- Он боится, чтобы мы не отравили его, - сказала Марья Васильевна мужу. - Он взял, где я взяла. - И тотчас обратилась к Хаджи-Мурату через переводчика, спрашивая, когда он теперь опять будет молиться. Хаджи-Мурат поднял пять пальцев и показал на солнце. - Стало быть, скоро. .. Воронцов вынул брегет и прижал пружинку, - часы Пробили четыре и одну четверть. Хаджи-Мурата, оче[54] видно, удивил этот звон, и он попросил позвонить еще и посмотреть часы. - Voila l'occasion. Donnez-lui la montre (1), - сказала Марья Васильевна мужу. Воронцов тотчас предложил часы Хаджи-Мурату. Хаджи-Мурат приложил руку к груди и взял часы. Несколько раз он нажимал пружинку, слушал и одобрительно покачивал головой. После обеда князю доложили об адъютанте Меллера-Закомельского. Адъютант передал князю, что генерал, узнав об выходе Хаджи-Мурата, очень недоволен тем, что ему не было доложено об этом, и что он требует, чтобы Хаджи-Мурат сейчас же был доставлен к нему. Воронцов сказал, что приказание генерала будет исполнено, и, через переводчика передав Хаджи-Мурату требование генерала, попросил его идти вместе с ним к Меллеру. Марья Васильевна, узнав о том, зачем приходил адъютант, тотчас же поняла, что между ее мужем и генералом может произойти неприятность, и, несмотря на все отговоры мужа, собралась вместе с ним и Хаджи-Муратом к генералу. - Vous reriez beaucoup mieux de rester; c'est mon affaire, mais pas la votre. - Vous ne pouvez pas m'empecher d'aller voir madame la generale (2). - Можно бы в другое время. - А я хочу теперь. Делать было нечего. Воронцов согласился, и они пошли все трое. Когда они вошли, Меллер с мрачной учтивостью проводил Марью Васильевну к жене, адъютанту же велел проводить Хаджи-Мурата в приемную и не выпускать никуда до его приказания. - Прошу, - сказал он Воронцову, отворяя дверь в кабинет и пропуская в нее князя вперед себя. - ------------------1 Вот случай. Подари ему часы (франц.). 2 - Ты сделала бы гораздо лучше, если бы осталась; это мое дело, а не твое. - Ты не можешь препятствовать мне навестить генеральшу (франц.). [55] Войдя в кабинет, он остановился перед князем и, не прося его сесть, сказал: - Я здесь воинский начальник, и потому все переговоры с неприятелем должны быть ведены через меня. Почему вы не донесли мне о выходе Хаджи-Мурата? - Ко мне пришел лазутчик и объявил желание Хаджи-Мурата отдаться мне, - отвечал Воронцов, бледнея от волнения, ожидая грубой выходки разгневанного генерала и вместе с тем заражаясь его гневом. - Я спрашиваю, почему не донесли мне? - Я намеревался сделать это, барон, но... - Я вам не барон, а ваше превосходительство. И тут вдруг прорвалось долго сдерживаемое раздражение барона. Он высказал все, что давно накипело у него в душе. - Я не затем двадцать семь лет служу своему государю, чтобы люди, со вчерашнего дня начавшие служить, пользуясь своими родственными связями, у меня под носом распоряжались тем, что их не касается. - Ваше превосходительство! Я прошу вас не говорить того, что несправедливо, - перебил его Воронцов. - Я говорю правду и не позволю... - еще раздражительнее заговорил генерал. В это время, шурша юбками, вошла Марья Васильевна и за ней невысокая скромная дама, жена Меллера-Закомельского. - Ну, полноте, барон, Simon не хотел вам сделать неприятности, заговорила Марья Васильевна. - Я, княгиня, не про то говорю... - Ну, знаете, лучше оставим это. Знаете: худой спор лучше доброй ссоры. Что я говорю... - Она засмеялась. И сердитый генерал покорился обворожительной улыбке красавицы. Под усами его мелькнула улыбка. - Я признаю, что я был неправ, - сказал Воронцов, - но... - Ну, и я погорячился, - сказал Меллер и подал руку князю. Мир был установлен, и решено было на время оставить Хаджи-Мурата у Меллера, а потом отослать к начальнику левого фланга. [56] Хаджи-Мурат сидел рядом в комнате и, хотя не понимал того, что говорили, понял то, что ему нужно было понять: что они спорили о нем, и что его выход от Шамиля есть дело огромной важности для русских, и что поэтому, если только его не сошлют и не убьют, ему много можно будет требовать от них. Кроме того, понял он и то, что Меллер-Закомельский, хотя и начальник, не имеет того значения, которое имеет Воронцов, его подчиненный, и что важен Воронцов, а не важен Меллер-Закомельский; и поэтому, когда Меллер-Закомельский позвал к себе Хаджи-Мурата и стал расспрашивать его, Хаджи-Мурат держал себя гордо и торжественно, говоря, что вышел из гор, чтобы служить белому царю, и что он обо всем даст отчет только его сардарю, то есть главнокомандующему, князю Воронцову, в Тифлисе.
VII
Раненого Авдеева снесли в госпиталь, помещавшийся в небольшом крытом тесом доме на выезде из крепости, и положили в общую палату на одну из пустых коек. В палате было четверо больных: один - метавшийся в жару тифозный, другой - бледный, с синевой под глазами, лихорадочный, дожидавшийся пароксизма и непрестанно зевавший, и еще два раненных в набеге три недели тому назад - один в кисть руки (этот был на ногах), другой в плечо (этот сидел на койке). Все, кроме тифозного, окружили принесенного и расспрашивали принесших. - Другой раз палят, как горохом осыпают, и - ничего, а тут всего раз пяток выстрелили, - рассказывал один из принесших. - Кому что назначено! - Ох, - громко крякнул, сдерживая боль, Авдеев, когда его стали класть на койку. Когда же его положили, он нахмурился и не стонал больше, но только не переставая шевелил ступнями. Он держал рану руками и неподвижно смотрел перед собой. Пришел доктор и велел перевернуть раненого, чтобы посмотреть, не вышла ли пуля сзади. [57] - Это что ж? - спросил доктор, указывая на перекрещивающиеся белые рубцы на спине и заду. - Это старок, ваше высокоблагородие, - кряхтя, проговорил Авдеев. Это были следы его наказания за пропитые деньги. Авдеева опять перевернули, и доктор долго ковырял зондом в животе и нащупал пулю, но не мог достать ее. Перевязав рану и заклеив ее липким пластырем, доктор ушел. Во все время ковыряния раны и перевязывания ее Авдеев лежал с стиснутыми зубами и закрытыми глазами. Когда же доктор ушел, он открыл глаза и удивленно оглянулся вокруг себя. Глаза его были направлены на больных и фельдшера, но он как будто не видел их, а видел что-то другое, очень удивлявшее его. Пришли товарищи Авдеева - Панов и Сер?гин. Авдеев все так же лежал, удивленно глядя перед собою. Он долго не мог узнать товарищей, несмотря на то, что глаза его смотрели прямо на них. - Ты, Петра, чего домой приказать не хочешь ли? - сказал Панов. Авдеев не отвечал, хотя и смотрел в лицо Панову. - Я говорю, домой приказать не хочешь ли чего? - опять спросил Панов, трогая его за холодную шнрококостую руку. Авдеев как будто очнулся. - А, Антоныч пришел! - Да вот пришел. Не прикажешь ли чего домой? Сер?гин напишет. - Сер?гин, - сказал Авдеев, с трудом переводя глаза на Сер?гина, напишешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34