Он потянулся к Джонни, и Джонни отступил, но крепкая рука уже схватила его за ворот, оторвала от пола и тряхнула с дикой яростью.
— Я тебе покажу! — сквозь зубы процедил дядя Эб. — Я тебе покажу! Я тебе покажу!
Что-то стукнулось об пол и покатилось, оставляя за собой огненно яркий след.
Дядя Эб перестал трясти Джонни и, немного подержав в воздухе, отпустил.
— Это выпало из твоего кармана. Что это такое?
Джонни отодвинулся, мотая головой.
Он не скажет, что это. Ни за что не скажет. Пусть дядя Эб делает с ним что хочет, он не скажет. Пусть хоть убивает!
Дядя Эб быстро нагнулся, поднял камень и, вернувшись к столу, положил под лампу. Тетя Эм подалась вперед со стула.
— Бог ты мой! — только и сказала она.
Оба они уставились на камень; глаза их расширились и засияли; дыхание стало прерывистым; они словно застыли. Наступи сейчас конец света, они его не заметили бы.
Что привлекло их — красота камня?
Потом они выпрямились и посмотрели на Джонни, отвернувшись от камня, как если бы он перестал интересовать их, как если бы у него было свое предназначение, которое он выполнил, и перестал быть нужен. Вид у них был странный… нет, не то, что странный, но необычный, не такой, как раньше.
— Ты, верно, умираешь с голоду, — обратилась к Джонни тетя Эм. — Я разогрею тебе ужин. Сварить яиц?
Джонни оторопело кивнул. Дядя Эб сел, не обращая никакого внимания на камень.
— Знаешь, — сказал он. — На днях я видел в городе хороший складной нож. Такой, как тебе хочется…
Но Джонни почти не слышал. Он прислушивался к другому: к приязни и дружелюбию, проникшим в этот дом вместе с камнем.

1 2 3