Мы играли во дворе целый день. Я не помню, был ли в тот раз Сойкин
вместе с нами, - память ведь тоже стареет, наравне с телом, по каким-то
своим законам, обязательным для каждого - просто мы гоняли мяч или играли
в "зайчики" и вдруг словно провалились, нет, нас оглушило, как при
падении, но глаза не заполнила пелена слепоты - мы точно нырнули в другой
мир.
Мы стояли посреди равнины, плоской и кочковатой, была ночь, и на
черном небе светили звезды.
Мы сразу почувствовали что-то неладное. Мы - это я и Гошка, и тотчас
поняли, _ч_т_о _э_т_о _т_а_к_о_е_: наши тела облегали скафандры, и все
кругом заливал красный мертвый свет.
Мы обернулись, резко, будто по команде, и увидели человека - он
лежал, скорчившись, на земле, тоже в скафандре, и не шевелился, сжимая в
мертвой руке длинный стержень с красным фонарем на конце - как факел,
подумали мы тогда.
Нам стало страшно, мы, кажется, закричали, отпрянули назад, и разом
яркое солнце залило двор, припекая наши головы, а неподалеку стоял Сойкин
и внимательно и чуть грустно смотрел на нас.
- Это вы? - крикнули, или нет, прошептали мы тогда одновременно.
- Что - я? - пожал плечами Сойкин, - Это игра, моя игра и ваша тоже.
Я не помню, что же было тогда, во дворе, игра, которую затеял с нами
Сойкин - если игра интересна, она перерастает в правду, уж по крайней мере
для детей, - или все произошло на самом деле, ведь говорили же, что Сойкин
изобретатель, хотя нет, с тех пор я больше не слышал о мгновенной
переброске в другое пространство, и я не помню всех слов Сойкина - они
утонули в свершившемся факте, так что мне остается только предполагать,
что не сказал нам Сойкин.
- Ну как? - спросил он. - Правда здорово? Человек погиб, а факел,
который он нес, остался гореть, - или нет, он сказал, - Все мы такие. Все
мы зажигаем красный фонарь, фонарь тревоги, красный, чтобы было видно
издали, чтоб нас не сбили в темноте и чтоб другие не расшиблись, и
освещаем им свою дорогу. И весь вопрос в том, останется ли гореть фонарь
после твоей смерти и будет ли освещать путь другим.
Мы тогда ничего не поняли. Сойкин был странный человек, и даже если
это все не было реальностью, а жило немыслимой жизнью в границах игры, все
равно мы ничего не поняли, не догадались, зачем такое понадобилось ему,
что он имел в виду. Мы только спросили:
- Кто был этот человек? Ну тот, мертвый, с фонарем?
- Кто? - переспросил Сойкин, - Почем я знаю. Любой из вас... из всех
людей. Хотя нет, не любой, а тот, кто смог, сумел не погасить свой
факел... Вам жаль его?
Мы переглянулись с Гошкой и пожали плечами. Ну как же можно жалеть,
если не понимаешь, что это такое, что значит, то видение, которое можно
было бы пожалеть?! Мы ничего не сказали ему.
А на следующий день мы снова играли во дворе и сразу увидели Сойкина,
когда он вышел из подъезда - у него был озабоченный вид, мы это заметили,
едва он появился.
Он подошел к нам, и мы почувствовали, что сейчас что-то произойдет,
может быть, _э_т_о _с_а_м_о_е.
И мы, действительно, вновь увидели темную равнину и черное
решето-небо с дырами - звездами над ней, мы увидели человека - он
по-прежнему зажимал в мертвой руке стержень с фонарем, и красный свет,
который видно издали, так что его не спутаешь ни с чем, озарял клочок
пустыни и наши лица под прозрачными колпаками скафандров. Мы могли
приблизиться к человеку и заглянуть ему в лицо, но что-то удерживало нас -
нет, жалости мы как раз не ощущали - мертвецов не жалко, разве что при
большом скоплении народа, когда все плачут, да и то жалеешь не покойника,
а скорее тех, кто остался после него, мертвеца же - я имею в виду чужого,
не имевшего к тебе в жизни никакого отношения, - никогда не жаль,
напротив, возникает какое-то обостренное чувство отвращения и страха.
Да-да, нам вновь сделалось страшно, как в тот, первый раз, - подумать
только, мы одни на всей планете, в чужом мире, а тот из нас, кто шел с
факелом, впереди, споткнулся, и упал, и разбился, нет, фонарь его еще
горит, но он только один, вот если бы у нас было по фонарю...
- Я вас понимаю, - сказал тогда Сойкин. - Зажгите. Зажгите столько,
чтобы другим, когда придет ваш смертный час, было светло, чтоб им не было
страшно и одиноко, зажгите, если сможете...
Я так и не знаю, что же это было тогда, в далеком моем детстве, что
подарил нам Сойкин, этот грустный парень двадцати трех лет, изобретатель
или художник, - соседи так и не выяснили точно, до конца, а нам, по
правде, было все равно, хотя вру, нам было очень интересно, просто мы
боялись, узнав правду, вдруг разочароваться - ничего невозможного тут нет,
и потому мы воспринимали Сойкина таким, каким он казался _н_а_м.
Что-то он объяснял насчет всего случившегося, точно - объяснял, но я
забыл, в памяти остался провал, и я так и не могу по-прежнему определить,
и_г_р_а_л_ ли Сойкин в свою новую игру, или и в самом деле что-то
и_з_о_б_р_е_л_и_ показал нам им придуманное чудо.
Во всяком случае, мы не сумели угадать - тогда, и многое с тех пор
ушло из памяти, но осталось одно: красный фонарь в пустоте и в ночи,
к_р_а_с_н_ы_й_ ф_а_к_е_л_, к_о_т_о_р_ы_й_ в_и_д_н_о_ и_з_д_а_л_и_.
Факел-сигнал, теперь я понимаю, _ч_т_о_ он значил - это был обыкновенный
тревожный символ, и Сойкин нам его подарил.
А потом, после того дня, мы Сойкина больше не встречали, мы ждали его
каждый день, нам казалось, что он вот-вот выйдет из своего подъезда и
улыбнется нам доброй, удивительной улыбкой, от которой все лицо его
сморщивается, будто он хочет чихнуть или заплакать, но он не появлялся.
Поговаривали, что он уехал навсегда - зачем, а кто его знает? - уехал
в Сибирь, или на Север, или в Казахстан, в новые края и к новым людям. Нам
было немножко обидно - как же так, уехал и даже не простился! - Но потом
обида прошла, ведь мы понимали, что он не был для нас ни учителем, ни
другом на всю жизнь, ни просто "созерцателем" Сойкиным.
Вчера вечером я возвращался домой по бульвару и вдруг заметил на
скамейке человека. Он сидел в тени, так, чтобы свет фонаря не падал на
него, но что-то знакомое почудилось мне в его фигуре.
Я невольно задержал дыхание - неужели это _о_н_, ведь столько лет
прошло?!
- Простите, - сказал я, подходя к нему, - вы не Сойкин?
- Ошиблись, - ответил он, - Я - Союшкин. Вы меня знаете?
- Нет-нет, - сказал я, - Вас я не знаю. Извините.
Я двинулся прочь.
Шагов через пятнадцать я обернулся - лавка стояла в тени и чернела на
фоне освещенной листвы, просто темное пятно. Темное пятно...
Тогда я решительно вытащил из кармана спички и зажег одну, и поднял
ее над головой.
1 2 3