За большими барышами не гонюсь, зато – чист.
– А если я знаю, что нет?
– Не блефуйте, Александр Сергеевич! И не тратьте даром ваше время и усилия. Вот вы мной занялись, а к вам ведь очередь, вас больные ждут. Глядишь, двое-трое не дождутся, помрут. Вот и еще три трупа к тем полторам, полторум, полторем? – ох, неотесанность моя! – которые на вас уже висят и не дают вам спокойно спать по ночам. Или ничего, спите?
– Ну и сволочь же ты! – негромко сказал майор Петров.
– Знаете, скажу честно: был бы в самом деле сволочью – согласился бы! Честное слово. Но не могу согласиться. Потому что это неправда. Вам не повезло, Александр Сергеевич! Конечно, вам легче было бы знать, что Нина выходит замуж за подлеца и негодяя, за махинатора, жулика. Но я всего лишь заурядный честный тип с небольшими коммерческими способностями, с умением налаживать контакты, причем без пособий Карнеги, а благодаря собственному умственному развитию и чутью. Вот и с вами я знаю, как себя вести, – не умея, подобно вам, проникнуть в ваш глубокий духовный мир. Одним чутьем! Я ерничаю, согласен, я даже злорадствую, тут уж вредность характера, но раз я это делаю, Александр Сергеевич, а не дрожу, как сучий хвостик, то, значит, чувствую за собой такое право? Или не право, ну, неважно. А я ведь не дурак, и если бы унюхал хоть небольшую с вашей стороны опасность, то вел бы себя совсем по-другому.
– Ты просто хамничаешь. Как ты сказал тот раз – на понт берешь.
– На понт берете вы. А для меня это слишком дешево. Неужели вы, так в меня проникший, не понимаете этого?
Александр Сергеевич уныло выпил еще водки. Проникнуть-то он в меня проник, но понимал, что сделать со мной ничего не может. Поэтому и пришел. А я хоть и не проник, но точно знал, что этот разговор – лишь начало. Я ждал, когда он перейдет к основной части. И он перешел.
– Ладно, – сказал он. – Пусть ты отмоешься. Даже скорее всего. Все вы, сволочи, сейчас заодно.
Я не стал уточнять, с кем это я заодно, хотя терпеть не могу присоединения меня к куче, стае, шобле – и т.п. Он продолжил:
– Но учти. Веришь ты или нет, а я в людях разбираюсь. Я чувствую. Нине от тебя добра ждать не приходится. Да, я не скрываю, люблю ее. Вчера сказал ей об этом.
– Вы у нее были? Она не говорила.
– Об этом потом.
– Как же потом? Она моя невеста!
– Потом! – пристукнул он слегка кулаком по столу – как пристукивал, выйдя из терпения, на какого-нибудь явно завравшегося (зарвавшегося) мазурика у себя в кабинете, где обшарпанный стол с шатающимися ножками (под одну подложена свернутая в несколько раз газета), где унылый учрежденческий шкаф дешевой полировки, где лампа дневного света вот уж год хочет перегореть и противно жужжит – а сама не очищена еще от мела после ремонта, имевшего быть три года назад, где зеленые стены, стулья для посетителей и свой точно такой же стул с засаленным сиденьем, где накурено, окна зарешечены – и уныло висят бледно-розовые шторы на металлическом карнизе, кольца, которыми они прикреплены, противно визжат при раздергивании и задергивании штор…
– Потом! Потом об этом. Или сейчас… Коротко. Она выслушала, поняла. Но понять не захотела.
– Вы не окосевши, Александр Сергеевич? Как это: поняла, но понять не захотела?
Он некоторое время смотрел на меня белыми глазами с красными прожилками.
– Именно так! Понимая – не захотела понять! Ясно? И вот я пришел к тебе.
– Вас тоже можно на «ты»?
– Все шутишь?
– А что? Злые чары нашлете? Экстрасенсы это умеют.
– Чары? Да нет, у меня несколько иные планы.
Тут он резко поднялся и дал мне пощечину. Постоял и грузно опустился на стул.
Я, любезно склонив голову набок, ждал продолжения. Искалечить его я всегда успею – имея на это полное право как гражданин, подвергшийся в собственной квартире нападению пьяного хулигана. Я ждал.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал майор, будто дельное дело сделал. – Теперь так. У тебя пистолет, конечно, есть?
– Есть.
– У меня тоже. Ты берешь двух своих друзей, я двух своих, и стреляемся. Или можно по одному другу – свидетелей меньше. Ну, секунданты то есть.
Ко многому я был готов – а тут, признаться, чуть челюсть не отвесил.
– Это что, дуэль, что ли?
– Вот именно.
– Ну, вы… А если я не соглашусь?
– Тебя еще раз угостить?
– Приму, – не стал возражать я. – Ударившему тя по левой щеке подставь правую. Продолжаем тему христианства.
Но майор был готов к такому варианту.
– Если ты не согласишься, то я в одностороннем порядке. То есть я пристрелю тебя сейчас, вот и все.
И вытащил пистолет. Несмотря на то что он пил водку, рука у него была тверда и держала оружие уверенно.
– Ну стреляйте, – сказал я.
Майор передернул затвор. Круглое дуло, высунувшееся при этом, глянуло как-то одновременно и неправдашно, киношно, но и вполне реально: вот через эту металлическую трубочку вылетит кусок металла и ударит в мое сердце, и я перестану быть. В сущности, не страшно – но обидно уходить, не исполнив задуманного.
Редкий случай: я не знал, как поступить. Майор держал меня на мушке уверенно, сидел от меня на расстоянии двух метров, напасть нельзя. Вопрос один: насколько серьезна его готовность меня убить? Этот вопрос сопрягается с другим: готов ли он сесть в тюрьму – или надеется каким-то образом замести следы? От растерянности я задал эти вопросы прямо:
– Значит, пиф-паф – и застрелите безоружного? И наказания не боитесь? И светского, и высшего – ежели в Христа веруете?
– Светского не будет. Высшего боюсь. Дважды боюсь: потому что после тебя – себя убью. Два греха, второй страшней первого. Верней, первый вообще не грех – верю, что дьявола убиваю. За это, может, и второй грех простится. Не мне судить. Главное – я готов.
Так. Это уже достоевщина, которая растолковала, что русский человек (русский благородный человек!) из-за денег не убьет, спасая себя – не убьет, рвясь к власти – не убьет, а вот из-за теории – убьет. А теория у Александра Сергеевича готова: я дьявол. Антихрист. Змея подколодная. А по народным поверьям, кто змею пристукнет, тому сорок грехов прощается.
– Хорошо, – сказал я, – дуэль. На каких условиях?
– Пятьдесят шагов, стрелять поочередно по жребию. До смерти.
– Нечестно, гражданин майор! – сказал я, выпив тоже немного водки. – Пятьдесят шагов! У вас глаз пристрелямши. Для вас чем дальше, тем шансов больше. Мои условия – десять шагов.
– Это как же? Это рулетка получается! Кому первому выпадет, тот и убьет?
– Зато справедливо. Вы, я вижу, совсем стыд и совесть потеряли. Хотите наверняка меня прибить. А я стрелял-то всего раза три по консервным банкам. Я и с десяти шагов-то не попаду!
Он подумал.
– Хорошо. Рулетка так рулетка. Если ты меня убьешь – она поймет. Не может не понять. Итак, завтра на стройке химкомбината. За городом, глушь, стройка лет десять как заморожена, подвал весь водой залит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– А если я знаю, что нет?
– Не блефуйте, Александр Сергеевич! И не тратьте даром ваше время и усилия. Вот вы мной занялись, а к вам ведь очередь, вас больные ждут. Глядишь, двое-трое не дождутся, помрут. Вот и еще три трупа к тем полторам, полторум, полторем? – ох, неотесанность моя! – которые на вас уже висят и не дают вам спокойно спать по ночам. Или ничего, спите?
– Ну и сволочь же ты! – негромко сказал майор Петров.
– Знаете, скажу честно: был бы в самом деле сволочью – согласился бы! Честное слово. Но не могу согласиться. Потому что это неправда. Вам не повезло, Александр Сергеевич! Конечно, вам легче было бы знать, что Нина выходит замуж за подлеца и негодяя, за махинатора, жулика. Но я всего лишь заурядный честный тип с небольшими коммерческими способностями, с умением налаживать контакты, причем без пособий Карнеги, а благодаря собственному умственному развитию и чутью. Вот и с вами я знаю, как себя вести, – не умея, подобно вам, проникнуть в ваш глубокий духовный мир. Одним чутьем! Я ерничаю, согласен, я даже злорадствую, тут уж вредность характера, но раз я это делаю, Александр Сергеевич, а не дрожу, как сучий хвостик, то, значит, чувствую за собой такое право? Или не право, ну, неважно. А я ведь не дурак, и если бы унюхал хоть небольшую с вашей стороны опасность, то вел бы себя совсем по-другому.
– Ты просто хамничаешь. Как ты сказал тот раз – на понт берешь.
– На понт берете вы. А для меня это слишком дешево. Неужели вы, так в меня проникший, не понимаете этого?
Александр Сергеевич уныло выпил еще водки. Проникнуть-то он в меня проник, но понимал, что сделать со мной ничего не может. Поэтому и пришел. А я хоть и не проник, но точно знал, что этот разговор – лишь начало. Я ждал, когда он перейдет к основной части. И он перешел.
– Ладно, – сказал он. – Пусть ты отмоешься. Даже скорее всего. Все вы, сволочи, сейчас заодно.
Я не стал уточнять, с кем это я заодно, хотя терпеть не могу присоединения меня к куче, стае, шобле – и т.п. Он продолжил:
– Но учти. Веришь ты или нет, а я в людях разбираюсь. Я чувствую. Нине от тебя добра ждать не приходится. Да, я не скрываю, люблю ее. Вчера сказал ей об этом.
– Вы у нее были? Она не говорила.
– Об этом потом.
– Как же потом? Она моя невеста!
– Потом! – пристукнул он слегка кулаком по столу – как пристукивал, выйдя из терпения, на какого-нибудь явно завравшегося (зарвавшегося) мазурика у себя в кабинете, где обшарпанный стол с шатающимися ножками (под одну подложена свернутая в несколько раз газета), где унылый учрежденческий шкаф дешевой полировки, где лампа дневного света вот уж год хочет перегореть и противно жужжит – а сама не очищена еще от мела после ремонта, имевшего быть три года назад, где зеленые стены, стулья для посетителей и свой точно такой же стул с засаленным сиденьем, где накурено, окна зарешечены – и уныло висят бледно-розовые шторы на металлическом карнизе, кольца, которыми они прикреплены, противно визжат при раздергивании и задергивании штор…
– Потом! Потом об этом. Или сейчас… Коротко. Она выслушала, поняла. Но понять не захотела.
– Вы не окосевши, Александр Сергеевич? Как это: поняла, но понять не захотела?
Он некоторое время смотрел на меня белыми глазами с красными прожилками.
– Именно так! Понимая – не захотела понять! Ясно? И вот я пришел к тебе.
– Вас тоже можно на «ты»?
– Все шутишь?
– А что? Злые чары нашлете? Экстрасенсы это умеют.
– Чары? Да нет, у меня несколько иные планы.
Тут он резко поднялся и дал мне пощечину. Постоял и грузно опустился на стул.
Я, любезно склонив голову набок, ждал продолжения. Искалечить его я всегда успею – имея на это полное право как гражданин, подвергшийся в собственной квартире нападению пьяного хулигана. Я ждал.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал майор, будто дельное дело сделал. – Теперь так. У тебя пистолет, конечно, есть?
– Есть.
– У меня тоже. Ты берешь двух своих друзей, я двух своих, и стреляемся. Или можно по одному другу – свидетелей меньше. Ну, секунданты то есть.
Ко многому я был готов – а тут, признаться, чуть челюсть не отвесил.
– Это что, дуэль, что ли?
– Вот именно.
– Ну, вы… А если я не соглашусь?
– Тебя еще раз угостить?
– Приму, – не стал возражать я. – Ударившему тя по левой щеке подставь правую. Продолжаем тему христианства.
Но майор был готов к такому варианту.
– Если ты не согласишься, то я в одностороннем порядке. То есть я пристрелю тебя сейчас, вот и все.
И вытащил пистолет. Несмотря на то что он пил водку, рука у него была тверда и держала оружие уверенно.
– Ну стреляйте, – сказал я.
Майор передернул затвор. Круглое дуло, высунувшееся при этом, глянуло как-то одновременно и неправдашно, киношно, но и вполне реально: вот через эту металлическую трубочку вылетит кусок металла и ударит в мое сердце, и я перестану быть. В сущности, не страшно – но обидно уходить, не исполнив задуманного.
Редкий случай: я не знал, как поступить. Майор держал меня на мушке уверенно, сидел от меня на расстоянии двух метров, напасть нельзя. Вопрос один: насколько серьезна его готовность меня убить? Этот вопрос сопрягается с другим: готов ли он сесть в тюрьму – или надеется каким-то образом замести следы? От растерянности я задал эти вопросы прямо:
– Значит, пиф-паф – и застрелите безоружного? И наказания не боитесь? И светского, и высшего – ежели в Христа веруете?
– Светского не будет. Высшего боюсь. Дважды боюсь: потому что после тебя – себя убью. Два греха, второй страшней первого. Верней, первый вообще не грех – верю, что дьявола убиваю. За это, может, и второй грех простится. Не мне судить. Главное – я готов.
Так. Это уже достоевщина, которая растолковала, что русский человек (русский благородный человек!) из-за денег не убьет, спасая себя – не убьет, рвясь к власти – не убьет, а вот из-за теории – убьет. А теория у Александра Сергеевича готова: я дьявол. Антихрист. Змея подколодная. А по народным поверьям, кто змею пристукнет, тому сорок грехов прощается.
– Хорошо, – сказал я, – дуэль. На каких условиях?
– Пятьдесят шагов, стрелять поочередно по жребию. До смерти.
– Нечестно, гражданин майор! – сказал я, выпив тоже немного водки. – Пятьдесят шагов! У вас глаз пристрелямши. Для вас чем дальше, тем шансов больше. Мои условия – десять шагов.
– Это как же? Это рулетка получается! Кому первому выпадет, тот и убьет?
– Зато справедливо. Вы, я вижу, совсем стыд и совесть потеряли. Хотите наверняка меня прибить. А я стрелял-то всего раза три по консервным банкам. Я и с десяти шагов-то не попаду!
Он подумал.
– Хорошо. Рулетка так рулетка. Если ты меня убьешь – она поймет. Не может не понять. Итак, завтра на стройке химкомбината. За городом, глушь, стройка лет десять как заморожена, подвал весь водой залит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25