– О, нет, ты становишься предметом всеобщего увлечения. – Она тряхнула своими ослепительными волосами.
– Когда я получил приглашение прийти и, ну, сделать свое маленькое дело, я совсем не ожидал столкнуться с такой… такой…
– Такой бешеной популярностью? – Луиза скромно и ободряюще улыбнулась. – Я знала, поэтому и настояла на этом приглашении.
– А, – осторожно сказал Алекс. Он усиленно пытался сохранить уверенность в том, что его голова на самом деле не отделилась от тела и не пустилась волчком по комнате, подхваченная призрачной силой этого места. Через ближайшую прозрачную стену он увидел словно бы предательский обрыв, открывающий вид вниз, в серую промозглую реальность улиц. Град сыпался на город на расстоянии лишь нескольких футов от него. Небоскреб – самое неприятное на языке слово, подумал он.
Все-таки сумасшедшие контрасты составляли неотъемлемую часть городского шарма: бездомные, кашляющие за окнами ресторанов, в то время как сильные мира сего внутри облизывают свои десертные ложечки; продавцы жареных каштанов, обслуживающие смеющиеся пары в смокингах и роскошных платьях…
Даже на этой, кажущейся почти интимной, вечеринке присутствовали контрасты, хотя и прикрываемые демократичной вежливостью. В углу стояла женщина, чья неуверенная поза и обтягивающее платье явно выдавали в ней жительницу восточных бедных кварталов, изо всех сил старавшуюся выглядеть как обитательница престижной западной части города. Разве она не знала, что одеваться, как будто не замечаешь холода в комнатах, было капризом высокой моды прошлого года? Алекс машинально поправил уютный толстый твидовый пиджак, одолженный им для этого случая.
– …и мне бы никогда не пришло в голову делать из этого всего лишь развлекательное шоу, – закончила Луиза.
Невероятно, но Луиза смотрела на него с восхищением. Он осознал, что до этого мгновения он просто скользил по жизни. А сейчас уважение, которое читалось в ее глазах, вдруг потрясло его. У него зазвенело в ушах. В своей жизни он встречал много людей, которые зарабатывали на хлеб своим умом, своим отточенным чувством переменчивого стиля. Но все они ничего не значили для него. Он понял, что высочайший профессионализм Луизы – это вовсе не все, что так привлекало его в ней. Ее искусные ходы, неподражаемое чувство здравого смысла и еще… эти глаза, эти волосы, эта кошачья грация, искусно скрывающая чувственные тайны ее тела. Виконтесса материализовалась около них, словно один из персонажей модного шоу из тумана. Послышался ее шепот:
– Ты не думаешь, что… пора?
– О, да, конечно.
Толпа заволновалась и отхлынула от них, как волны Красного моря. Виконтесса сделала несколько формальных объявлений, объяснила правила молчаливого аукциона, а затем обратилась к собравшимся с витиеватой вступительной речью. Слегка взмокший, несмотря на прохладу в комнате, Алекс раскрыл свой кейс и вынул первый экземпляр.
– Я хочу предложить вам «Триллинг уондер сториз», номер за июнь 1940 года, содержащий «Путешествие в никуда» – что ж, полагаю, теперь-то мы туда уже прибыли.
В их смехе было плохо скрываемое нетерпение. Карандаши застрочили по аукционным карточкам.
– Следующее: «Старлинг сториз», с обещанным «полным романом о будущем в этом номере». И если вы еще не напуганы, то перейдем к следующему экземпляру.
Постепенно он приближался к гвоздю программы.
– Ну, а теперь – романы. «Странный Джон», о супергении, свидетельствующий о том, что не только в наши дни быть интеллигентом – значит быть чудаком. У меня есть оба первых издания – английское и американское. Оба – подлинные.
Луиза с одобрением наблюдала за ним. Он объявил еще дюжину романов, перемежая все это шутками. Утопии, технологические грезы.
Слуги собирали аукционные карточки, одновременно подсчитывая общую сумму. Виконтесса одобряюще кивнула ему, сложив из большого и указательного пальцев «О», что явно свидетельствовало об успехе. Отлично. Тонкость заключалась в сборе сумм без остановки представления.
– Я счастлив, что вижу такую великодушную щедрость. – Алекс осторожно продолжал: – Напоминаю что собранные деньги пойдут на строительство первой бескнижной библиотеки для несчастных бедняков. А теперь…
Они зашумели от нетерпения.
Чтобы сильнее распалить аудиторию, Алекс решил: больше журналов с шокирующими обложками. Прекрасный экземпляр «Эйр вондер сториз» 1930 года, с изображенным на обложке летающей тарелкой, как бензопила, разрезающей пассажирский самолет. И наконец, «Эмейзин сториз», на обложке которого Нью-Йорк гибнет под сползающими ледниками.
– Нам же не надо этого, не так ли? – спросил Алекс.
– Нееееет! – радостно взревела аудитория.
– Так пусть прошлое защитит нас! – воскликнул он и поднес зажигалку к груде, которую уже устроил в еще не разожженном камине. Журналы занялись первыми, с ревом превращаясь в брызжущие искрами факелы.
Конечно, топить дровами было запрещено уже десятилетие назад. Даже использование для этого старой мебели считалось преступлением. Правительство обложило бы налогом даже выдыхаемый углекислый газ, если смогло. А уж о такой дерзости никто не мог даже подумать…
От старых журналов, высохших за столетие, занимались толстые романы. Их жесткие пыльные переплеты чернели и вспыхивали по краям. Тома раскрывались, когда возгорался клей корешков. Пламя освещало их страницы, пожирая их и навсегда забирая их из Будущего, которое они так и не смогли предсказать.
Холодная комната ожила, когда жар от очага коснулся их напряженных лиц. Алекс отступил от разгоравшегося пламени. Этот момент наступал всякий раз. Он проделывал этот трюк всего лишь несколько раз, но его странная власть уже распространялась по городу. То, что сначала вызывало лишь удивление, сейчас превратилось в модное увлечение. Мгновенная слава – все двери открыты перед ним – и все это за груду никчемной бумаги.
Блики пламени плясали на их вытянувшихся лицах, в их восхищенных глазах, взгляды с любопытством устремлены на камин. Ему уже доводилось наблюдать эту трансформацию на дюжине вечеринок, но только сейчас у него мелькнул проблеск понимания, что все это значило для них. Древнее тепло будило в них чувство запретного потворства своим желаниям, воспоминания о бурных эпохах, знакомых их прадедам. Но оно также уничтожало те времена, отвергало их безудержный оптимизм и неосознанное бахвальство. Да, вот оно пришло – холодом повеяло из их глаз, когда пламя взметнулось и на них дохнуло жаром. «Старлинг сториз» вспыхнули и начали раскрываться, потрескивая и шипя. Ньюйоркский ледник на глянцевой обложке журнала превращался в черный дым.
1 2 3 4 5