Смерть наступила дней шесть-семь назад.
Я размышляю.
— Скажите, док, в вашем заключении по голове, кажется, отмечено, что у убитого было много мелких шрамов на висках и на носу?
— Совершенно верно!
— Это могло быть следствием пластической операции?
Теперь очередь врача погрузиться в глубокие раздумья.
— Вполне. В таком случае операция была проведена специалистом высокого класса Мэтром в пластической хирургии!
— Как вы думаете, док, можно полностью изменить человеку лицо?
Он пожимает плечами.
— Полностью — нет, но можно заменить доминанты лица и тем самым изменить его общий вид…
— Ладно, спасибо… Благодарю, что вы так рано поднялись ради этого грязного дела… Он кипятится:
— Это, как вы его называете, “грязное дело” — моя работа. Я ее люблю и не хочу заниматься никакой другой… Я его успокаиваю:
— Я не хотел вас обидеть, доктор, даже наоборот. Согласен, ваша профессия самая приятная из всех, что есть на свете… Даже работа парфюмера, создающего утонченные духи, не может соперничать с ней по силе аромата!
Он смеется…
Тусклый, серый день не дает отделаться от похоронного настроения, которое на нас навеял морг.
Холодный ветер гонит капли дождя…
У нас такое чувство, что мы направляемся на собственную казнь.
Стоя на тротуаре, мы напоминаем трех аистов, по ошибке попавших на Северный полюс.
— Мне жутко хочется спать, — вздыхает Пинюш. — Честное слово, сейчас бы я прохрапел целый день…
— А мне хочется есть, — делится Берюрье. — Бессонные ночи вызывают жуткий аппетит… Что вы скажете о луковом супе с тертым сыром и стаканчике белого? Это и вдобавок чашка очень крепкого кофе приведут нас в форму.
Он садится в свою машину и делает нам знак присоединиться к нему.
— Можно съездить к Гродю, — говорит он мне. — У него получается отличный луковый суп!
Я не отвечаю… Продолжаю размышлять над этой непонятной историей.
— Слушай, Берю, — спрашиваю я Толстяка, — ты поработал почти во всех службах. Может, знаешь двух блатных, которых зовут Боб Шалун и Маньен Улыбчивый?
— Маньен! — восклицает Толстяк. — Он меня спрашивает, знаю ли я Маньена! Да мы с ним вместе ходили в школу! Я решаю, что он шутит, но потом вижу — нет.
— Это правда?
— А то! Ты что, думаешь, гангстеры с неба сваливаются? Должны же они быть откуда-то родом, а, Пино? Мы с Маньеном земляки… Его отец держал в нашем поселке табачную лавку… О! Видишь у меня на брови шрам? Это Маньен швырнул мне в морду подковой…
— Подкова приносит счастье, — иронизирую я. — А скажи-ка мне, Толстячок, ты знаешь, где он кантуется?
— Да. У него квартира на бульваре Бертье, в семнадцатом округе…
— Чем он занимается?
— Его конек — скачки…
— Он играет на тотализаторе?
— Да, но ставит только на выигрывающую лошадь… Он парень умный!
— Кажется, он и Турок были корешами?
— Да?
— Мне так сказала Мари-Жанна… Как думаешь, может он быть связан с этим делом?
— Маньен? Ты чокнулся, Сан-А. Он слишком умен, чтобы влезть в мокрое дело!
— Во всяком случае, допросить друзей наших друзей иногда бывает полезно. Предлагаю вытащить его из-под одеяла.
Толстяк соглашается:
— Давай… До жратвы или после?
— До!
— Знаешь, если он у себя, то раньше полудня не встает. Так что это не горит.
Я стукаю кулаком по приборной доске:
— Я сказал — сейчас! Понял?
— О'кей…
Отодвинув заботы о супе насущном, Берюрье везет нас на бульвар Бертье и останавливается перед домом сто двенадцать.
— Откуда ты знаешь его адрес? — подозрительно спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Он несколько раз просил меня помочь, когда коллеги пытались устроить ему неприятности.
— Как не пособить землячку!
— Надо же помогать друг другу…
Толстяк останавливается на четвертом этаже и начинает колотить в дверь. Пинюш отстал на этаж и тащится, фырча, как паровоз.
Проходит некоторое время.
— Улетела птичка, — с сожалением вздыхаю я.
— Да нет, — объясняет Берюрье, — просто он не открывает первому встречному. Это надо понять…
Он колошматит снова, посильнее, но по-прежнему в дружелюбном ритме.
Вдруг, хотя мы не слышали звука шагов, мужской голос спрашивает из-за двери:
— Кто там?
— Это я, Берюрье, — отвечает Толстяк.
В его голосе звучит гордость за то, что он действительно Берюрье самый рогатый полицейский Франции.
Дверь открывается. В полумраке прихожей стоит высокий тощий тип с большим носом и очень глубокими морщинами по обеим сторонам рта. На нем белая шелковая пижама. Редкие волосы растрепаны. Он чешет грудь, глядя на нас без всякой радости.
— Ты позволишь? — для проформы интересуется Берюрье, отстраняя его.
Маньен смотрит на Пинюша и меня, как на собачьи какашки, забытые на его ковре.
— Это кто такие? — спрашивает он Берюрье.
— Мои друзья, — отвечает Толстяк.
Маньен больше вопросов не задает… Свою кликуху “Улыбчивый” он, должно быть, получил за резкие морщины, делающие его физию похожей на морду бульдога!
Мы закрываем дверь и следуем за хозяином квартиры в богато обставленную столовую… Улыбчивый опускается в клубное кресло и смотрит на швейцарские часы, тикающие на стене. Радостный кукушонок приветствует приход Берюрье, прокричав, что уже восемь.
Он (не кукушонок, разумеется, а Берюрье, хотя он тоже ку-ку) показывает на меня пальцем.
— Комиссар Сан-Антонио, — представляет он. — Мой начальник и тем не менее друг… Он хочет тебя кое о чем спросить…
У Маньена темные горящие глаза, очень нерасполагающие.
— Насчет скачек? — уточняет он.
— Нет, — отвечаю. — Я не люблю лошадей и предпочитаю мотогонки!
Я вытаскиваю из-под стола стул, придвигаю его к креслу хозяина и сажусь напротив. Мои колени почти касаются его.
— Вы, разумеется, читали о найденной на рынке отрезанной человеческой голове? Он колеблется, моргает.
— Чертова башка, — добавляет Берюрье, смущенный этим коллективным визитом к его земляку. — Такие вещи могут случиться только со мной…
— Замолчи! — кричу я на него. Возвращаюсь к Маньену Улыбчивому:
— Мы (показываю на свою группу) работаем в Секретной службе… К криминальной полиции не имеем никакого отношения… Мы бы никогда не занялись этим делом, если бы не случайность…
— К чему вы клоните? — спрашивает Маньен. — Вы разбудили меня, чтобы рассказывать свою биографию?
— Минутку! Мы провели расследование, и вот результат…
Я загибаю палец:
— Турок! Загибаю второй:
— Греноблец! Загибаю третий:
— Мари-Жанна, Туркова путанка… Все сыграли в ящик. Неплохо мы поохотились, а?
Он в миг становится зеленым, как бутылка.
— Турок! Греноблец!
— Да…
— Но газеты писали, что Турка…
— Считайте, что предыдущих номеров просто не было, и читайте последующие. Они вам подтвердят мои слова…
— Мы тебя не накалываем, — вставляет Берю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Я размышляю.
— Скажите, док, в вашем заключении по голове, кажется, отмечено, что у убитого было много мелких шрамов на висках и на носу?
— Совершенно верно!
— Это могло быть следствием пластической операции?
Теперь очередь врача погрузиться в глубокие раздумья.
— Вполне. В таком случае операция была проведена специалистом высокого класса Мэтром в пластической хирургии!
— Как вы думаете, док, можно полностью изменить человеку лицо?
Он пожимает плечами.
— Полностью — нет, но можно заменить доминанты лица и тем самым изменить его общий вид…
— Ладно, спасибо… Благодарю, что вы так рано поднялись ради этого грязного дела… Он кипятится:
— Это, как вы его называете, “грязное дело” — моя работа. Я ее люблю и не хочу заниматься никакой другой… Я его успокаиваю:
— Я не хотел вас обидеть, доктор, даже наоборот. Согласен, ваша профессия самая приятная из всех, что есть на свете… Даже работа парфюмера, создающего утонченные духи, не может соперничать с ней по силе аромата!
Он смеется…
Тусклый, серый день не дает отделаться от похоронного настроения, которое на нас навеял морг.
Холодный ветер гонит капли дождя…
У нас такое чувство, что мы направляемся на собственную казнь.
Стоя на тротуаре, мы напоминаем трех аистов, по ошибке попавших на Северный полюс.
— Мне жутко хочется спать, — вздыхает Пинюш. — Честное слово, сейчас бы я прохрапел целый день…
— А мне хочется есть, — делится Берюрье. — Бессонные ночи вызывают жуткий аппетит… Что вы скажете о луковом супе с тертым сыром и стаканчике белого? Это и вдобавок чашка очень крепкого кофе приведут нас в форму.
Он садится в свою машину и делает нам знак присоединиться к нему.
— Можно съездить к Гродю, — говорит он мне. — У него получается отличный луковый суп!
Я не отвечаю… Продолжаю размышлять над этой непонятной историей.
— Слушай, Берю, — спрашиваю я Толстяка, — ты поработал почти во всех службах. Может, знаешь двух блатных, которых зовут Боб Шалун и Маньен Улыбчивый?
— Маньен! — восклицает Толстяк. — Он меня спрашивает, знаю ли я Маньена! Да мы с ним вместе ходили в школу! Я решаю, что он шутит, но потом вижу — нет.
— Это правда?
— А то! Ты что, думаешь, гангстеры с неба сваливаются? Должны же они быть откуда-то родом, а, Пино? Мы с Маньеном земляки… Его отец держал в нашем поселке табачную лавку… О! Видишь у меня на брови шрам? Это Маньен швырнул мне в морду подковой…
— Подкова приносит счастье, — иронизирую я. — А скажи-ка мне, Толстячок, ты знаешь, где он кантуется?
— Да. У него квартира на бульваре Бертье, в семнадцатом округе…
— Чем он занимается?
— Его конек — скачки…
— Он играет на тотализаторе?
— Да, но ставит только на выигрывающую лошадь… Он парень умный!
— Кажется, он и Турок были корешами?
— Да?
— Мне так сказала Мари-Жанна… Как думаешь, может он быть связан с этим делом?
— Маньен? Ты чокнулся, Сан-А. Он слишком умен, чтобы влезть в мокрое дело!
— Во всяком случае, допросить друзей наших друзей иногда бывает полезно. Предлагаю вытащить его из-под одеяла.
Толстяк соглашается:
— Давай… До жратвы или после?
— До!
— Знаешь, если он у себя, то раньше полудня не встает. Так что это не горит.
Я стукаю кулаком по приборной доске:
— Я сказал — сейчас! Понял?
— О'кей…
Отодвинув заботы о супе насущном, Берюрье везет нас на бульвар Бертье и останавливается перед домом сто двенадцать.
— Откуда ты знаешь его адрес? — подозрительно спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Он несколько раз просил меня помочь, когда коллеги пытались устроить ему неприятности.
— Как не пособить землячку!
— Надо же помогать друг другу…
Толстяк останавливается на четвертом этаже и начинает колотить в дверь. Пинюш отстал на этаж и тащится, фырча, как паровоз.
Проходит некоторое время.
— Улетела птичка, — с сожалением вздыхаю я.
— Да нет, — объясняет Берюрье, — просто он не открывает первому встречному. Это надо понять…
Он колошматит снова, посильнее, но по-прежнему в дружелюбном ритме.
Вдруг, хотя мы не слышали звука шагов, мужской голос спрашивает из-за двери:
— Кто там?
— Это я, Берюрье, — отвечает Толстяк.
В его голосе звучит гордость за то, что он действительно Берюрье самый рогатый полицейский Франции.
Дверь открывается. В полумраке прихожей стоит высокий тощий тип с большим носом и очень глубокими морщинами по обеим сторонам рта. На нем белая шелковая пижама. Редкие волосы растрепаны. Он чешет грудь, глядя на нас без всякой радости.
— Ты позволишь? — для проформы интересуется Берюрье, отстраняя его.
Маньен смотрит на Пинюша и меня, как на собачьи какашки, забытые на его ковре.
— Это кто такие? — спрашивает он Берюрье.
— Мои друзья, — отвечает Толстяк.
Маньен больше вопросов не задает… Свою кликуху “Улыбчивый” он, должно быть, получил за резкие морщины, делающие его физию похожей на морду бульдога!
Мы закрываем дверь и следуем за хозяином квартиры в богато обставленную столовую… Улыбчивый опускается в клубное кресло и смотрит на швейцарские часы, тикающие на стене. Радостный кукушонок приветствует приход Берюрье, прокричав, что уже восемь.
Он (не кукушонок, разумеется, а Берюрье, хотя он тоже ку-ку) показывает на меня пальцем.
— Комиссар Сан-Антонио, — представляет он. — Мой начальник и тем не менее друг… Он хочет тебя кое о чем спросить…
У Маньена темные горящие глаза, очень нерасполагающие.
— Насчет скачек? — уточняет он.
— Нет, — отвечаю. — Я не люблю лошадей и предпочитаю мотогонки!
Я вытаскиваю из-под стола стул, придвигаю его к креслу хозяина и сажусь напротив. Мои колени почти касаются его.
— Вы, разумеется, читали о найденной на рынке отрезанной человеческой голове? Он колеблется, моргает.
— Чертова башка, — добавляет Берюрье, смущенный этим коллективным визитом к его земляку. — Такие вещи могут случиться только со мной…
— Замолчи! — кричу я на него. Возвращаюсь к Маньену Улыбчивому:
— Мы (показываю на свою группу) работаем в Секретной службе… К криминальной полиции не имеем никакого отношения… Мы бы никогда не занялись этим делом, если бы не случайность…
— К чему вы клоните? — спрашивает Маньен. — Вы разбудили меня, чтобы рассказывать свою биографию?
— Минутку! Мы провели расследование, и вот результат…
Я загибаю палец:
— Турок! Загибаю второй:
— Греноблец! Загибаю третий:
— Мари-Жанна, Туркова путанка… Все сыграли в ящик. Неплохо мы поохотились, а?
Он в миг становится зеленым, как бутылка.
— Турок! Греноблец!
— Да…
— Но газеты писали, что Турка…
— Считайте, что предыдущих номеров просто не было, и читайте последующие. Они вам подтвердят мои слова…
— Мы тебя не накалываем, — вставляет Берю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28