Смирягин Андрей
Про рыцаря, любовь и зайцев
Андрей Смирягин
ПРО РЫЦАРЯ, ЛЮБОВЬ И ЗАЙЦЕВ
Короткая юбочка, тонкая как у змейки фигурка, лицо ребенка. Она моя дочка, я ее папа. Мы так договорились.
- Папа, можно я порулю?
- Папа, можно я порулю?
- Пожалуйста, только никого не задави... [Image]
Изумленные пешеходы и водители других машин, открыв рот, взирают на несущийся автомобиль: руль в руках у наклонившейся к нему миловидной пассажирки, и безучастный водитель, жмущий вовсю на газ и лишь иногда на тормоз.
Они едут на кладбище. Нет, без шуток. Она хочет навестить свою бабушку - Донское кладбище, колумбарий номер двадцать, шестнадцатая секция, третий ряд снизу.
- Молодой человек, купите своей девушке цветы.
- Бабуля, горшочек я тоже возьму, чтобы поставить на могилку.
Его дочка улыбается, она очень странно улыбается, она просто корчит мордочку, обнажая в гримасе свои ровные, недавно подпиленные зубы. Двадцать лет она страдала от того, что один из передних зубов у нее неровный, а вчера она пошла проверяться к стоматологу, та взяла пилку и невозмутимо подравняла портивший ее улыбку резак.
- Ты представляешь,- еще долго не могла прийти в себя она,- американские дантисты утверждали, что здесь понадобятся дорогостоящие керамические надставки, а она взяла и за бесплатно подпилила мне зуб.
Глаза ее при этом блестят. Он любил, когда у женщины блестят глаза от шампанского.
Бабушка долго не хотела находиться. Она была профессором медицины и любила говорить: "Вот ты сейчас на меня кричишь, а когда я умру, будешь горько плакать".
Поплутав в лабиринте стен с рядами мемориальных досок и выцветших портретов, бабушку наконец нашли. Она была замурована третьей в бетонной нише. Кроме нее, в мраморную доску было вделано еще два портрета каких-то дальних родственников, судя по всему, мужа и жены. Кто они такие, дочка сказать толком так и не смогла.
Папу привлекли их имена: Вера Васильевна Молокосус и Оскар Павлович Пильдон. Бедная женщина, подумал он, в девичестве натерпелась с одной фамилией, а замужем мучилась с другой.
Между тем бабушка взирала на свою внучку и подозрительную плохо выбритую личность рядом с некоторым состраданием. Папа сразу увидел сходство между дочкой и ее бабушкой. Общими были их губы. Тонкая полоска бабушкиных и нежная влажная плоть его спутницы несомненно имели один и тот же рисунок. Возможно, когда-то и прах дочки вот так же будет взирать с надгробного портретика на свою внучку, рядом с которой будет стоять желающий ее мужчина, благодаря чему, эта сцена, дай Бог, и будет повторяться до бесконечности.
- Не могу себе простить, что обижала ее,- вдруг грустно призналась дочка, прилаживая снизу стены горшочек с цветами, которые, похоже, уже повидали на своем веку могил,- а она мне говорила: "Вот я умру, и ты еще вспомнишь обо мне". Я помню о тебе бабуля, мы еще встретимся с тобою.
- Что за глупости лезут тебе в голову?- изумился ее словам папа.
- А, неважно,- махнула рукой дочка и мило скорчила свою гримасу-улыбку.- Как ты думаешь, церковь сейчас открыта?
Папа посмотрел на часы, было около семи.
- Думаю, как раз начало службы.
Монастырская церковь встретила их неприветливо. Он никогда не умел креститься. Если движение рукой еще получалось достаточно хорошо, то последующий поклон всегда выходил как-то скованно. Возможно, все дело было в раннем остеохондрозе, или в том, что он не любил кланяться никому, даже Богу.
Дочка тоже отличилась перед церковной общественностью, представ перед Богом с непокрытой головой, распущенными вьющимися волосами, в короткой юбочке, непонятно как скрывающей место соединения двух длинных тонких ног и с голой полоской смуглого гладкого живота, слава Богу, без кольца в пупке.
Старушки просто выжимали их из церкви своими неодобрительно-хмурыми взглядами.
- Видишь,- сказал он усмехнувшись, когда они выходили из храма под сень тихого монастырского кладбища,- церковь не принимает тебя. Не понимаю, почему, ведь такое ангельское лицо, как у тебя, еще поискать надо. И потом ты так молода, что у тебя просто не может быть настоящих грехов.
Наивное лица дочки сразу стало задумчивым.
- А измена это грех?- внезапно спросила она.
- Смотря кому. Если твой любимый допускает твою измену, то не грех. Вот скажи, твоему парню будет больно, если он узнает, что ты ему изменяешь?
- Думаю, что да.
- Выходит, твоя измена - это грех.
- А если я ему изменяю только телом, а душой я с ним - это измена?
- К сожалению на этот вопрос я сам еще не ответил,- пожал плечами папа.
Здесь попробуем разобраться, кто кому изменяет.
Дочка досталась папе, можно сказать, по наследству. Наследство оставил один американец, который жил у него и который в свою очередь получил дочку в наследство от другого американца, который и был настоящим парнем Дочки. Ему она и изменяла. Уф! Впрочем, это еще не все об изменах. Все - будет впереди.
Итак, однажды американец сказал ему как бы в шутку:
- Мне хотелось бы, чтобы ты попробовал эту девочку.
Он даже не удивился. Американца так переполняли впечатления от этой жизни, что ему было не жалко поделиться ими с другими. С логикой у него было все в порядке: если у тебя чего-то много, ну, скажем, женщин, не жадничай, поделись с другом.
Странные эти американцы. Ко всем народам относятся свысока, как боги или дети, при этом имеют раздражающую привычку постоянно всем восторгаться. Он живет в Америке и всем восторгается, потом он приезжает в Россию и тоже всем восторгается. Ты думаешь, почему ты живешь здесь и тебе так хреново, а он приезжает и всем направо и налево восторгается. В какую бы ситуацию он не попадал: плохую или хорошую - он остается лишь восторженным зрителем, которому показывают захватывающий спектакль жизни. Любые новые впечатления, с твоей точки зрения даже гадкие и позорные, для него - все равно, что нечаянный подарок.
Это настолько выводит из себя, что хочется дать этому американцу по морде. Однако вскоре понимаешь, что это бесполезно. Потому что это тоже приведет его в восторг, как новое и необычное впечатление.
Это случилось, когда они устроили вечеринку с "барбикью", (по-русски шашлык) у тихой речки, которая незаметно прокладывает себе путь в ивовых зарослях почти в самом центре города. Их было четверо, две девушки и двое мужчин. Костер, тьма речного берега, вино, музыка из машины, игривые прикосновения, когда пары уже разделились, и смелость в действиях одних только подстегивает других пойти еще дальше в осуществлении своих порочных желаний.
Глаза девушек, одетых во все черное, разогретые вином и мясом, горели в отблесках костра словно глаза ведьм на ночном шабаше. Очень скоро всех захватил общие танец древних египтян.
1 2 3 4 5