— Выходит, скоро твоя бедная жена отойдет?
Он знал: мать говорит это, чтобы посмотреть, как он ответит. И вот доказательство: она украдкой глянула на него.
— У нее рак кишечника.
— Что ты будешь делать?
Как будто такие вещи решаются заранее!
— Выпьешь чашку кофе?
— Спасибо.
На стене висел портрет, изображавший Йориса в возрасте лет пяти-шести, с серсо в руке, а у стола стоял стул, который всегда был его стулом.
— Надо бы мне съездить навестить ее, пока это не случилось, да боюсь, я вас побеспокою.
— Вы отлично знаете, что ничуть не побеспокоите нас.
Оба говорили еле слышно. Лгали, не желая лгать, роняли ничего не значащие фразы, вне всякой связи с тем, что думали.
— Ты по-прежнему доволен жизнью?
Возможно, хоть в эти слова она вложила частицу души? Йорису был ясен смысл вопроса — он ведь знал свою мать не хуже, чем она его: «Тебе по-прежнему доставляет удовольствие делать деньги, быть могущественным Йорисом Терлинком, сигарным фабрикантом и бургомистром Верне? Ты уверен, что ни о чем не жалеешь и что все складывается так, как ты хочешь? «
Он ответил, наливая себе кофе:
— Очень доволен.
Она знала, что он лжет. Но это не имело значения. Между ними всегда так было.
— Взгляни, есть ли еще сахар в коробке.
Имелась в виду коробка из-под какао; украшенная картинкой с изображением Робинзона Крузо; она стояла на камине, еще когда Йорис был совсем маленьким. Он встряхнул ее. В ней оставалось три кусочка и сахарная пудра.
— Вести себя надо разумно, верно? — вздохнула старуха, словно он наконец доверился ей. — Не езди слишком быстро. Похоже, вчера у въезда в Де-Панне опять случилась катастрофа.
Терлинк вел машину ни быстро, ни медленно. Он ехал в Остенде и по мере того, как приближался к цели, постепенно забывал о том, что осталось позади, и думал только о никелированном мотоциклете и вчерашнем офицере.
В иные дни он не знал, что еще купить. Крупный испанский виноград в конце концов портился в квартире. Шампанское было заготовлено впрок. А что касается конфет и шоколада, то коробки с ними валялись по всей комнате.
Терлинк отважно проявил инициативу: зашел к парфюмеру, попросил хороших духов и удивился, что маленький флакончик стоит двести франков.
Приехав на набережную, он поискал глазами мотоциклет и облегченно вздохнул, не увидев его. Он злился на Яннеке, хотя и несправедливо: она же не виновата, если накануне Лину посетил какой-то офицер. Тем не менее он отомстил хозяйке кафе тем, что не зашел к ней, а прямо поднялся в квартиру.
Элси, открыв дверь, машинально приняла пакет — настолько уже вошло в привычку, что Терлинк всегда приходит с одним или несколькими свертками.
— Никого? — полюбопытствовал он.
— Только барышня Манола… Вы не испугались дождя? Давайте-ка мне ваш макинтош.
На пороге большой комнаты, светлой даже в пасмурные дни, Терлинк всякий раз испытывал все то же смущение, все ту же робость и с неизменной искренностью осведомлялся:
— Не помешаю?
На этот раз он был тем более взволнован, что сон его еще не совсем забылся. Он искал Лину глазами, чтобы вновь и вновь убедиться — она не маленькая девочка, а ее ребенок в колыбели не кукла.
— Добрый день, господин Йос. Вчера вас не было?
— Да нет, я был здесь, но не решился подняться к вам. Мне сказали, у вас кто-то есть.
— Это же был мой брат… Садитесь. Что там в пакете, Элси?
— Духи, сударыня. «Осенний вечер».
— Что вы делали, когда я приезжал?
Девушки переглянулись и чуть не прыснули со смеху. Так бывало часто.
Терлинку часто казалось, что он — взрослый человек, мешающий детям играть и секретничать.
Секретничали они по любому поводу. Если они смеялись и он спрашивал над чем, они поддразнивали его добрых четверть часа, прежде чем просто сказать правду. Если они шептались, Терлинк чувствовал себя несчастным, пока ему не отвечали — правду или нет, не важно, — о каком секрете шла речь.
Однажды в антверпенском зоологическом саду Йорис видел львят, которых по какой-то причине отделили от матери. Их было трое. Толстые, с блестящей шерстью, они забирались друг на дружку, хватали один другого то за лапу, то за ухо и потягивались с таким блаженноневинным видом, что это брало умиленных зрителей за душу.
Вот такими в какой-то мере были и Лина с Манолой, так что в доме только Элси походила на взрослую, но эту взрослую никто не принимал всерьез, и суровость ее приобретала комедийный оттенок.
А ведь здесь был и настоящий ребенок. Но с ним играли как с куклой.
Играли с жизнью! Играли с Терлинком, или, точнее, с г-ном Йосом.
— Почему вы не хотите мне сказать, что делали?
— Мы спорили.
— О чем?
— Об очень важной вещи.
— О какой?
— О вас.
Здесь все было не так, как всюду. Здесь не придавали значения ни времени, ни семье, что служит в жизни прочной опорой. Ели где и когда придется, прямо с подноса, и подносы валялись по всем углам. Спали когда хотелось, и если у вытянувшейся Манолы задиралось платье так, что обнажалось бедро, это ее ничуть не беспокоило.
Терлинка прямо-таки подкинуло, когда она впервые объявила при нем:
— Пойду пописаю.
Она не закрыла дверь уборной, так что было все слышно.
— Что же вы говорили обо мне? — настаивал он, не умея сравниться с ними в легкости общения.
— Много чего. Манола вам расскажет.
Он уже был сбит с толку, выглядел несчастным, и они расхохотались.
— Почему она сразу не говорит?
— Потому что!
— Что — потому что?
— Потому что сейчас она уведет вас к себе. В четыре я жду еще одного визита.
— Чьего?
— Вы не в меру любопытны, господин Йос. Принесите-ка мне ребенка. Его пора кормить.
За муслином занавесок неясно маячили мачты судов на серебристом фоне не то моря, не то неба. Ребенок хныкал и замолчал, лишь когда уткнулся носом в материнскую грудь.
— Ты заберешь господина Йоса, Манола?
Та неохотно поднялась. Она, как всегда, была в шелках, как всегда, надушена. Несмотря на пресловутое «пойду пописаю», которого Терлинк никак не мог забыть, было трудно поверить, что она тоже подчиняется суровым законам человеческого существования — такой изнеженной и необычной казалась Манола.
— Вы не боитесь, что мы поедем ко мне вместе, господин Йос? Ваша машина у подъезда? Нет? Подгоните ее к дверям, чтобы я не вымокла.
Терлинк нехотя поднялся и подождал, пока Элси принесет его макинтош.
Младенец продолжал сосать. Лина забеспокоилась: подруга снова скользнула к ней в туалетную.
— Смотри не утащи мою помаду! Каждый раз ты что-нибудь да уносишь.
Да, да, господин Йос. И не делайте, пожалуйста, такое лицо! Что с вами?
Манолы боитесь?
Он вышел, пятясь, оказался на лестнице вместе с Манолой и отправился за своим автомобилем, а она осталась в подъезде.
За стеклами кафе Терлинк заметил наблюдавшую за ним Яннеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45