Она вытерла глаза и медленно прошлась по комнате. Со снисходительной улыбкой, как посторонний человек, разглядывала она головы животных, будто никогда не слыхала, как погибло каждое из них. Комната выглядела совсем другой, в ней поселился другой дух. Она подошла к широким окнам и распахнула их. Ночной ветер ворвался в комнату, он омыл ее обнаженные плечи холодом покоя и умиротворения. Элен выглянула в окно и прислушалась. Множество смутных звуков доносилось из сада и с ближайших холмов. «Здесь все переполнено жизнью, – подумала она. – Жизнь просто кипит».
Прислушавшись, она вдруг уловила резкий, скрежещущий звук. Он раздался с другой стороны дома. «Если бы тут жили бобры, я подумала бы, что это бобер подгрызает дерево. Может, это дикобраз грызет фундамент дома. Я слышала, они так делают. Но и дикобразов здесь не водится». Тут весь дом просто ходуном заходил. «Видно, эта тварь взялась за бревна», – произнесла она. Послышался не очень сильный удар, затем все смолкло. Элен тревожно вздрогнула. Она быстро прошла по коридору и остановилась перед дверью в комнату Хильды. Положив руку на задвижку (эта задвижка – довольно крепкая – запирала дверь снаружи), она окликнула Хильду:
– Родная моя, как ты себя чувствуешь?
Ответа не было. Элен тихонько отодвинула засов и вошла в комнату. Одна из дубовых решеток была выломана. Хильда исчезла.
Некоторое время Элен неподвижно стояла и тоскливо смотрела в открытое окно. Потом щеки ее побледнели, губы сжались – ее лицо приобрело обычное выражение непоколебимого упорства. Она машинально двинулась в гостиную, взобралась на стул, открыла коробку и взяла ружье.
* * *
Доктор Филлипс сидел рядом с Элен Ван Девентер в приемной следователя. Он присутствовал здесь в качестве лечащего врача, кроме того, он считал, что при нем Элен, возможно, будет чувствовать себя спокойней. Впрочем, она не выглядела испуганной. В ее суровом, неистово суровом трауре проступала твердость гранитной скалы, размыть которую бессильно даже море.
– Вы ждали этого? – спросил следователь. – Вы знали, что могло произойти нечто подобное?
Доктор Филлипс неловко взглянул на Элен и откашлялся. – Я наблюдал ее с самого рождения. Это как раз тот случай, когда человек может убить или себя, или другого, смотря по обстоятельствам. Если бы она кого-нибудь убила, она могла бы жить потом долгие годы, никому не причиняя вреда и не прибегая больше к насилию. Тут, видите ли, ничего нельзя заранее предсказать.
Следователь подписывал какие-то бумаги.
– Какой чудовищный способ избрала она, чтобы расстаться с жизнью. Конечно, девочка была безумна, искать какие-то мотивы тут бессмысленно. К тому ж мотивы эти могут оказаться весьма деликатного свойства. Но каким все-таки жутким способом она расправилась с собой. Впрочем, она ведь ничего не соображала. Головой в ручей, и рядом ружье... Я уверен: это самоубийство, и я так и напишу. Очень сожалею, что мне приходится говорить все это в вашем присутствии, миссис Ван Девентер. Для вас и так было страшным ударом... наткнуться на нее... в таком виде.
Доктор помог Элен спуститься по лестнице. Они вышли из здания суда.
– Да не переживайте вы так! – воскликнул он. – На вас посмотреть – вас будто на казнь ведут. Говорю вам, все к лучшему. Не надо так переживать.
Она на него даже не взглянула.
– Теперь я знаю. Да, теперь я знаю, в чем мое предназначение, – сказала она тихо. – Я и раньше подозревала об этом, а теперь я знаю наверняка. И сил у меня хватит, доктор. Я все выдержу. Не беспокойтесь обо мне.
VI
Джуниус Молтби был молод и невысок ростом. Он происходил из хорошей интеллигентной семьи и получил приличное образование. Когда отец его скончался полным банкротом, Джуниус вынужден был занять место секретаря в какой-то конторе, где весьма неохотно проработал десять лет.
Возвращаясь после трудов домой, он взбивал на своем старинном кресле подушки и проводил вечера за чтением. Очерки Стивенсона он считал чуть ли не лучшим из того, что написано в английской литературе: он без конца перечитывал его «Путешествие с ослом».
Однажды вечером – ему тогда только что исполнилось тридцать пять лет, – Джуниус упал в обморок на пороге своего дома. Придя в себя, он впервые заметил, что ему трудно дышать. Джуниусу захотелось узнать, давно ли он болеет. Врач, к которому он обратился, был доброжелателен и даже его обнадежил.
– Дела ваши не так уж плохи, – сказал он. – Но с вашими легкими в Сан-Франциско делать нечего. Вы и года не протянете среди здешнего тумана и смога. Вам нужен теплый, сухой климат.
Эта внезапно свалившаяся на него болезнь даже обрадовала Джуниуса, ибо сразу рвала узы, связывавшие его с прежней жизнью, – узы, которые он не решался разорвать по собственной воле. У него было пятьсот долларов – денег он не копил, просто еще не успел их истратить.
– С такой суммой, – решил он, – я или выздоровлю и начну новую жизнь, или умру, что окончательно меня избавит от необходимости заниматься бизнесом.
Один из его сослуживцев рассказал ему о Райских Пастбищах – теплой, окруженной горами долине, и Джуниус немедленно отправился туда. Его привлекло название. «Либо это доброе предзнаменование и мне суждено остаться в живых, – размышлял он, – либо всего лишь символическая и прелестная замена смерти». Он чувствовал: это название каким-то образом с ним связано. И это доставляло ему удовольствие, ибо последние десять лет он не находил ничего в этом мире, что имело бы хоть какую-нибудь связь с его особой.
В Райских Пастбищах несколько семейств были готовы принять постояльца. Джуниус посетил их и остановил свои выбор на ферме вдовы Куокер. Вдова нуждалась в деньгах, а он, в свою очередь, был согласен спать не в доме, а в сарае. У миссис Куокер было двое детей. Кроме того, она держала работника.
Теплый климат благотворно сказался на легких Джуннуса Молтби. Через год он приобрел здоровый цвет лица и прибавил в весе. Он вел спокойную и счастливую жизнь и, что особенно его радовало, до предела обленился и совершенно выбросил из головы предыдущие десять лет своей жизни. Он перестал причесываться, очки держались на самом кончике носа: зрение его улучшилось, и очки он теперь носил, собственно, по привычке. Целый день он разгуливал с веточкой в зубах – тоже неизменная привычка людей ленивых и задумчивых. Он выздоровел в 1910 году.
Год спустя миссис Куокер забеспокоилась, что о ней скажут соседи. Когда ей пришло в голову, что присутствие в ее доме постороннего мужчины может быть истолковано превратно, она стала нервной и раздражительной. И когда Джуниус окончательно выздоровел, вдова сообщила ему о своих опасениях. Он женился на ней с радостью и без промедления. Теперь у него был дом и безоблачное будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Прислушавшись, она вдруг уловила резкий, скрежещущий звук. Он раздался с другой стороны дома. «Если бы тут жили бобры, я подумала бы, что это бобер подгрызает дерево. Может, это дикобраз грызет фундамент дома. Я слышала, они так делают. Но и дикобразов здесь не водится». Тут весь дом просто ходуном заходил. «Видно, эта тварь взялась за бревна», – произнесла она. Послышался не очень сильный удар, затем все смолкло. Элен тревожно вздрогнула. Она быстро прошла по коридору и остановилась перед дверью в комнату Хильды. Положив руку на задвижку (эта задвижка – довольно крепкая – запирала дверь снаружи), она окликнула Хильду:
– Родная моя, как ты себя чувствуешь?
Ответа не было. Элен тихонько отодвинула засов и вошла в комнату. Одна из дубовых решеток была выломана. Хильда исчезла.
Некоторое время Элен неподвижно стояла и тоскливо смотрела в открытое окно. Потом щеки ее побледнели, губы сжались – ее лицо приобрело обычное выражение непоколебимого упорства. Она машинально двинулась в гостиную, взобралась на стул, открыла коробку и взяла ружье.
* * *
Доктор Филлипс сидел рядом с Элен Ван Девентер в приемной следователя. Он присутствовал здесь в качестве лечащего врача, кроме того, он считал, что при нем Элен, возможно, будет чувствовать себя спокойней. Впрочем, она не выглядела испуганной. В ее суровом, неистово суровом трауре проступала твердость гранитной скалы, размыть которую бессильно даже море.
– Вы ждали этого? – спросил следователь. – Вы знали, что могло произойти нечто подобное?
Доктор Филлипс неловко взглянул на Элен и откашлялся. – Я наблюдал ее с самого рождения. Это как раз тот случай, когда человек может убить или себя, или другого, смотря по обстоятельствам. Если бы она кого-нибудь убила, она могла бы жить потом долгие годы, никому не причиняя вреда и не прибегая больше к насилию. Тут, видите ли, ничего нельзя заранее предсказать.
Следователь подписывал какие-то бумаги.
– Какой чудовищный способ избрала она, чтобы расстаться с жизнью. Конечно, девочка была безумна, искать какие-то мотивы тут бессмысленно. К тому ж мотивы эти могут оказаться весьма деликатного свойства. Но каким все-таки жутким способом она расправилась с собой. Впрочем, она ведь ничего не соображала. Головой в ручей, и рядом ружье... Я уверен: это самоубийство, и я так и напишу. Очень сожалею, что мне приходится говорить все это в вашем присутствии, миссис Ван Девентер. Для вас и так было страшным ударом... наткнуться на нее... в таком виде.
Доктор помог Элен спуститься по лестнице. Они вышли из здания суда.
– Да не переживайте вы так! – воскликнул он. – На вас посмотреть – вас будто на казнь ведут. Говорю вам, все к лучшему. Не надо так переживать.
Она на него даже не взглянула.
– Теперь я знаю. Да, теперь я знаю, в чем мое предназначение, – сказала она тихо. – Я и раньше подозревала об этом, а теперь я знаю наверняка. И сил у меня хватит, доктор. Я все выдержу. Не беспокойтесь обо мне.
VI
Джуниус Молтби был молод и невысок ростом. Он происходил из хорошей интеллигентной семьи и получил приличное образование. Когда отец его скончался полным банкротом, Джуниус вынужден был занять место секретаря в какой-то конторе, где весьма неохотно проработал десять лет.
Возвращаясь после трудов домой, он взбивал на своем старинном кресле подушки и проводил вечера за чтением. Очерки Стивенсона он считал чуть ли не лучшим из того, что написано в английской литературе: он без конца перечитывал его «Путешествие с ослом».
Однажды вечером – ему тогда только что исполнилось тридцать пять лет, – Джуниус упал в обморок на пороге своего дома. Придя в себя, он впервые заметил, что ему трудно дышать. Джуниусу захотелось узнать, давно ли он болеет. Врач, к которому он обратился, был доброжелателен и даже его обнадежил.
– Дела ваши не так уж плохи, – сказал он. – Но с вашими легкими в Сан-Франциско делать нечего. Вы и года не протянете среди здешнего тумана и смога. Вам нужен теплый, сухой климат.
Эта внезапно свалившаяся на него болезнь даже обрадовала Джуниуса, ибо сразу рвала узы, связывавшие его с прежней жизнью, – узы, которые он не решался разорвать по собственной воле. У него было пятьсот долларов – денег он не копил, просто еще не успел их истратить.
– С такой суммой, – решил он, – я или выздоровлю и начну новую жизнь, или умру, что окончательно меня избавит от необходимости заниматься бизнесом.
Один из его сослуживцев рассказал ему о Райских Пастбищах – теплой, окруженной горами долине, и Джуниус немедленно отправился туда. Его привлекло название. «Либо это доброе предзнаменование и мне суждено остаться в живых, – размышлял он, – либо всего лишь символическая и прелестная замена смерти». Он чувствовал: это название каким-то образом с ним связано. И это доставляло ему удовольствие, ибо последние десять лет он не находил ничего в этом мире, что имело бы хоть какую-нибудь связь с его особой.
В Райских Пастбищах несколько семейств были готовы принять постояльца. Джуниус посетил их и остановил свои выбор на ферме вдовы Куокер. Вдова нуждалась в деньгах, а он, в свою очередь, был согласен спать не в доме, а в сарае. У миссис Куокер было двое детей. Кроме того, она держала работника.
Теплый климат благотворно сказался на легких Джуннуса Молтби. Через год он приобрел здоровый цвет лица и прибавил в весе. Он вел спокойную и счастливую жизнь и, что особенно его радовало, до предела обленился и совершенно выбросил из головы предыдущие десять лет своей жизни. Он перестал причесываться, очки держались на самом кончике носа: зрение его улучшилось, и очки он теперь носил, собственно, по привычке. Целый день он разгуливал с веточкой в зубах – тоже неизменная привычка людей ленивых и задумчивых. Он выздоровел в 1910 году.
Год спустя миссис Куокер забеспокоилась, что о ней скажут соседи. Когда ей пришло в голову, что присутствие в ее доме постороннего мужчины может быть истолковано превратно, она стала нервной и раздражительной. И когда Джуниус окончательно выздоровел, вдова сообщила ему о своих опасениях. Он женился на ней с радостью и без промедления. Теперь у него был дом и безоблачное будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52