Возвращаюсь в достопочтенное заведение, где провел часы невообразимой скуки. Увидев меня, дежурный администратор широко разевает моргалы.
— Месье не?..
— Да, я не… Из-за этих вовремя уходящих поездов я опоздал на свой и решил продлить свое пребывание здесь еще на сутки.
— К вашим услугам, месье!
— Вот моя квитанция из камеры хранения. Будьте любезны забрать мой чемодан с вокзала.
— Сию минуту, месье.
— Мой номер еще свободен? Я к нему привык и хотел бы сохранить за собой.
— Конечно, месье.
Я даю ему королевские чаевые и, снимая с доски ключ, роняю стофранковую бумажку. Естественно, парень ныряет за ней.
Если вы хотите, чтобы человек согнул спину, бросьте на пол купюрку. Эффект мгновенный и чудесный! Не успеете вы сказать “уф”, как он уже стоит на четвереньках.
Я пользуюсь случаем, чтобы снять с доски и ключ от двадцать шестого, потому что таков был мой план, но тут у меня вышла промашка: крючок голый. Ключа нет.
Я огорчен! Я знаю, что Ван Борен не забрал с собой вещички, а с другой стороны, дирекция отеля еще не может быть в курсе его смерти.
Служащий протягивает мне мою купюрку.
— Спасибо, — благодарю я его. — Какой я безрукий. — И насмешливо спрашиваю:
— А Ван Борен тут?
Можете себе представить более дурацкий вопрос?
Если он ответит “да”, у меня будет такая рожа, что от ее вида может случиться выкидыш у крокодилицы.
Он не отвечает “да”, но ответ близок к этому.
— Месье Ван Борен только что выехал из отеля, — говорит он.
Мой желудок выворачивается, как старый зонтик от порыва ветра.
— Только что выехал?.. — бормочу я.
В глубине туши (как не преминул бы сострить Берюрье) я думаю, что у парня не совсем точное представление о времени. Для него, торчащего целый день за лакированной стойкой, все еще продолжается утро, почему он и сказал “только что”, а это выражение заставило закачаться мои мозги.
— Да, несколько минут назад. Он позвонил мне час назад, сказал, что должен уехать и что пришлет человека оплатить счет и забрать чемоданы.
Все освещается, как комната в ту секунду, когда вы повернули выключатель.
Кто-то очень интересуется вещичками Ван Борена. Что они рассчитывают там найти? Брильянты? Вполне возможно.
— Как выглядел человек, пришедший за вещами?
Служащий кажется немного удивленным моими вопросами. Интерес, вдруг проявленный мной к экс-соседу, его смущает и даже тревожит.
Я хожу с крупной карты, от которой даже у лысых встают дыбом волосы: мельком показываю ему мое полицейское удостоверение и сую в руку сотню, которую уронил несколько минут назад.
— Расколитесь немного, приятель.
— По.., по… — лепечет достойный труженик гостиничной нивы.
— Да, — подтверждаю я, — но не стоит из-за этого доводить себя до инсульта. — И в заключение добавляю:
— Завтра вы прочтете в своей обычной газете, что месье Ван Борен был убит сегодня утром, после ухода из гостиницы.
— Это не.., не…
— Увы, это так, бедный вы мой. Как говорит одна старая дама, которую я очень люблю: “Смерть — это тоже часть жизни!” — Я меняю тон. Именно поэтому мне быстро нужны запрошенные сведения. Каким из себя был человек, пришедший забрать багаж?
Парень больше не колеблется.
— Высокий, в плаще.
— В круглой серой шляпе и со светлыми усами? — договариваю я.
— Ну да! Вы его знаете?
— Пока нет, но слышу о нем не впервые. Мне бы хотелось посмотреть номер, который занимал ваш несчастный клиент.
— Там сейчас делают…
— Не имеет значения.
Я поднимаюсь по лестнице и захожу в номер двадцать шесть.
Девица с тупым лицом в бледно-голубом халате водит щеткой пылесоса по коврику.
Она таращится так, как будто я один представляю целый военный парад.
Я ей улыбаюсь и советую не беспокоиться из-за меня, после чего иду к шкафу и вытаскиваю ящик, под которым приколота квитанция на отправленную коробку с засахаренными фруктами.
Мне бы следовало сказать “была приколота”, потому что сейчас квитанции я там не нахожу.
— Вы не прикасались к этому ящику? — спрашиваю я. Она втягивает соплю, изящно свисающую из ноздри.
— Нет.
Я скребу котелок.
— Сюда приходил один месье, чтобы забрать вещи, лежавшие в этом номере, так?
— Да.
— Он был здесь один?
— Нет… Пришлая… — Он смотрел в ящике?
— Он смотрел повсюду.
Так я и думал. Вывод: парни, интересующиеся камушками, знают, что покойничек отправил новоиспеченной вдове посылочку… По тому, как Джеф спрятал квитанцию, они должны догадываться, что речь идет о важном отправлении!
Я улыбаюсь богине с пылесосом и отваливаю. Дежурный, должно быть, просветил своих коллег насчет моей должности, потому что на меня смотрят с почтением. Я обращаюсь к нему:
— Скажите, дорогой камамбер на колесиках, Ван Борен останавливался здесь регулярно?
— Нет, это первый раз.
— Вы его знали?
— Только по имени. Его дед…
— Был бургомистром, я знаю. Я немного размышляю.
— Вы видели раньше человека, пришедшего за вещами?
— Нет, никогда.
— Вы больше ничего не можете мне сказать о нем?
Он не сразу понимает, и это непонимание читается в близоруких глазах, как брехня на предвыборной афише. Я уточняю:
— У него были какие-нибудь особые приметы?
— О нет.
— В общем, он вам показался совершенно нормальным?
На этот раз он прекрасно понял вопрос.
— У него были странные глаза, — говорит он. — Очень светлые, без всякого выражения… Тревожащие глаза… А потом у него был акцент…
Мне кажется, немецкий акцент.
Он разошелся и вошел во вкус.
— Браво, это очень интересно. Если вспомните другие детали, запишите их в блокнот. Ну, чао!
У входной двери грум канонического возраста стоит скрестив руки, изображая сцену расстрела маршала Нея. Он несгибаем, как протестантская догма, и безбород, как хлеб из крупчатки.
— Скажите… — спрашиваю я, почтительно приподняв шляпу, — сюда приезжал забрать багаж один мужчина: высокий, в плаще и круглой шляпе.
Вы его заметили?
— Я его прекрасно помню, месье. Я сам грузил багаж в машину.
— У него была машина?
— Такси, месье.
— Такси…
Когда я погружаюсь в свои мысли, то эхом повторяю чужие слова. Это помогает мне соображать.
— Да, месье.
Мне в голову приходит одна идея, может, абсурдная, а может, и дельная. Я говорю себе, что Льеж — город довольно маленький и швейцар должен знать, по крайней мере в лицо, большинство таксистов.
— Вы, — спрашиваю, — случайно не знаете водителя такси?
Он улыбается.
— Это мой друг, — говорит он. — Кее Попенж. Я сдерживаю вздох, который, если бы я выпустил его, отбросил бы моего собеседника к стене.
— Хорошо… Очень хорошо.
Глава 7
У старого швейцара рот напоминает тот, что имеют вырезанные из дерева персонажи, призванные украшать камины личностей, у которых вкус к искусству развит сильнее мозгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27