мне было чуточку страшно. Тесть поднял меня на смех:
— Здешняя повитуха сделает все ничуть не хуже. Она принимала добрую треть деревни.
Тем не менее роды оказались трудными. И опять тесть подбадривал меня:
— С моей женой в первый раз было еще хуже. Но увидите, во второй…
Сам не знаю почему, я все время толковал о сыне, и женщинам, то есть матери и Жанне, запала в голову мысль о мальчике.
Родилась, однако, девочка, а жена после родов три месяца пролежала в постели.
Извините, господин следователь, что я пишу о ней с таким кажущимся безразличием. Дело, видите ли, в том, что я совсем не знал ее — ни тогда, ни после.
Она была в моей жизни только декорацией, знаком подчинения условностям. Я был врачом, обзавелся кабинетом, светлым и веселым домом. Женился на приличной и послушной девушке. Она родила мне ребенка, и я в меру сил заботился о ней.
Издалека все это кажется мне ужасным. Я ведь даже не попытался понять, что она такое на самом деле, о чем думает, чем живет.
Четыре года мы спали с ней в одной постели. Коротали вечера в обществе моей матери, а иногда и папаши Маршандо, заглядывавшего к нам пропустить перед сном стаканчик.
Теперь это для меня — как выцветшая фотография.
Но, уверяю вас, я не возмутился бы, если бы судья, грозно указав на меня пальцем, возгласил:
— Вы убили ее!..
Это правда. Только я этого не знал. Если бы меня в упор спросили: «Любите ли вы жену?» — я совершенно искренне ответил бы: «Разумеется!»
Жену полагается любить — так уж принято. А дальше я не заглядывал. Принято также делать с ней детей.
Окружающие в один голос твердили мне:
— В другой раз у вас получится здоровенький мальчуган…
И я соблазнился перспективой заиметь здоровенького мальчугана. Матери это тоже было по душе.
Ради здоровенького мальчугана, мысль о котором мне так вбили в голову, что она мало-помалу отождествилась с моими собственными желаниями, я и убил жену.
Когда у Жанны после первого ребенка произошел выкидыш, я несколько встревожился.
— Такое случается чуть не с каждой, — уверял меня тесть. — Вот попрактикуете несколько лет — сами убедитесь.
— Она слабенькая…
— Слабенькие-то — они самые живучие. Посмотрите на свою матушку.
Я опять взялся за свое, господин следователь. Я сказал себе: «Доктор Маршандо старше меня, опытней, значит, он и прав».
Здоровенький, очень здоровенький мальчуган весом не меньше шести кило: во мне при рождении было как раз столько!
Жанна молчала. Неотступно ходила по дому вслед за свекровью:
— Вам помочь, матушка?
Я целыми днями раскатывал на своем мощном мотоцикле: то визиты, то рыбная ловля. Правда, я не пил…
Никогда этого не любил. Да и Жанне почти не изменял.
Вечера мы проводили втроем или вчетвером. Затем уходили к себе. Я шутливо бросал жене:
— Будем делать сына?
Жанна застенчиво улыбалась. Она была очень стеснительна.
Она снова забеременела. Все ликовали и предсказывали мне желаемого шестикилограммового мальчугана.
Я давал жене укрепляющее, делал ей уколы.
— Повитуха в сто раз лучше всех этих чертовых хирургов, — внушал мне тесть.
Когда пришлось накладывать щипцы, позвали меня.
Я почти ничего не видел — глаза мне заливал пот. Тесть тоже был рядом: он метался взад и вперед, как потерявшая след собачонка.
— Вот увидите, все кончится хорошо… Очень хорошо… — повторял он.
Ребенка я принял. Толстую девчушку, которая лишь несколько граммов не дотянула до шести кило. Зато мать ее через два часа умерла, не упрекнув меня даже взглядом и только вздохнув:
— Как жаль, что я такая слабая…
Глава 3
Во время последней беременности жены я вступил в связь с Лореттой. Как в каждой деревне бывает свой пьяница, как в каждой семье кто-нибудь выпивает, так нет у нас ни одного села без особы, вроде Лоретты.
Неплохая, в общем, девушка, она была служанкой у мэра и отличалась поразительной откровенностью, которая многим, несомненно, показалась бы цинизмом. Мать ее состояла в услужении у кюре, что ничуть не мешало Лоретте исповедоваться ему во всех своих прегрешениях.
Вскоре после моего приезда в Ормуа она преспокойно, как старая знакомая, вошла ко мне в кабинет.
— Я, как всегда, провериться, — объявила она, задирая юбку и стаскивая узенькие белые трусики, в обтяжку сидевшие на тугих ягодицах. — Старый доктор не рассказывал вам обо мне?
Маршандо описал мне большинство пациентов, но по забывчивости или умышленно ни словом не обмолвился о Лоретте. Тем не менее она была завсегдатаем его кабинета. Закатав юбку выше талии, она без приглашения шмякнулась на узкую кожаную кушетку, согнула колени и с видимым удовольствием раздвинула пышные молочно-белые ляжки. Чувствовалось, что она готова пролежать в этой позе хоть целый день.
Лоретта не пропускала ни одного случая переспать с мужчиной. Она призналась мне, что в дни, когда представляется такая возможность, ходит без трусиков — зачем терять время зря?
— Я везучая: похоже, детей у меня не будет. Зато дурных болезней боюсь как огня. Вот и стараюсь почаще проверяться.
Ко мне она заглядывала каждый месяц, иногда чаще.
Исповедовалась примерно так же. Одним словом, проделывала нечто вроде генеральной уборки. Неизменно одинаковыми движениями стаскивала с себя трусики в обтяжку и укладывалась на кушетку.
Я мог сойтись с нею еще при первом ее визите. Вместо этого я долгие месяцы желал ее. Думал о ней по вечерам в постели. Мне случалось, обнимая жену, закрывать глаза и мысленно представлять себе пышные белые ляжки Лоретты. Я так много думал об этом, что однажды, столкнувшись с ней на площади, не удержался и со смущенным смешком спросил:
— Ты что не заходишь?
Сам не знаю, почему я сопротивлялся так долго.
Может быть, из-за возвышенных представлений о своей профессии, которых тогда придерживался. А может быть, причина тому страх, в котором меня воспитали.
Она пришла. Проделала ритуальные телодвижения, бросая на меня сперва любопытные, потом насмешливые взгляды. Восемнадцатилетняя девчонка, она смотрела на меня, как взрослая женщина на ребенка, чьи мысли прочла наперед.
Я покраснел, смутился. Неловко пошутил:
— Со многими у тебя было за это время?
И представил себе, как она смеется, когда мужчины, в большинстве случаев знакомые мне, опрокидывают ее навзничь.
— А я, знаете, их не считаю. Получилось — и ладно. — Потом, нахмурясь от внезапной мысли, она выпалила:
— Я вам противна?
Тут я решился. В одно мгновение, как зверь, накинулся на нее и впервые занялся любовью у себя в кабинете.
Более того, впервые делал это с женщиной, которая, не будучи профессионалкой, отличалась такой полной беззастенчивостью, думая лишь о наслаждении, умножая его всеми возможными средствами и подхлестывая себя самыми грубыми словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Здешняя повитуха сделает все ничуть не хуже. Она принимала добрую треть деревни.
Тем не менее роды оказались трудными. И опять тесть подбадривал меня:
— С моей женой в первый раз было еще хуже. Но увидите, во второй…
Сам не знаю почему, я все время толковал о сыне, и женщинам, то есть матери и Жанне, запала в голову мысль о мальчике.
Родилась, однако, девочка, а жена после родов три месяца пролежала в постели.
Извините, господин следователь, что я пишу о ней с таким кажущимся безразличием. Дело, видите ли, в том, что я совсем не знал ее — ни тогда, ни после.
Она была в моей жизни только декорацией, знаком подчинения условностям. Я был врачом, обзавелся кабинетом, светлым и веселым домом. Женился на приличной и послушной девушке. Она родила мне ребенка, и я в меру сил заботился о ней.
Издалека все это кажется мне ужасным. Я ведь даже не попытался понять, что она такое на самом деле, о чем думает, чем живет.
Четыре года мы спали с ней в одной постели. Коротали вечера в обществе моей матери, а иногда и папаши Маршандо, заглядывавшего к нам пропустить перед сном стаканчик.
Теперь это для меня — как выцветшая фотография.
Но, уверяю вас, я не возмутился бы, если бы судья, грозно указав на меня пальцем, возгласил:
— Вы убили ее!..
Это правда. Только я этого не знал. Если бы меня в упор спросили: «Любите ли вы жену?» — я совершенно искренне ответил бы: «Разумеется!»
Жену полагается любить — так уж принято. А дальше я не заглядывал. Принято также делать с ней детей.
Окружающие в один голос твердили мне:
— В другой раз у вас получится здоровенький мальчуган…
И я соблазнился перспективой заиметь здоровенького мальчугана. Матери это тоже было по душе.
Ради здоровенького мальчугана, мысль о котором мне так вбили в голову, что она мало-помалу отождествилась с моими собственными желаниями, я и убил жену.
Когда у Жанны после первого ребенка произошел выкидыш, я несколько встревожился.
— Такое случается чуть не с каждой, — уверял меня тесть. — Вот попрактикуете несколько лет — сами убедитесь.
— Она слабенькая…
— Слабенькие-то — они самые живучие. Посмотрите на свою матушку.
Я опять взялся за свое, господин следователь. Я сказал себе: «Доктор Маршандо старше меня, опытней, значит, он и прав».
Здоровенький, очень здоровенький мальчуган весом не меньше шести кило: во мне при рождении было как раз столько!
Жанна молчала. Неотступно ходила по дому вслед за свекровью:
— Вам помочь, матушка?
Я целыми днями раскатывал на своем мощном мотоцикле: то визиты, то рыбная ловля. Правда, я не пил…
Никогда этого не любил. Да и Жанне почти не изменял.
Вечера мы проводили втроем или вчетвером. Затем уходили к себе. Я шутливо бросал жене:
— Будем делать сына?
Жанна застенчиво улыбалась. Она была очень стеснительна.
Она снова забеременела. Все ликовали и предсказывали мне желаемого шестикилограммового мальчугана.
Я давал жене укрепляющее, делал ей уколы.
— Повитуха в сто раз лучше всех этих чертовых хирургов, — внушал мне тесть.
Когда пришлось накладывать щипцы, позвали меня.
Я почти ничего не видел — глаза мне заливал пот. Тесть тоже был рядом: он метался взад и вперед, как потерявшая след собачонка.
— Вот увидите, все кончится хорошо… Очень хорошо… — повторял он.
Ребенка я принял. Толстую девчушку, которая лишь несколько граммов не дотянула до шести кило. Зато мать ее через два часа умерла, не упрекнув меня даже взглядом и только вздохнув:
— Как жаль, что я такая слабая…
Глава 3
Во время последней беременности жены я вступил в связь с Лореттой. Как в каждой деревне бывает свой пьяница, как в каждой семье кто-нибудь выпивает, так нет у нас ни одного села без особы, вроде Лоретты.
Неплохая, в общем, девушка, она была служанкой у мэра и отличалась поразительной откровенностью, которая многим, несомненно, показалась бы цинизмом. Мать ее состояла в услужении у кюре, что ничуть не мешало Лоретте исповедоваться ему во всех своих прегрешениях.
Вскоре после моего приезда в Ормуа она преспокойно, как старая знакомая, вошла ко мне в кабинет.
— Я, как всегда, провериться, — объявила она, задирая юбку и стаскивая узенькие белые трусики, в обтяжку сидевшие на тугих ягодицах. — Старый доктор не рассказывал вам обо мне?
Маршандо описал мне большинство пациентов, но по забывчивости или умышленно ни словом не обмолвился о Лоретте. Тем не менее она была завсегдатаем его кабинета. Закатав юбку выше талии, она без приглашения шмякнулась на узкую кожаную кушетку, согнула колени и с видимым удовольствием раздвинула пышные молочно-белые ляжки. Чувствовалось, что она готова пролежать в этой позе хоть целый день.
Лоретта не пропускала ни одного случая переспать с мужчиной. Она призналась мне, что в дни, когда представляется такая возможность, ходит без трусиков — зачем терять время зря?
— Я везучая: похоже, детей у меня не будет. Зато дурных болезней боюсь как огня. Вот и стараюсь почаще проверяться.
Ко мне она заглядывала каждый месяц, иногда чаще.
Исповедовалась примерно так же. Одним словом, проделывала нечто вроде генеральной уборки. Неизменно одинаковыми движениями стаскивала с себя трусики в обтяжку и укладывалась на кушетку.
Я мог сойтись с нею еще при первом ее визите. Вместо этого я долгие месяцы желал ее. Думал о ней по вечерам в постели. Мне случалось, обнимая жену, закрывать глаза и мысленно представлять себе пышные белые ляжки Лоретты. Я так много думал об этом, что однажды, столкнувшись с ней на площади, не удержался и со смущенным смешком спросил:
— Ты что не заходишь?
Сам не знаю, почему я сопротивлялся так долго.
Может быть, из-за возвышенных представлений о своей профессии, которых тогда придерживался. А может быть, причина тому страх, в котором меня воспитали.
Она пришла. Проделала ритуальные телодвижения, бросая на меня сперва любопытные, потом насмешливые взгляды. Восемнадцатилетняя девчонка, она смотрела на меня, как взрослая женщина на ребенка, чьи мысли прочла наперед.
Я покраснел, смутился. Неловко пошутил:
— Со многими у тебя было за это время?
И представил себе, как она смеется, когда мужчины, в большинстве случаев знакомые мне, опрокидывают ее навзничь.
— А я, знаете, их не считаю. Получилось — и ладно. — Потом, нахмурясь от внезапной мысли, она выпалила:
— Я вам противна?
Тут я решился. В одно мгновение, как зверь, накинулся на нее и впервые занялся любовью у себя в кабинете.
Более того, впервые делал это с женщиной, которая, не будучи профессионалкой, отличалась такой полной беззастенчивостью, думая лишь о наслаждении, умножая его всеми возможными средствами и подхлестывая себя самыми грубыми словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45