Небольшой песчаный бугорок, на котором мы расположились, по-видимому,
относился к числу таких точек, имеющих странную привилегию.
Прибор профессора предназначался для того, чтобы создать особые вибрации,
способные, можно сказать, буквально проломить дверь в таинственный мир.
Но каким образом? Он не сказал об этом ничего; говорит только об
электронах и интегралах.
Ночь продолжала сгущаться; резкий ветер трепал ветви деревьев; профессор
изредка поглядывал на звезду, серебряным гвоздиком торчавшую на темной
лазури над вершиной огромной ели.
Полночь... час ночи... два часа... Начинает ощущаться усталость.
Паукеншлагер протягивает мне фляжку, наполненную великолепной бодрящей
жидкостью; она прогоняет сон и даже вызывает чувство тихой радости.
Три часа... Ветер стих. Вокруг абсолютная тишина. Я хлебнул немното из
фляжки, и у меня прекрасное настроение. Профессор покрывает страницу за
страницей в своей записной книжке сложнейшими расчетами.
Серые тона затопили окрестность. Карандаш профессора продолжает бешено
метаться по бумаге. Неожиданно он откладывает блокнот и рывком сдвигает
свой прибор в сторону, бормоча:
- С точностью до метра...
Две ночные птицы почти коснулись наших голов во время своего бархатного
полета. На болоте, над которым серел рассвет, прокричала выпь. Страшно
заверещал какой-то зверек, очевидно, схваченный кровожадной лаской.
Профессор прекратил расчеты и прислушался к жалобному эху совершившегося
во мраке небольшого преступления. Потом както странно посмотрел на меня.
Внезапно в тишине возник отдаленный звук, очень тихий, очень мелодичный.
Мне показалось, что он слетает с антенны.
Паукеншлагер тут же бросил записную книжку и уставился на звезду над
вершиной ели. Она немного опустилась к горизонту, и теперь я видел ее
поблекший огонек сквозь густые ветви.
- Молодой человек! - закричал внезапно профессор, и его лицо страшно
побледнело. Искаженное невероятным ужасом.- Бегите прочь, еще есть время...
Бегите к дороте... Я не имею права...
Теперь антенна завибрировала на высокой длинной ноте.
- Поздно! - завопил он.
И в этот момент рядом с нами появился бродяга.
* * *
Он неожиданно вышел из-за деревьев, тощий, грязный и жалкий; недоверчиво
остановился, подозрительно присматриваясь к нам.
- Бегите прочь! - закричал ему ученый.
В мутном взгляде бродяги вспышкой мелькнул гнев.
- Бегите сами, если хотите,- проворчал он- Я здесь у себя дома и...
Окончание его фразы пропало в неожиданно раздавшемся потрясающе
оглушительном ударе гонга.
На верхушке антенны вспыхнул длинный язык ослепительното голубого огня,
похожего на римскую свечу фейерверка.
- Теперь же, скорее сюда! - заорал профессор, протянув руки к бродяге.
Однако тот отшатнулся, сделал несколько шагов вбок, как вдруг произошло
нечто ужасное: у него исчезло лицо!
Я хочу сказать, что на том месте, где долю секунды назад мы могли видеть
его глаза, щеки, рот, не было ничего, кроме четкого гладкого красного
среза, мгновенно покрывшегося бурлящей кровью... словно чудовищный
невидимый тесак обрушился на лицо несчастного.
- Он высунулся за защитную зону прибора,- прорыдал профессор.- Я
догадывался об этом... Это ужасно, это...
* * *
То, что вы прочитали,- точная копия записей в блокноте Денвера, репортера
"Большой турбины", пропавшего несколько месяцев назад при обстоятельствах,
оставшихся загадочными. Его автомобиль обнаружили брошенным поблизости от
дороги, на опушке небольшого елового перелеска.
В нескольких шагах от машины, на пятачке в десяток квадратных метров,
были видны следы отчаянной схватки; здесь же валялся втоптанный в песок
блокнот.
Через пару дней после этого зловещего открытия живший поблизости
крестьянин, направлявшийся на свое поле, расположенное рядом с жутким
местом, подобрал комок бумаги - две смятые страницы из того же блокнота,
покрытые скачущим почерком и - странная деталь - сильно выпачканные в
крови.
Увы, записи, расшифрованные с большим трудом, ничем не помогли при
разгадке тайны случившегося.
"Мы находимся,- писал Денвер,- все на том же песчаном бугорке, но на
окружающий нас пейзаж накладывается едва различимый, словно прозрачный мир.
Еловый лес виднеется сквозь почти идеально прозрачный конус, заполненный
чем-то вроде сильно бурлящего дыма. С десяток больших сфер, похожих на
странные пузыри, подпрыгивают над болотом; они заполнены тем же клокочущим
дымом. Я отдаю себе отчет в том, что только дым и позволяет разглядеть
конус и шары".
Далее почерк становится неровным, словно обезумевшим, и почти
неразборчивым.
"Это не дым у них внутри, это глаза, руки, когти, какие-то другие
кошмарные органы... Тело бродяги было проглочено конусом. Паукеншлагер
просит у меня прощения...
Прибор горит...
Грохот... Белое пламя... Кто-то схватил профессора, и он исчез... На мое
лицо хлынул кровавый ливень...
В небе надо мной появились жуткие глаза, пристально уставившиеся на меня.
Рука... Боже!..
Денвер так и не появился, и никто никогда его не видел. Расследованием
было установлено, что профессор, немец по происхождению, носивший фамилию
Паукеншлагер, проживал в Лейде.
Он пропал из своего дома за несколько дней до странного происшествия.
Обыск у него дома не обнаружил ничего существенного, если не считать
того, что ученый перед отъездом старательно и методично уничтожил приборы и
сжег все бумаги.
Хорошо известного в районе бродягу по имени Рикки Камперс тоже так и не
удалось найти.
Удивительные факты были сообщены нью-йоркским журналом "Юсай ик Ревью":
именно в день загадочного исчезновения профессора и журналиста, точно в тот
же час знаменитый американский медиум Марлоу погрузился в необычный транс.
Он бросился к черной доске и с поразительной быстротой нарисовал на ней
кошмарные фигуры, чередующиеся со сферическими и коническими телами,
преследовавшими в порыве бешеной ярости человеческое существо. Лицо этого
человека, без всякого сомнения, было лицом Денвера.
Через два дня медиум снова впал в состояние транса. На этот раз он
нарисовал лицо Денвера, искаженное тримасой сверхъестественного ужаса и
нечеловеческого страдания. На полях рисунка написал следующее:
"Я еще жив... Это гораздо страшнее... Ужасно... но они подстерегают вас!"
И еще: "Берегитесь!.. На помощь!.."
На следующий день Марлоу опять написал: "Помогите!.." И это было все.
По мнению лучших графологов, почерк на этих записках аналогичен почерку
Денвера.
Спириты утверждают, что журналист не погиб, а находится в иной плоскости
существования, недоступной для нас.
1 2 3