К этой стране плыла складка, которая была армией кентавров, будто бурей гнало барашки по воде, двигавшейся со скоростью бегущих лошадей, а не медленным шагом пешехода. На юг мчались барашки, пока не добежали до темной области, где будто была глубже вода. Волнение усилилось, оно росло и росло, обратившись в два столкнувшихся войска, и разрослось еще сильнее, и Огерн воочию увидел обе стороны. Кентавры бились со смуглокожими людьми с каменными взорами, людьми, сражавшимися на запряженных лошадьми колесницах двусторонними топорами и мечами.
— Ваньяры! — признал Огерн старых врагов. — Те, что стали почитать Улагана как бога!
— А теперь и его сына Боленкара, — серьезно сказала Рахани.
Улаган взрастил собственных полководцев. Он насиловал человеческих женщин. Беременея, несчастные раздувались так, что чуть не лопались, и умирали, принося гигантских детей — полулюдей-полулинов — ульгарлов, старейшим и гнуснейшим из коих был Боленкар. Первый из них и самый одинокий, он ненавидел и чтил своего отца — чтил, как всякий сын будет чтить сильного и влиятельного отца; ненавидел за жестокость и потому, что он навлек на него злобу других улинов, презиравших Боленкара за то, что он выродок. Теперь злоба и обида нашли выход, направив человека на человека, войско на войско, а вынужденное почитание отца и вечная и тщетная жажда признания нашли выход в продолжении деяний Улагана по уничтожению молодых рас через их науськивание друг на друга. Но Боленкар также приказал ваньярам родить как можно больше детей, и две столкнувшиеся силы были практически равны друг другу по численности.
Кентавры все же одолели ваньяров, поскольку колесницам было не сравниться в быстроте и маневренности с мощными лошадиными телами. Колесницы разъехались в разные стороны, оставив на поле брани тысячи мертвых и умирающих. Те из уцелевших, кому удалось добраться до дому, похватали свои семьи и бежали дальше. Они донесли весть о поражении до сородичей, и другие семьи собирались и бежали, оставляя за спиной прикрытие из ваньяров, которые бились, отступали и гибли, пока остальные не спаслись, не попали в рабство или не погибли. Тогда те из прикрытия, кто остался в живых, повернулись и тоже бежали, а кентавры забрали их жилища и их рабов и занялись тем, что стали выслеживать многочисленные стада, которые были источником жизни ваньяров и остатки которых могли теперь дать начало новым стадам.
Ибо ваньяры пришли с обширных степей на западе и юге — но не на востоке, потому что те земли были захвачены другими племенами кентавров, которые нападали на людей, что были слабее их, грабили их, убивали, жгли и порабощали; они шли в набеги с именем подвигшего их на завоевания божества — Боленкара. Огерн ошеломленно наблюдал, как сдаются и подвергаются разграблениям роскошные города юга, как реками течет кровь. Ваньяры шли дальше, оставляя роскошные города опустошенными. Города рассыпались в прах, зарастали непроходимыми лесами.
Они уменьшались в магическом облачном кольце Рахани, опять превращались в обычные барашки на воде, барашки, тянущиеся в сторону...
— Междуречье! — вскрикнул Огерн.
Барашки поглотили прибоем эту землю — землю, где Огерн некогда странствовал и сражался, где он спасал города и находил друзей. Душа застыла от чувства потери, когда он понял, что они, друзья, да и наследники их скорее всего давно мертвы.
Рахани почувствовала его внезапную скорбь и обняла его:
— Успокойся, любимый. Это не то, что было, и даже не то, что должно случиться, а лишь то, что может произойти.
Она знала, что не в этом причина холода, коснувшегося души Огерна, и он понимал, что она это знает, и все равно был благодарен. Он впервые начал понимать, что чувствует сама Рахани, поселившись вдали от остальных улинов, — что должна она чувствовать, когда столькие из ее расы погибли, а немногие оставшиеся скрываются в изгнании. Он ощутил часть ее скорби, ее одиночества...
Не довольно ли ей искать утешения с человеком низшей расы?
Огерн страстно обнял Рахани, и вправду желая утешить ее, но взор его был прикован к картине опустошения. Волна ваньяров поглотила все Междуречье и двинулась дальше, по берегу Срединного Моря и даже наверх, в северные и западные земли, где находилась родина Огерна. У него на мгновение закружилась голова, когда он задумался о том, остался ли кто-нибудь из его племени, его родни. С помощью Рахани он видел, как его сын вырос, влюбился, стал отцом, заботился о детях и их матери и, к сожалению, состарился и умер. Ему недостало отваги подолгу следить за внуками, но время от времени он спускался к ним с помощью и при поддержке Рахани. Уже много поколений он не наблюдал за своими наследниками, и он не знал, хватит ли ему смелости сделать это еще раз.
Но она была так далеко на юге, его родина! Огерн всегда считал, что Междуречье на юго-востоке — но вот оно где, южнее, да, но гораздо дальше к западу кишащих кентаврами степей! Намного, намного дальше, но рябь прибоя колесниц перемахнула через великие горы на юг широких пастбищ, поглотила все земли к западу, остановившись лишь у западного океана. Многолюдные орды ваньяров праздновали победу повсеместно и вырезали, насиловали, жгли, погружали мир во тьму и варварство.
— Что-нибудь может остановить исступленного Боленкара? — прошептал Огерн.
— Конечно. — Рахани провела между ними и грядой облаков рукой, и видение исчезло. — Тому, что ты только что видел, чтобы осуществиться, нужно больше века, поскольку сейчас все лишь начинается.
— Уже начинается! Что будет с наследниками моего сына? С наследниками моих друзей, Лукойо и Дарияда?
— Они живы, пока живы, но многие погибнут во время нашествия ваньяров, если это видение воплотится в жизнь.
— Нет! Как я могу остановить ваньяров?
— Только остановив Боленкара, — ответила Рахани. Огерна на мгновение объял страх.
— Остановить Боленкара? Остановить ульгарла, получеловека-полубога ?
— Ты знаешь, что мы не боги, Огерн, — возразила Рахани.
— Да, но сверхчеловеки! Мы говорим о свержении не какого-то человека — сверхчеловека! Да, он не способен преображаться, как чистокровный улин, но в нем двенадцать футов роста и четыре в ширину! В нем силы на двадцать человек, мозгов на пятерых, и он полтысячелетия учился уловкам и хитрым вывертам!
— Как ты учился магии, — решительно напомнила Огерну Рахани, — день за днем, узнавая все больше и больше. Что, любовь моя? Ты не веришь тому, чему я тебя научила?
Это вернуло Огерну хладнокровие и некоторую уверенность.
— Конечно, все именно так. С мудростью Рахани, ее мастерством и могуществом, как могу я проиграть?
— Запросто, — резко ответила она. — Помни об осторожности, ибо Боленкар, как ты говорил, умудрен в зле и обмане и во много раз могущественнее любого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Ваньяры! — признал Огерн старых врагов. — Те, что стали почитать Улагана как бога!
— А теперь и его сына Боленкара, — серьезно сказала Рахани.
Улаган взрастил собственных полководцев. Он насиловал человеческих женщин. Беременея, несчастные раздувались так, что чуть не лопались, и умирали, принося гигантских детей — полулюдей-полулинов — ульгарлов, старейшим и гнуснейшим из коих был Боленкар. Первый из них и самый одинокий, он ненавидел и чтил своего отца — чтил, как всякий сын будет чтить сильного и влиятельного отца; ненавидел за жестокость и потому, что он навлек на него злобу других улинов, презиравших Боленкара за то, что он выродок. Теперь злоба и обида нашли выход, направив человека на человека, войско на войско, а вынужденное почитание отца и вечная и тщетная жажда признания нашли выход в продолжении деяний Улагана по уничтожению молодых рас через их науськивание друг на друга. Но Боленкар также приказал ваньярам родить как можно больше детей, и две столкнувшиеся силы были практически равны друг другу по численности.
Кентавры все же одолели ваньяров, поскольку колесницам было не сравниться в быстроте и маневренности с мощными лошадиными телами. Колесницы разъехались в разные стороны, оставив на поле брани тысячи мертвых и умирающих. Те из уцелевших, кому удалось добраться до дому, похватали свои семьи и бежали дальше. Они донесли весть о поражении до сородичей, и другие семьи собирались и бежали, оставляя за спиной прикрытие из ваньяров, которые бились, отступали и гибли, пока остальные не спаслись, не попали в рабство или не погибли. Тогда те из прикрытия, кто остался в живых, повернулись и тоже бежали, а кентавры забрали их жилища и их рабов и занялись тем, что стали выслеживать многочисленные стада, которые были источником жизни ваньяров и остатки которых могли теперь дать начало новым стадам.
Ибо ваньяры пришли с обширных степей на западе и юге — но не на востоке, потому что те земли были захвачены другими племенами кентавров, которые нападали на людей, что были слабее их, грабили их, убивали, жгли и порабощали; они шли в набеги с именем подвигшего их на завоевания божества — Боленкара. Огерн ошеломленно наблюдал, как сдаются и подвергаются разграблениям роскошные города юга, как реками течет кровь. Ваньяры шли дальше, оставляя роскошные города опустошенными. Города рассыпались в прах, зарастали непроходимыми лесами.
Они уменьшались в магическом облачном кольце Рахани, опять превращались в обычные барашки на воде, барашки, тянущиеся в сторону...
— Междуречье! — вскрикнул Огерн.
Барашки поглотили прибоем эту землю — землю, где Огерн некогда странствовал и сражался, где он спасал города и находил друзей. Душа застыла от чувства потери, когда он понял, что они, друзья, да и наследники их скорее всего давно мертвы.
Рахани почувствовала его внезапную скорбь и обняла его:
— Успокойся, любимый. Это не то, что было, и даже не то, что должно случиться, а лишь то, что может произойти.
Она знала, что не в этом причина холода, коснувшегося души Огерна, и он понимал, что она это знает, и все равно был благодарен. Он впервые начал понимать, что чувствует сама Рахани, поселившись вдали от остальных улинов, — что должна она чувствовать, когда столькие из ее расы погибли, а немногие оставшиеся скрываются в изгнании. Он ощутил часть ее скорби, ее одиночества...
Не довольно ли ей искать утешения с человеком низшей расы?
Огерн страстно обнял Рахани, и вправду желая утешить ее, но взор его был прикован к картине опустошения. Волна ваньяров поглотила все Междуречье и двинулась дальше, по берегу Срединного Моря и даже наверх, в северные и западные земли, где находилась родина Огерна. У него на мгновение закружилась голова, когда он задумался о том, остался ли кто-нибудь из его племени, его родни. С помощью Рахани он видел, как его сын вырос, влюбился, стал отцом, заботился о детях и их матери и, к сожалению, состарился и умер. Ему недостало отваги подолгу следить за внуками, но время от времени он спускался к ним с помощью и при поддержке Рахани. Уже много поколений он не наблюдал за своими наследниками, и он не знал, хватит ли ему смелости сделать это еще раз.
Но она была так далеко на юге, его родина! Огерн всегда считал, что Междуречье на юго-востоке — но вот оно где, южнее, да, но гораздо дальше к западу кишащих кентаврами степей! Намного, намного дальше, но рябь прибоя колесниц перемахнула через великие горы на юг широких пастбищ, поглотила все земли к западу, остановившись лишь у западного океана. Многолюдные орды ваньяров праздновали победу повсеместно и вырезали, насиловали, жгли, погружали мир во тьму и варварство.
— Что-нибудь может остановить исступленного Боленкара? — прошептал Огерн.
— Конечно. — Рахани провела между ними и грядой облаков рукой, и видение исчезло. — Тому, что ты только что видел, чтобы осуществиться, нужно больше века, поскольку сейчас все лишь начинается.
— Уже начинается! Что будет с наследниками моего сына? С наследниками моих друзей, Лукойо и Дарияда?
— Они живы, пока живы, но многие погибнут во время нашествия ваньяров, если это видение воплотится в жизнь.
— Нет! Как я могу остановить ваньяров?
— Только остановив Боленкара, — ответила Рахани. Огерна на мгновение объял страх.
— Остановить Боленкара? Остановить ульгарла, получеловека-полубога ?
— Ты знаешь, что мы не боги, Огерн, — возразила Рахани.
— Да, но сверхчеловеки! Мы говорим о свержении не какого-то человека — сверхчеловека! Да, он не способен преображаться, как чистокровный улин, но в нем двенадцать футов роста и четыре в ширину! В нем силы на двадцать человек, мозгов на пятерых, и он полтысячелетия учился уловкам и хитрым вывертам!
— Как ты учился магии, — решительно напомнила Огерну Рахани, — день за днем, узнавая все больше и больше. Что, любовь моя? Ты не веришь тому, чему я тебя научила?
Это вернуло Огерну хладнокровие и некоторую уверенность.
— Конечно, все именно так. С мудростью Рахани, ее мастерством и могуществом, как могу я проиграть?
— Запросто, — резко ответила она. — Помни об осторожности, ибо Боленкар, как ты говорил, умудрен в зле и обмане и во много раз могущественнее любого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103