— По-видимому, я обязана через это пройти? — поинтересовалась она спокойным голосом, когда он снимал пиджак и галстук.
— Тебя это удивляет?
Ее тон был для него неожиданностью и заинтриговал его.
— Я уже больше ничему не удивляюсь.
— Чего же ты в таком случае хотела бы?
— Ничего.
Она задернула занавеску на окне и улеглась. Все время Селита лежала, уставившись в потолок, тело ее оставалось инертным, на лице было написано равнодушие.
— Ты это что, нарочно?
— Возможно.
— Ты всегда такая «приятная»?
Она чувствовала, что он растерялся и понимал, что ему самому особенно нечем гордиться.
— Ну а чего другого вы ожидали?
Позже, одеваясь, он пробормотал:
— Готов держать пари, что ты о себе очень высокого мнения.
Она с трудом скрыла самодовольную улыбку, ибо знала теперь совершенно точно, что задела его за живое, что он заинтригован, унижен и непременно вернется, полный решимости подчинить ее себе.
В тот же вечер все остальные, кроме Наташи, которой еще не было в Канне, уже знали о визите хозяина к ней.
— Значит, и тебя он навестил?
Мари-Лу по доброте души предостерегла ее:
— Главное, не строй никаких иллюзий и не думай невесть чего из-за того, что произошло. У него это вроде мании. Ему непременно нужно ощущать себя хозяином, доказывать, что он настоящий мужчина. Понимаешь? Он, может быть, зайдет еще пару раз к тебе между делом, но это настолько несерьезно, что его жена даже не испытывает никакой ревности.
Это было правдой. Можно сказать, что мадам Флоранс вела себя так, будто давала понять новенькой, а ей тогда была Селита, что она в курсе дела и ее это совсем не волнует.
— Ну что ж, посмотрим! — ответила Селита с вызовом.
— Посмотрим что? — спросила Мари-Лу.
— Да ничего.
Задумала ли она уже тогда что-либо? Она сама еще толком не знала.
Поначалу это представлялось ей своего рода игрой. Для нее мсье Леон был не мсье Леон и даже не просто Леон. Он был прежде всего мужчиной. А рядом с ним находилась мадам Флоранс-женщина, которую предстояло устранить и занять ее место.
Селита прекрасно знала, что за ее спиной начали шептаться, и Мари-Лу, неспособная молчать, тем более что разделяла мнение других, говорила ей:
— Ты завистница, Селита. Все хорошее, что есть у других, причиняет тебе боль, и ты способна на все, что угодно, лишь бы помешать им быть счастливыми.
Это было не совсем верно. Однажды, когда Наташа только что появилась и они были еще близкими подругами, у них состоялся долгий разговор на эту тему. Наташа была умнее Мари-Лу, Кетти и всех других, что выступали в «Монико». Она много читала и единственная не спала никогда с посетителями.
Маловероятно, что ее посещал и хозяин.
Наташа была замужем за коммивояжером, от которого у нее был ребенок трехлетняя девочка. Она сама покинула мужа, возбудила дело о разводе. Она требовала, чтобы ей передали дочь, и ждала со дня на день решения суда.
— Они утверждают, что я завистница, только потому, что я не такая, как они.
— Люди не выносят, когда кто-то не такой, как они.
— У меня же не зависть, а ненависть к несправедливости.
Наташа в то время, казалось, понимала ее, и они обе чуть было не поселились вместе в квартире на улице Пастера.
— Есть люди, которым во всем везет, и всегда это совершенно незаслуженно.
Вот Мари-Лу, например, тупа как пробка, а все ее любят.
Почему Наташа так быстро пресытилась их дружбой?
Прошло несколько дней, и она стала избегать Селиту, которая в конце концов прямо спросила подругу:
— Я тебе сделала что-нибудь плохое?
— Ну что ты можешь мне сделать?
— Не знаю. Я просто хочу знать, почему ты так изменилась по отношению ко мне.
— Потому что я устаю от тебя.
После небольшой паузы Наташа добавила, тщательно подбирая слова:
— Понимаешь, ты слишком все усложняешь. У тебя просто потребность создавать вокруг себя разные драмы.
Ну вина ли Селиты в том, что драмы буквально преследуют ее? Разве не вкладывала она всегда страсть и увлечение в любое дело, которым ей приходилось заниматься!
Наташа должна была бы понять. Она же рассказала ей все о своем прошлом.
— В возрасте четырех лет, как сегодня Пьеро, я спала у соседки на улице Коленкур, пока моя мать танцевала в ночных кабаре. А в восемь лет она отдала меня в школу танцев, где я испытывала ужасные муки, обучаясь ходить на пуантах и всячески ломать свое тело. Тем временем мои брат и сестра в Голливуде жили как подобает детям богачей. Ты знаешь, как зовут моего отца?
И она ей открыла его имя: это Жозе Дельгадо — знаменитый певец, известный по многим фильмам. Его фотографии часто можно видеть во всех газетах.
— Я же родилась слишком рано, когда он еще никем не был и делил с моей матерью маленькую комнатку на Монмартре. Он не женился на ней и уехал в Соединенные Штаты, когда мне исполнилось два года. Там он был женат трижды, и у него появились другие дети: говорят, он собирается развестись в очередной раз, чтобы вступить в новый брак.
— Тебе-то что до того? — спросила Наташа.
Она не понимала Селиту. Ведь и она должна была чувствовать себя несчастной, поскольку рассталась с мужем и дочерью. Что же касается Мари-Лу, то той достаточно было перестать быть служанкой, не вставать больше в шесть часов утра, чтобы все проблемы для нее были решены. Время от времени она влюблялась в кого-нибудь недели на три или на месяц. Последней ее любовью был крупье мрачного вида, делающего его похожим на гробовщика.
С шестнадцати лет Селита в качестве танцовщицы театра оперетты стала разъезжать по маленьким городкам и второсортным казино, ела чаще в поездах и вокзальных буфетах, чем в настоящих ресторанах.
В ее жизни появился мужчина, когда ей было двадцать два года. Она жила с ним в отеле на бульваре Сен-Мартен и строила планы на будущее. Когда она забеременела, ей показалось, что он разделял ее радость. На Третьем месяце она еще танцевала в Шатле.
Ее любовник занимался бизнесом в области импорта и экспорта, и она уже мысленно поздравляла себя с тем, Ж.. что скоро расстанется с театром. У них будет домик в пригороде, еще несколько детей, а позже появится автомобиль.
Казалось, все шло хорошо, когда одна женщина — хитрая брюнетка небольшого роста, даже не такая уж привлекательная — сумела переманить к себе ее любовника.
— Понимаешь, Наташа, они поженились и живут счастливо. У них трое детей, они уже ходят в школу.
— Ну а твой ребенок?
— Мой умер. Это была девочка. Поскольку ее отец бросил меня, она принадлежала только мне одной.
Селита ждала поддержки или хотя бы одобрения.
— Тебе это понятно?
— Что же с ней случилось?
— Мне не хотелось помещать ее у кого-нибудь в деревне, как это многие делают, я хотела видеть ее всегда около себя. Вечерами я, как и Франсина, оставляла девочку у соседки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36