- Как у вас вчера прошла встреча с этой женщиной?
- Прекрасно.
- Накормили вас по крайней мере прилично?
- Мадам Ренке превосходная кухарка.
- Что она говорила?
- Мадам Ренке?
- Ваша тетка.
- Ничего особенного.
Жиль притворился, будто не замечает, как встревожена Жерардинз Элуа.
- Кстати, наш друг Плантель приглашает вас к завтраку. Он хочет хотя бы предварительно ввести вас в курс дел вашего дяди, а теперь ваших.
Почему бы не пойти до конца? Негромко, но с упорством капризного ребенка Жиль отчеканил:
- Передайте господину Плантелю, что я не смогу позавтракать у него. Я очень утомлен. Кроме того, мне надо кое-что сделать.
- Я помогу вам. Вы же знаете, Жиль: я в полном вашем распоряжении. Мои дочери тоже. Они уже вас обожают. Что касается Боба, то я уверена: вы с ним столкуетесь, как будто дружили всю жизнь.
- Разумеется, - уклончиво проронил он.
- Чему вы намерены посвятить день?
- Трудно сказать, тетя. Разным мелочам. Понимаете, за короткий срок я перезнакомился со столькими людьми, что мне нужно отдохнуть.
- Эта ваша мадам Ренке хоть сменила воду для цветов?
- Право, не знаю.
Жерардина сбросила пальто и сменила воду в вазах.
- А вы не позавтракаете с нами? В семейном кругу, без посторонних?
- Благодарю, тетя. Я позавтракаю здесь.
- Когда я вас увижу?
- Завтра, хорошо? Да вы не беспокойтесь - я сам зайду. Но конечно, если вам неудобно...
Жерардина ушла, сильно обеспокоенная, и ее телефонный звонок на целый день испортил Плантелю настроение.
А Жиль вышел на второй этаж и не торопясь осмотрел все комнаты. Выбрал себе старинный секретер, несколько книжных полок, рамки для фотографий отца и матери.
- Извините, мадам Ренке. Не найдете ли минутку помочь мне?
Экономка тоже удивилась и забеспокоилась. Тем не менее спустилась вниз вслед за Жилем.
- Почему вы не распорядитесь, чтобы из гаража прислали рабочего. Он вам все поднимет.
- Потому что я предпочитаю поднять мебель сам.
В спальне она мельком глянула на фотографии, потом на Жиля, который показался ей теперь совсем другим человеком, и почти дружелюбно спросила:
- Вам больше ничего не надо? Внизу есть недурные коврики.
Жиль вместе с ней пересмотрел ковры, выбрал один. На лестнице ему встретилась тетя Колетта, направлявшаяся в город; в трауре и креповой вуали она выглядела еще более хрупкой.
Они довольно церемонно раскланялись и разминулись.
Часов в одиннадцать Жиль тоже вышел из дому и впервые после встречи с Армандиной у кладбищенской ограды оказался один на улице. Он постоял под сводом бывшей церкви, глядя, как выкатываются и вкатываются грузовики Мовуазена и суетится Пуано, управляющий с железным крючком вместо руки, так и не посмевший подойти к хозяину, которому его еще не представили.
Оттуда Жиль отправился на улицу Минаж, где жил доктор Соваже, любовник его тетки. Рынок торговал вовсю. Был большой субботний базар, и под аркадами узкой, плохо вымощенной улицы, стоя среди своих корзин, надсаживались горластые крестьянки.
Между зеленой лавкой и невзрачным галантерейным магазинчиком медная дощечка возвещала: "Морис Соваже, врач. Прием с 14 до 18, по субботам с 10 до 12".
Жиль собрался было позвонить, но заметил, что дверь приоткрыта, и на другой, эмалевой, дощечке прочел: "Просьба входить без стука".
Миновав пахнущий аптекой коридор, он вошел в приемную, где уже молчаливо ожидали своей очереди шесть человек, и присел на стул у плетеного столика со старыми журналами.
Пациенты, не произнося ни слова, поглядывали друг на друга. Из-за двери доносились неясные голоса. Потом открывалась другая дверь, и пациент уходил. Доктор высовывал голову в приемную:
- Следующий.
На второй раз он заметил Жиля и нахмурился. Быть может, он уже видел его на улице в обществе Плантеля или Жерардины Элуа?
Очередь приближалась, и с каждым разом врач выглядел все более озабоченным. Это был шатен с длинными, зачесанными назад волосами, выразительным лицом и на редкость живыми глазами, которые, должно быть, везде привлекали к нему внимание. У отца Жиля был такой же взгляд, выдающий скрытое внутри пламя; вот почему он так часто смотрел в сторону или поспешно начинал улыбаться.
- Следующий.
Жиль вошел в кабинет в несколько подавленном состоянии и сразу почувствовал, что на душе у врача не легче, чем у него.
- Я не болен, - предупредил Жиль, останавливаясь посреди кабинета, такого же убогого, как и приемная.- Прошу извинить за беспокойство, но... - Губы дрожали у него так, что он лишь с трудом договорил спокойным тоном: - Я пришел просить вас вернуть мне ключ.
Не сама ли простота, с какой было выражено требование, заставила врача потерять голову? Он затравленно оглянулся, подошел к одной из дверей, резко ее распахнул и вполголоса, словно стьщясь своих слов, пробормотал:
- Извините. Моя жена имеет привычку подслушивать.
Плантель-сын рассказывал об этом Жилю.
Мадам Соваже вот уже много лет калека и передвигается по квартире в коляске с ручным приводом. Мало-помалу ревность ее приняла болезненные формы, обострилась настолько, что несчастная проводит целые часы у дверей мужнего кабинета, ловя каждый доносящийся оттуда звук.
- Садитесь. Прошу прощения, но... Но у меня не г ключа, клянусь вам. Не понимаю, с чего вы взяли...
- Однако вы знаете, о каком ключе идет речь, не так ли?
И тот и другой дрожали: доктор - из-за своего неуравновешенного характера; Жиль - потому, что испугался собственной смелости.
- Предполагаю, что вы намекаете на ключ от сейфа.
- Разве сегодня ночью вы не пытались завладеть им? Подходя к этому дому, я опознал вашу машину.
Врач понурил голову. Чувствовалось, что он колеблется. Что, если в комнате Жиля, а затем в спальне
Октава Мовуазена действительно побывал кто-то другой? Не Колетта ли?
- Послушайте, месье, я не знаю, что вам наговорили эти люди...
- Какие люди?
Блестящие глаза Соваже впились в молодого человека. Лицо его выражало удивление и еще что-то- может быть, нерешительность, может быть, первые признаки симпатии.
- Из синдиката.
Врач снова подошел к двери, проверяя, не подкатила ли к ней больная свою коляску.
- Бабен, Плантели, сенатор, мэтр Эрвино и прочие.
- Почему вы называете их "синдикатом"? Опять та же нерешительность желание что-то сказать и боязнь заговорить.
- Правда ли, что ваши родители были... были артистами мюзик-холла?
- Правда.
- Значит, вы ничего не понимаете в делах и никогда не общались с подобными людьми?
В воздухе повеяло глухой, но грозной яростью, злобой, вселяющей страх.
Доктор стиснул руки.
- Простите, что ничего не могу вам объяснить, по крайней мере сейчас. Положение вашей тети и мое... Поверьте, месье Мовуазен, я не лгу, утверждая, что у меня нет ключа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44