащупал в кармане пачку сигарет. Спасает ли табак от тропической лихорадки? Черт его знает. Откуда же все-таки пришло ко мне это странное чувство, что я когда-то здесь жил? И почему я как одержимый колесил по Европе, пока не добрался до этого городка? Каприз уставшего мозга? Последствия болезни? Или, может быть, провидение?
Не знаю, и знать не хочу. Самое главное, что я, кажется, выздоравливаю. По крайней мере есть хочеться ужасно. Как вкусен в Европе хлеб. Как ароматен и крепок кофе.
На площади кипит рынок.
– Саня, яблоки покупай! По три гульдена ящик.
– Да ну их на хер, Петька, лучше в магазин пойдем.
– Ты совсем, Санек, охренел. Там одни тряпки. Бери яблоки, а я селедку поищу. Говорят, десять штук за два пятьдесят отдают.
О, Господи. Бывшие мои соотечественники, и здесь вас видимо-невидимо. Заманчиво шипит на углях колбаса, пузырящаяся своими взрывающимися боками.
Бушует рынок, рыбьей чешуей покрыт асфальт, усатый торговец кровожадно швыряет сырые шмоти в кипящее масло, брусчатая мостовая содрогается, бьют часы на ратушной площади…
Когда-нибудь, если я вдруг разбогатею… Мне самому смешно от этих мыслей. Что такое «разбогатею»? Для меня это означает, что я смогу приехать в этот город, купить маленькую квартиру, выходящую окнами на любимую мной площадь, и буду каждый день пить кофе в маленьком кафе с огромными окнами, в которых отражается древний собор.
Пожалуй, что мечта моя несбыточна. Мои русские, израильские и американские паспорта никогда не сделают меня своим в этом городе. Русских здесь ненавидят, израильтян терпят, американцев презирают.
Ну что же, еще один день свободы, и пора возвращаться. Хотя, видит Бог, мне этого совершенно не хочется.
С каждой минутой Европа отдаляется все дальше. Этот грустный факт действительности подтверждает жирная траектория, нарисованная на экране телевизора. Мы летим над Гренландией, потом над Гудзоном и землей Королевы Виктории. Рядом со мной сидят два рыжеватых кретина, отнюдь не лучшие представители европейской цивилизации. Вот уже несколько часов подряд они хлещут пиво, джин, водку и курят самокрутки. От них пахнет перегаром и потом, они гогочут, перемежая взрывы смеха с кисловатой пивной отрыжкой. Даже мой китайско-американский сосед по квартирному комплексу, при воспоминании о котором я еще несколько месяцев назад начинал материться… Он вечерами разучивал гаммы на электрическом пианино, и сейчас неожиданно вызывает у меня приступ самой что ни на есть поганой, наихудшего свойства ностальгии. А радиостанции? Каждое утро, судорожно лавируя между машинами, пытающимися вырулить на автостраду, я слушаю Моцарта. Передача так и называлась: Моцарт во время утренних пробок…
Нет, это ностальгия не по России, и тем более не по Калифорнии. Это – самая страшная на свете ностальгия, тоска по жизни, которая, кажется, исчезла навсегда. Это – вселенский недостаток нормального смеха, свободы, пустынных залов музеев, маленьких кинотеатров, тоска по запаху настоящего кофе.
На этот раз никаких авиакатастроф нам не показывают. Как я и ожидал, на экране летает похожий на летучую мышь несбиваемый Батман. Молнии, небоскребы, сумасшедший злодей. Мне это зрелище напоминает горький анекдот: Моросит осенний дождик. Видавшая виды крыса с разорванным в схватке боком и обкусанным хвостом плетется по склону грязной канавы, за ней бежит худенький крысенок с пробивающимися усиками-вибриссами, смотрит наверх, в неприветливое серое небо, и вдруг видит летучую мышь. – Мама, – возбужденно кричит он ей, – смотри, мамочка – ангел летит!
Как бы то ни было, еще каких-то полтора часа, и я окажусь в светящейся огоньками долине. Забавно, даже в голове не укладывается – я совершил кругосветное путешествие. Улетал я отсюда на восток, в страну восходящего солнца. Возвращаюсь я с Запада, в который перетек Восток. И лечу все дальше, черт его знает куда, скорее всего на Дикий Запад.
Вот она уже видна на зеленоватом профиле Северной Америки, эта долина. Здесь моя деревня, здесь мой дом родной. Так сказать, малая родина. Здесь хулиганит в школе мой сын. Здесь меня хотят убить за скромную по калифорнийским понятиям сумму в тридцать тысяч долларов… Вот самолет уже пересек канадскую границу. Вот уже Скалистые горы сменились пустыней песчаного цвета.
А это значит, что я все-таки возвращаюсь домой.
Глава 18
– Наш самолет совершил благополучную посадку в аэропорту Сан-Франциско. Просьба к пассажирам оставаться на своих местах до полной остановки самолета. Во избежание травм, пожалуйста…
– Ну хорошо, все кончено, и будь что будет, – я встал со своего кресла. Я миновал застекленные коридоры аэропорта, напичканные ядовитой химией ярко-зеленого цвета фонтаны, выстоял очередь перед транспортером, и позвонил сыну.
– Малыш, как дела? – Я с облегчением услышал его детский голосок и неожиданно для самого себя почувствовал, что вот-вот заплачу.
– Нормально, – он уже разговаривал с акцентом. – А почему тебя так долго не было? Я хотел, чтобы ты купил мне электронную игру. А ты в Сакраменто был?
– Нет, в Сакраменто я не был. Но зато был в Японии, в Сингапуре, в Индонезии… И хрен его знает, где еще…
– Ладно, мне сейчас некогда, мама ужинать зовет. Когда в следующий раз поедешь, возьми меня в Сакраменто, обещаешь?
– А… А почему тебе туда так хочется? Ты что, Джека Лондона начитался?
– Нет, а кто это? У нас в классе есть такой смешной мальчик, Джонатан. У него бабушка живет в Сакраменто. Там построили такой большой торговый центр с игровыми автоматами…
– Я люблю тебя, малыш, – я повесил трубку.
Ну что же, каникулы закончились, я снова предоставлен самому себе. Пройдя сквозь ряды таможенников, и ответив на их стандартные вопросы, я непроизвольно съеживаюсь, уворачиваясь от тысяч встречающих.
И получаса не прошло, как появляется фургончик, развозящий уставших пассажиров к парковкам. Боже всемогущий, тысячи долларов хотят они с меня, и всего лишь за то, что моя машина пылилась под Калифорнийским небом в течение пары месяцев. Ну что же делать, на то и существуют еще не исчерпавшие своих возможностей кредитные карточки.
– Аааа! – рычу я. – На моем автомобиле зияет вдавленный внутрь бок, так что дверь не желает открываться. При попытке выехать со стоянки, я обнаруживаю, что колеса машины выписывают кругали по асфальту, словом, ездить на моем средстве передвижения теперь непросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56