Я бросил плащ и шляпу на спинку кресла, а сам уселся на софу и с наслаждением вытянул ноги. В поведении Рондины была нервозность, и она постаралась скрыть это, подойдя к бару, — Выпьешь?
— А почему бы и нет?
— Шотландского?
— Ты столько раз готовила для меня напитки, крошка, что должна бы и запомнить, что я не пью. С тех пор мои вкусы не изменились. Простое виски и имбирное пиво — и не очень крепкая смесь.
Я находил игру Рондикы безукоризненной, но сейчас это не имело никакого смысла. Мы были одни, и я сказал:
— Как чувствует себя мистер Селвик? Рондина поставила мой стакан на столик передо мной и ответила:
— Он пришел в себя. Чувствует себя хорошо. В понедельник, как обычно, он придет на работу.
— Я слышал, что ты завтракала с ним. Она внимательно посмотрела на меня.
— Ты что-нибудь имеешь против этого?
— Возможно, — я взял стакан и попробовал напиток. Он был смешан правильно.
— Этот приступ у него начался в самый неподходящий момент.
Она нахмурилась, словно не понимая меня.
— У него и раньше бывали такие приступы.
— И всегда перед этим ты завтракала с ним? Рондина поняла, к чему я клоню, и стакан в ее руке задрожал. Она тщетно пыталась подыскать ответ.
Прежде чем она это сделала, я сменил тему разговора.
— Мы получили информацию о Диане Кейн. Она интересует тебя или же тебе и так все известно?
Она буквально оцепенела. Стакан выпал у нее из рук и разбился. Кусок льда заскользил по полу в мою сторону. Лицо Рондины стало смертельно бледным. Мне не удалось скрыть улыбки.
— Через нее ты и проникла в семью Кейнов. Остается только выяснить еще одну деталь, крошка: где настоящая Эдит Кейн?
Рондина не ответила. В ее взгляде читался страх, ярость и неприкрытая ненависть. Я продолжал:
— Тогда я отвечу на этот вопрос за тебя. Возможно, настоящая Эдит Кейн содержится где-нибудь в заключении.! Однако я держу пари, что она мертва. Ты предпочитаешь заметать свои следы. Все твои рекомендации даны людьми; знавшими Эдит Кейн ребенком, а не взрослой. Здесь помогла репутация семьи, так как никто не мог себе представить; что член семейства Кейнов может быть подозрителен, если! эта история попадет в газеты, то она будет означать самоубийство для Кейнов.
Руки Рондины так дрожали, что она с трудом смогла вытащить сигарету из пачки.
Я вытащил из кармана коробок рекламных спичек моего отеля и, дав ей прикурить, бросил его на стол.
Она глубоко затянулась и постаралась взять себя в руки.
— Ты ошибаешься, Тайгер.
— Нет, моя радость.
— Ты не можешь...
— Подождем развития событий — и ты увидишь сама. Она еще раз затянулась и погасила сигарету в пепельнице. Она поймала мой взгляд, пристально посмотрела на меня и холодным тоном прежней Рондины произнесла:
— Я не допущу, чтобы ты затоптал имя Кейнов!
— И как ты это осуществишь? С помощью Видора Чариса? Она долго молчала, потом на ее лице мелькнула тень сочувствия, и, наконец, она произнесла:
— Ах, ты, дурачок!
— Я всегда уважал твои способности, Рондина. Ты знаешь все тонкости и хитрости ремесла. Но сейчас ты промахнулась! Против такого тона я застрахован.
— Тайгер!..
— Подойди ко мне, Рондина. Я хочу, чтобы ты довела свою игру до конца. Ты помнишь, дорогая, наш последний поцелуй — поцелуй смерти? Подойди ко мне, я хочу знать, какой вкус теперь у твоего поцелуя.
Ее руки судорожно вцепились в спинку кресла, а глаза засверкали.
— Я хочу знать, остались ли твои поцелуи такими же, после того как ты причинила столько горя почтенной семье и убила ни в чем не повинного ребенка. Я хочу знать, не оставила ли смерть своего привкуса на твоих губах. Подойди же ко мне, Рондина!
Она встала, как автомат, и замерла без движения, как струна.
— Подойди ближе, дорогая, — сказал я, — Я всегда ношу с собой пистолет, как и раньше. Может быть, тебе удастся улучить момент, вытащить его и опять выстрелить мне в грудь.
Я знал, что улыбаюсь, потому что чувствовал, как растянулись губы, открывая оскал зубов.
Неожиданный что-то произошло с Рондиной. Это проявилось в ее глазах и быстро переметнулось на рот. Напряжение понемногу спадало с нее, и она снова стала прежней Рондиной, которую я так хорошо знал, — любимой, желанной, ненавистной! Она опять овладела собой и почувствовала себя хозяйкой положения, Медленно и уверенно она подошла ко мне. При каждом шаге полы платья распахивались, открывая ноги. Мягкий свет гостиной еще больше подчеркивал всю прелесть ее фигуры. Я сидел на софе и смотрел на нее, стараясь проникнуть в ее мысли. Это было нетрудно. Рондина прошептала:
— Скажи, Тайгер, как сильно ты меня любишь? Я не правильно прочел ее мысли. Она пошла по второму кругу обольщать меня, поэтому ответил:
— Гораздо сильнее, чем ты думаешь. Я больше не улыбался. Мое тело напряглось, и голос звучал хрипло и слишком громко.
— Когда-то ты был готов все сделать для меня.
— Это было давно. Теперь я могу для тебя сделать только одно, — расстрелять!
— Если это действительно так... то не сделаешь ли ты для меня еще одну вещь?
— Нет.
Она встала коленями на софу рядом со мной, потом плавно уселась, так что ее колени плотно прижались к моей ноге, Вырез ее платья открывал глубокую ложбинку между грудей.
— Прошу тебя, выслушай меня, — с подкупающей простотой произнесла Рондина.
— Зачем?
— Потому что ты меня любишь. Я отвел ее колени в сторону.
— А ты? Расскажи мне, как сильно ты меня любишь?
— Еще?
— Ты прекрасно умела говорить о любви, дорогая. Когда я лежал рядом с тобой в постели и слушал твой голос, у меня внутри все таяло. Где бы мы не предавались любви — на сене или на перине, ты всегда говорила мне, как сильно меня любишь. Скажи это еще раз. Я хочу знать, сохранился ли у тебя прежний тон.
— Я полюбила тебя с первого взгляда.
— Ты повторяешься, Рондина. Придумай что-нибудь новое.
Она медленно подняла руку и нежно прикоснулась кончиками пальцев к моему лицу.
— Я люблю тебя, Тайгер, — сказала она.
Эта фраза проникла мне в душу и встревожила ее. Рондина поняла это своим женским чутьем, а я люто возненавидел себя за поднимавшееся во мне теплое чувство, потому что это было именно то, что я безуспешно пытался подавить в себе в течение нескольких лет.
— Можно мне теперь высказать тебе свою просьбу? — нежно попросила она. Я промолчал, и она сказала:
— Оставь в покое семью Кейнов.
— Убийцы не меняются, — проворчал я. Ее лицо осталось невозмутимым, только в глазах появилось новое выражение, — Это верно.
Я попытался удержать ее, но не смог. Она наклонилась ко мне, полузакрыв глаза, взяла мое лицо в свои руки и прильнула своим ртом к моим губам, прорвав своим горячим языком мое сопротивление. Я стиснул ее плечи, и прошлое, которое я тщетно гнал прочь, вновь вернулось ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32