— Я хотел бы поговорить с господином Планшоном…
— Его здесь нет…
— Это мадам Планшон?
— Да, это я…
— Вы не знаете, когда вернется ваш муж?
— Он только что вышел из дома со своей дочерью…
Мегрэ подметил, что она сказала «со своей дочерью», а не с «моей» или «нашей». Он догадался, что в комнате кто-то подсказывал женщине:
— Спроси, кто звонит…
И в самом деле, после короткой паузы, она спросила:
— Кто со мной говорит?
— Один клиент… Я позвоню попозже…
Комиссар повесил трубку. Итак, Рене была жива, Роже Пру, наверное, тоже, а Планшон ушел погулять с дочерью. Значит, на улице Толозе, как и в других семьях, существовали свои воскресные традиции.
Все оставшееся утро Мегрэ старался не думать о Планшоне. Прочитав без большого интереса газеты, он постоял немного у окна, разглядывая, как люди возвращались с воскресной мессы: они шли быстро, наклонившись вперед, и их лица посинели от холода. Затем комиссар принял ванну, оделся, ощущая, как приятные запахи готовящегося обеда проникали во все уголки квартиры.
В полдень супруги пообедали, сидя напротив друг друга, так как телевизор они не включали. Они поговорили о дочери доктора Пардона, ожидавшей второго ребенка, потом о других мелочах, о которых Мегрэ уже не помнил.
Около трех часов, когда посуда была вымыта, а квартира вновь приведена в порядок, он предложил:
— Ты не желаешь прогуляться?
Мадам Мегрэ надела каракулевую шубу. Комиссар выбрал себе самый толстый шарф.
— Куда ты хочешь меня повести?
— На Монмартр.
— А ведь верно. Ты говорил мне об этом вчера. Мы поедем на метро?
— Да, там потеплее…
Они вышли на станции «Плас Бланш» и начали медленно подниматься по улице Лепик. Все лавки там были закрыты ставнями.
Возле улицы Аббес улица Лепик сильно изгибалась, а улица Толозе продолжала идти круто вверх и пересекалась с ней возле «Мулен де ля Галет».
— Он живет здесь?
— Немного выше… прямо у подножия лестницы…
Почти на полдороге, чуть левее, Мегрэ заметил выкрашенный в фиолетовый цвет фасад и на нем буквы, которые освещались вечером: «Бал приятелей». Трое молодых людей стояли на тротуаре и, казалось, кого-то поджидали, а изнутри доносились звуки аккордеона. Танцы еще не начались, и аккордеонист в глубине полутемного зала только разминался.
Именно здесь девять лет назад страдавший от одиночества Планшон совершенно случайно повстречал Рене: в зале было слишком много людей, и официант в спешке посадил девушку за его столик.
Супруги Мегрэ продолжали подниматься вверх по улице и немного запыхались. Между зданиями в пять-шесть этажей еще сохранились несколько низких домов, построенных в те времена, когда Монмартр был еще деревней.
Наконец они достигли решетки, открывающейся в мощеный двор, в глубине которого возвышался каменный павильон, какие встречаются главным образом в предместьях. Это было одноэтажное строение, уже поблекшее, обветшалое. Стены вокруг окон были с чередованием выложены желтыми и красными кирпичами. Деревянные панели были выкрашены свежей краской голубого цвета, который не гармонировал со всем внешним видом здания.
— Он живет здесь?
Остановиться они не решились и осмотрели лишь то, что могли увидеть. Мадам Мегрэ позднее вспоминала, что занавески на окнах были очень чистыми. Комиссар же заметил стоящие во дворе малярные лестницы, тачку, деревянный сарай, за окнами которого виднелись бидоны с краской. Гаража во дворе не было, а грузовик куда-то исчез.
Занавески на окнах не шевелились, внутри дома — никаких признаков жизни. Может быть, Планшон, его жена, дочь Изабелла и Пру поехали все вместе на прогулку?
— А теперь куда пойдем?
Мегрэ и сам точно не знал. Ему хотелось посмотреть на дом, и он его увидел.
— Раз уж мы пришли сюда, то давай поднимемся до площади Тертр?
Там они распили в баре графинчик розового вина, и какой-то косматый художник предложил нарисовать их портрет.
В шесть часов вечера супруги вернулись домой. Комиссар позвонил на набережную Орфевр. Дюпё уже вернулся, но ничего нового в «Плацце» он не обнаружил: некоторые постояльцы отеля, прогуляв где-то всю ночь, теперь отсыпались, пропустив время завтрака.
На этот раз Мегрэ смог посмотреть телевизионную передачу. Показывали детективный фильм, но его сюжет был настолько незамысловат, что комиссар что-то недовольно бурчал себе под нос весь вечер.
В глубине души ему нравились воскресные дни своей монотонностью, но еще больше он любил момент, когда в понедельник утром снова входил в свой рабочий кабинет. Придя на летучку, он за руку поздоровался со своими коллегами, и каждый из них делился новостями, но Мегрэ предпочел ничего не рассказывать о визите к нему домой субботнего клиента. Может быть, не хотел выглядеть смешным, так как коллеги могли бы подумать, что он придавал этой истории слишком большое значение?
Понедельник был единственным днем недели, когда все здоровались друг с другом за руку. Мегрэ увидел Люка, Жанвье, юного Лапуэнта, всех других, и каждый, кроме тех, кто дежурил, провел, как и он, воскресенье в семейной обстановке.
После летучки Мегрэ пригласил Лапуэнта и Жанвье к себе в кабинет.
— У вас сохранились карточки, которые вам выдали в связи с делом Ремона?
С тех пор прошло несколько месяцев, ведь расследование велось в начале осени. Тогда задача заключалась в поиске улик против некоего Ремона, действовавшего под разными именами и совершившего ряд афер в нескольких странах Европы. Мошенник жил в однокомнатной меблированной квартире на улице Понтье, и, чтобы попасть в нее без ведома и не вызвав лишних подозрений, Жанвье и Лапуэнт однажды утром явились туда, предъявив удостоверения работай ков какой-то непонятной службы, занимавшейся пересчетом жилой площади.
— Нам нужно измерить каждую комнату, каждый коридор… — заявили они консьержке.
Подмышкой каждый из них держал папку, набитую бумагами. Молодой Лапуэнт с самым серьезным видом записывал данные, Жанвье тем временем измерял все рулеткой.
Действовали они не совсем законно; однако подобный трюк применялся не впервые и мог послужить еще раз.
— Вы пойдете на улицу Толозе… Там вверху, направо в глубине двора, увидите павильон…
Мегрэ очень хотелось самому побывать там, осмотреть и обнюхать все закоулки этого дома.
Получив подробные указания, его сотрудники ушли, а комиссар занялся текущими делами.
Небо по-прежнему было белым и суровым, а вода в Сене отливала свинцово-серым цветом.
Около полудня, когда Жанвье и Лапуэнт возвратились, комиссар продолжал просматривать и подписывать какие-то документы. Он позвонил Жозефу и отдал их ему.
— Ну, ребята, как дела?
Первым начал докладывать Жанвье.
— Мы позвонили…
— Полагаю, что вам открыла женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28