Детям разбивали головы о стены. Благочестивые труды продолжались два дня и три ночи. Тела убитых запрудили реку, улицы были завалены трупами, воздух наполнился вонью гниющей плоти людей, которых сгубила их собственная несообразительность,ведь они были французами, и если бы догадались первыми, то сами устроили бы резню и расправились бы со своими губителями. За эти двое-трое суток во Франции было убито семьдесят тысяч человек, и истинная вера после своего подвига настолько укрепилась, что другая сторона больше уже никогда серьезно не угрожала ее верховенству.
Разумеется, и с тех пор мир видел не одну французскую резню. Весьма длительной и приятной резней оказался Террор. Да и в наше время мы видели не одну такую резню. Упомянем только резню 2 декабря и несколько случившихся в дни Коммуны, в конце франко-прусской войны. Однако ни одной из них французы так не гордятся, как своей несравненной Варфоломеевской ночью.
Самая привлекательная черта французского национального характера, черта, внушающая наибольшую надежду миссионеру,- это восхитительная и чрезвычайная кротость. Мы считаем кроликов кроткими созданиями, но что такое кротость кролика по сравнению с кротостью француза? Найдется ли кролик, который позволил бы, чтобы его в течение тысячи лет непрерывно угнетали, оскорбляли, попирали, и ни разу не попробовал бы укусить своего тирана? Карта Европы усеяна небольшими мужественными общинами, которые вновь и вновь восставали против могучих угнетателей и добивались справедливости. Их трудно даже просто перечислить. Вильгельмы Телли и Уоты Тайлеры в изобилии встречались повсюду - кроме Франции. Однако даже Франция в конце концов восстала - и удовлетворенно вернулась бы в свой крольчатник, получив затрещину и конфетку, если бы только глупый король догадался предложить их. Но делать нужную вещь в нужное время было не в его стиле, так что он упустил удобный случай. Тогда нация сбросила кроличью шкурку и надела другую свою национальную одежду - тигриную шкуру; когда же на нее надвинулись армии всей Европы, она пошла еще дальше и доказала свое мужество, несомненно, удивившись тому, что оно обнаружилось у нее в таком количестве. Наполеон, великий полководец, довел до совершенства воинское искусство французов, а потом, выбрав удобную минуту, вновь напялил на нацию ее кроличью шкурку, наступил ногой ей на шею, и она восславила его за это. Точно так же обошелся с французами и Наполеон III - к величайшему их удовольствию.
Иностранцы вообще были большим благодеянием для Франции. Великие люди Франции, как правило, бывали иностранного происхождения - наше время также не является исключением,- и все они отлично понимали, как угодить среднему гражданину. Среднему гражданину требуется "слава" - это самое главное; побольше славы, побольше шума, побольше зрелищ, побольше равенства и братства, побольше маскарадов и всякой пышной мишуры;
побольше развязности и хвастовства, побольше уверенности в том, что глаза всего мира устремлены на него, что его жена - законодательница мод, а он сам - образец светской любезности, побольше напоминаний о том, что его язык - это придворный язык всех наций и что Париж - это солнце, чей закат погрузил бы землю в интеллектуальный мрак; побольше Vive la Republique (Да здравствует республика (французский)) сегодня, Vive le Roi (да здравствует король (французский)) завтра, Vive la Commune3 послезавтра и Vive черт знает что - после-послезавтра; побольше благородных тирад, подкрепленных бескровными дуэлями, чтобы исцелить его раненую честь; побольше благочестия, непристойности, резни и приветственных кликов - вот что требуется ему от жизни, завершающейся фешенебельными похоронами со священником и фонарем во главе процессии, поддельным генерал-майором на козлах катафалка и вереницей пустых траурных карет, следующих сзади; тогда он, довольный и радостный, воспарит к остальным ангелам поведать о своем шикарном погребении. Все эти атрибуты величия недороги, и умные иностранцы, которые правили Францией, щедро поставляли их нации с большой выгодой для себя.
Как я уже говорил, кротость французов составляет самую прекрасную черту их национального характера, а вскоре станет и самой полезной, ибо с ее помощью наши миссионеры поднимут их, как кролика за уши. Француз слагается из мельчайшей мелочности, какую только можно вообразить, и из величайшего величия (да здравствует Коммуна (французский)). Когда д'Эгильон в полночь разослал приказ строптивому французскому парламенту вернуться к исполнению своих обязанностей, 160 членов из 200 мужественно и наотрез отказались покинуть свои постели. Каждый из них решился на этот героический поступок в одиночку и опираясь лишь на свое собственное мужество, так как он не мог быть уверен, что все остальные или хотя бы некоторые из них не дрогнут и поступят так же, как и он. Для сравнения вспомните, с какой мелочностью каждая новая правительственная система во Франции старается уничтожить любое историческое напоминание о предшествовавшей ей системе вплоть до названий улиц. Наполеон водрузил на Вандомскую колонну свою статую; последующие системы заменили ее чем-то другим; придя к власти, Коммуна вообще уничтожила колонну; ныне республика восстановила колонну и увенчала ее каменной фигурой, изображающей уж не знаю что - возможно, французское непостоянство. Скрытый в нем тигр - тайный, кровожадный инстинкт резни - позволяет сделать из него после надлежащего подавления и тщательной дрессировки лучшего в мире солдата. Кроличья кротость, которая была воспитана в нем веками покорного приятия несправедливостей и тягчайших оскорблений, помогает ему безропотно переносить эту дрессировку. Его колоссальное тщеславие порождает в нем стремление творить такие чудеса в искусстве, в науке, в политике и в литературе, о которых не мог бы и помыслить никто другой, а его лихорадочное, бурное воображение, беспокойная энергия и настойчивость помогают ему добиться своей цели.
Ну, если я сумел сделать то, что хотел, значит, мне удалось доказать, что француз в некоторых отношениях превосходит китайца, в других равен турку и дагомейцу и едва ли в чем-нибудь заметно уступает команчу. Я от всей души надеялся, что мне это удастся, и мне кажется, я достиг своей цели. Я твердо убежден, что Франция по праву занимает достойное место среди полуцивилизованных народов земного шара.
Я многого жду от Франции и горячо желаю ей скорейшего нравственного и интеллектуального подъема и просвещения. Однако я прекрасно понимаю, что ограниченных и систематических усилий здешней американской колонии, какими бы энергичными, святыми и бескорыстными они ни были, недостаточно для того, чтобы облагодетельствовать ее столь великим даром.
1 2 3
Разумеется, и с тех пор мир видел не одну французскую резню. Весьма длительной и приятной резней оказался Террор. Да и в наше время мы видели не одну такую резню. Упомянем только резню 2 декабря и несколько случившихся в дни Коммуны, в конце франко-прусской войны. Однако ни одной из них французы так не гордятся, как своей несравненной Варфоломеевской ночью.
Самая привлекательная черта французского национального характера, черта, внушающая наибольшую надежду миссионеру,- это восхитительная и чрезвычайная кротость. Мы считаем кроликов кроткими созданиями, но что такое кротость кролика по сравнению с кротостью француза? Найдется ли кролик, который позволил бы, чтобы его в течение тысячи лет непрерывно угнетали, оскорбляли, попирали, и ни разу не попробовал бы укусить своего тирана? Карта Европы усеяна небольшими мужественными общинами, которые вновь и вновь восставали против могучих угнетателей и добивались справедливости. Их трудно даже просто перечислить. Вильгельмы Телли и Уоты Тайлеры в изобилии встречались повсюду - кроме Франции. Однако даже Франция в конце концов восстала - и удовлетворенно вернулась бы в свой крольчатник, получив затрещину и конфетку, если бы только глупый король догадался предложить их. Но делать нужную вещь в нужное время было не в его стиле, так что он упустил удобный случай. Тогда нация сбросила кроличью шкурку и надела другую свою национальную одежду - тигриную шкуру; когда же на нее надвинулись армии всей Европы, она пошла еще дальше и доказала свое мужество, несомненно, удивившись тому, что оно обнаружилось у нее в таком количестве. Наполеон, великий полководец, довел до совершенства воинское искусство французов, а потом, выбрав удобную минуту, вновь напялил на нацию ее кроличью шкурку, наступил ногой ей на шею, и она восславила его за это. Точно так же обошелся с французами и Наполеон III - к величайшему их удовольствию.
Иностранцы вообще были большим благодеянием для Франции. Великие люди Франции, как правило, бывали иностранного происхождения - наше время также не является исключением,- и все они отлично понимали, как угодить среднему гражданину. Среднему гражданину требуется "слава" - это самое главное; побольше славы, побольше шума, побольше зрелищ, побольше равенства и братства, побольше маскарадов и всякой пышной мишуры;
побольше развязности и хвастовства, побольше уверенности в том, что глаза всего мира устремлены на него, что его жена - законодательница мод, а он сам - образец светской любезности, побольше напоминаний о том, что его язык - это придворный язык всех наций и что Париж - это солнце, чей закат погрузил бы землю в интеллектуальный мрак; побольше Vive la Republique (Да здравствует республика (французский)) сегодня, Vive le Roi (да здравствует король (французский)) завтра, Vive la Commune3 послезавтра и Vive черт знает что - после-послезавтра; побольше благородных тирад, подкрепленных бескровными дуэлями, чтобы исцелить его раненую честь; побольше благочестия, непристойности, резни и приветственных кликов - вот что требуется ему от жизни, завершающейся фешенебельными похоронами со священником и фонарем во главе процессии, поддельным генерал-майором на козлах катафалка и вереницей пустых траурных карет, следующих сзади; тогда он, довольный и радостный, воспарит к остальным ангелам поведать о своем шикарном погребении. Все эти атрибуты величия недороги, и умные иностранцы, которые правили Францией, щедро поставляли их нации с большой выгодой для себя.
Как я уже говорил, кротость французов составляет самую прекрасную черту их национального характера, а вскоре станет и самой полезной, ибо с ее помощью наши миссионеры поднимут их, как кролика за уши. Француз слагается из мельчайшей мелочности, какую только можно вообразить, и из величайшего величия (да здравствует Коммуна (французский)). Когда д'Эгильон в полночь разослал приказ строптивому французскому парламенту вернуться к исполнению своих обязанностей, 160 членов из 200 мужественно и наотрез отказались покинуть свои постели. Каждый из них решился на этот героический поступок в одиночку и опираясь лишь на свое собственное мужество, так как он не мог быть уверен, что все остальные или хотя бы некоторые из них не дрогнут и поступят так же, как и он. Для сравнения вспомните, с какой мелочностью каждая новая правительственная система во Франции старается уничтожить любое историческое напоминание о предшествовавшей ей системе вплоть до названий улиц. Наполеон водрузил на Вандомскую колонну свою статую; последующие системы заменили ее чем-то другим; придя к власти, Коммуна вообще уничтожила колонну; ныне республика восстановила колонну и увенчала ее каменной фигурой, изображающей уж не знаю что - возможно, французское непостоянство. Скрытый в нем тигр - тайный, кровожадный инстинкт резни - позволяет сделать из него после надлежащего подавления и тщательной дрессировки лучшего в мире солдата. Кроличья кротость, которая была воспитана в нем веками покорного приятия несправедливостей и тягчайших оскорблений, помогает ему безропотно переносить эту дрессировку. Его колоссальное тщеславие порождает в нем стремление творить такие чудеса в искусстве, в науке, в политике и в литературе, о которых не мог бы и помыслить никто другой, а его лихорадочное, бурное воображение, беспокойная энергия и настойчивость помогают ему добиться своей цели.
Ну, если я сумел сделать то, что хотел, значит, мне удалось доказать, что француз в некоторых отношениях превосходит китайца, в других равен турку и дагомейцу и едва ли в чем-нибудь заметно уступает команчу. Я от всей души надеялся, что мне это удастся, и мне кажется, я достиг своей цели. Я твердо убежден, что Франция по праву занимает достойное место среди полуцивилизованных народов земного шара.
Я многого жду от Франции и горячо желаю ей скорейшего нравственного и интеллектуального подъема и просвещения. Однако я прекрасно понимаю, что ограниченных и систематических усилий здешней американской колонии, какими бы энергичными, святыми и бескорыстными они ни были, недостаточно для того, чтобы облагодетельствовать ее столь великим даром.
1 2 3