Но это был всего лишь Рауль: сбросив пиджак, он расположился в кресле Франсуа и, как обычно, подливал себе в рюмку. Как ни боролся Франсуа, у брата то в шкафу, то в картотеке вечно оказывалась припрятанная бутылка, а поскольку Шартье тоже был не дурак выпить, Рауль все время изыскивал новые тайники.
Что это он смотрит таким тяжелым взглядом? Пьет в открытую. Не уступает места, хотя он здесь всего лишь служащий.
— На кладбище был?
— Это тебе Вивиана сказала?
— Я ее не видел. Правда, знаю, что она звонила и просила передать, чтобы ты ей звякнул.
Рауль вытащил бумажник из заднего кармана, где он обычно его носит, и бросил на стол пачку денег.
— Клиент раскололся, — лаконично сообщил он я, наконец поднявшись, направился к двери, ведущей в соседнюю комнату. — Там сидят с пяток приставал, которым невтерпеж повидаться с тобой. Я им сказал, что тебя утром не будет, но они все равно сидят как приклеенные.
Да, еще Буссу хотел поговорить с тобой. Он в типографии. Кажется, там что-то неладно.
Вечно какие-то накладки, неприятности, а Франсуа должен все улаживать. А его сотруднички только и умеют, что сидеть у него на шее и скулить: «Понимаете, что-то не получается… Понимаете, нужно денег на…»
Деньги, вечно деньги! И он всегда раздобывал их — для Рауля, для Буссу, для м-ль Берты и Шартье, для всех этих кретинов и старых неудачников, которые таскают ему информации или рисунки.
— Алло, мадмуазель Берта! Будьте добры, соедините меня с типографией.
— А потом мне можно зайти поговорить с вами?
— Деньги есть, успокойтесь. Можете приходить. Телефон у нас сегодня не отключат.
Глава 2
— Фердинан, это вы?
Весь понедельник и часть вторника Фердинан Буссу сидит в Центральной типографии неподалеку от Биржи и верстает газету.
— Вы не очень заняты, шеф? Хорошо, если бы вы приехали сюда. Я не могу отойти от талера.
— Неприятности?
— Не то чтобы неприятности. Просто сегодня утром перед моим приходом кое-что произошло. Вы обязательно должны заскочить ко мне.
— Выкроите полчасика пообедать со мной?
— Но не больше чем полчасика.
В дни верстки Буссу чаще всего пробавляется бутербродами, перекусывая в одной из застекленных комнаток, которые типография отвела для главных редакторов и ответственных секретарей.
Перед выездом Франсуа позвонил на Пресбургскую улицу: он обещал Вивиане заехать за ней и повезти пообедать.
— Увидимся вечером, но когда точно — не знаю. Меня требуют на площадь Биржи.
За спиной стоял Рауль с какой-то бумажкой.
— Что у тебя?
— Прочти.
Сообщение о сексуальных извращениях одного крупного промышленника с Севера, который каждую неделю дня на два — на три наведывается в Париж.
— Печатаем? — спросил Рауль.
— Только подпустим туману, уберем инициалы. Это никогда не вредит. Кстати, ты занят? Не пообедаешь со мной?
— Меня тут ждут еще пять человек. Дай-ка бумажку, я приведу ее в божеский вид. Передай ее Буссу, если поедешь в типографию. В столе у меня лежат еще две-три статейки, которыми можно заткнуть дырку.
— Я увижу тебя во второй половине дня?
— Не исключено. Но если меня не будет, ты знаешь, где меня искать.
Рауль не слишком злоупотребляет тем, что они братья. И даже ведет себя не без почтительности. А началось все как бы с шутки: на людях Рауль стал называть брата шефом. Постепенно это вошло в обыкновение.
И даже если Рауль произносит этот титул с иронией, уловить ее невозможно. По правде сказать, работа забавляет его. Ему всегда доставляло удовольствие чернить людей, выискивать все новые причины, оправдывающие его презрение к ним, теперь же он может заниматься этим с утра до вечера и вволю копаться в грязи. А может быть, ему до сих пор любопытно следить за эволюцией Франсуа и он решил, так сказать, досидеть до конца в первом ряду?
После появления первого номера «Хлыста» Рауль с сомнением поинтересовался у Франсуа: «Думаешь, это надолго?» «Хлыст» — еженедельник, и в прошлом месяце они отметили выход сотого номера.
Между ними установились неплохие отношения. По-настоящему поругались они всего однажды. Из них двоих естественней ведет себя, пожалуй, Рауль, хотя всякий раз, когда он смотрит на брата, во взгляде его читается вопрос.
Началось все это довольно неожиданно. После смерти Жермены Франсуа пробыл в Довиле только четыре дня и уехал, оставив Боба до конца сезона на попечении хозяйки гостиницы, но сказал, что будет наезжать каждую субботу. Вернувшись один на улицу Деламбра, Франсуа был несколько удивлен, что брат, проводивший их на вокзал, не появляется и на дает о себе знать. Он сходил в гостиницу «Рен», и там сказали, что Рауль съехал, не оставив адреса. Уж не отправился ли он назад, в колонии? Но вроде таких намерений он не высказывал, и уж совсем маловероятно, что ему внезапно пришла мысль обосноваться в провинции.
У Франсуа вошло в привычку заходить каждый вечер К Пополю за Вивианой. Они выпивали по рюмочке, а потом отправлялись в гостиницу и брали всегда один и тот же номер.
— Видишь, ты зря выдумывал всякие глупости.
Да, Вивиана была права: к нему вновь вернулась сила, да еще такая, какой он не помнил в себе со времен Эме.
Правда, тут была разница: из них двоих активным партнером была Эме. Сейчас Франсуа понимает: она вела себя с ним, как мужчина с приглянувшейся ему невинной девочкой. А Вивиана всегда была ровной, но продолжала с любопытством наблюдать за ним. После, когда они уже занимались туалетом, она иногда заводила с Франсуа разговор о сыне. Однажды попросила принести фотографию Боба, и в следующее воскресенье Франсуа сфотографировал его на пляже.
Париж сосем опустел. Упицы стали звонкими, гулкими; даже по улице Гэте можно было пройти несколько десятков метров и не встретить ни одного прохожего.
— Вы не откажетесь вечерком поужинать со мной?
В гостинице Вивиана по профессиональной привычке обращалась к нему на «ты», но на бульваре Монпарнас, на террасе ресторанчика, огороженной ящиками с зеленью, совершенно естественно перешла на «вы».
— А вас не смущает, что нас видят вместе в вашем квартале?
В этот вечер Франсуа узнал, что она тоже живет на улице Деламбра через несколько домов от него, хотя он ни разу там ее не встречал. Но еще неожиданней оказалось то, что она не могла пригласить его к себе, как ему хотелось, поскольку хозяйка категорически против визитов мужчин. Это был солидный дом, этакий островок добродетели, на четвертом этаже в нем жил старый священник.
Был вечер, половина десятого. Франсуа и Вивиана стояли на тротуаре; темнота еще не успела сгуститься, с неба на город сочился разреженный свет, фонари пока не зажглись. Наверно, они были похожи на другие парочки, пытавшиеся найти на прощание слова, которые могли бы выразить переполняющую их томительную нежность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44