Извини, я не должен был говорить
"использовать". Но ты же понимаешь, что такой тип общества, как ваш, -
противоестествен.
- Наоборот, ваше человечество противоестественно, - произнесла Кэти.
В левой руке из-под мышки у нее торчала моя винтовка. Ее шелковистая
головка едва достигала моей ключицы, но я-то знала, что она вынослива, как
сталь. Он сделал шаг в сторону, как-то странно и приветливо улыбаясь. В
отличие от своего напарника он не проявлял до сих пор ко мне ни малейшего
уважения. Кэти вскинула ружье, будто всю жизнь только этим и занималась.
- Согласен, - произнес мужчина. - Человечество противоестественно. У
меня в зубах металл, и вот здесь, - он ткнул себя в плечо, - металлические
болты. - Тюлени живут гаремами, - добавил он. - Самцы обезьян живут
случайными связями, и мужчины тоже, голуби моногамны, и мужчины есть
такие. Есть даже холостяки и гомосексуалисты. Кажется, встречаются даже
гомосексуальные коровы. И все-таки в Вайлэвэй чего-то не хватает.
Он сухо рассмеялся. Надо отдать ему должное, на нервы его слова
подействовали.
- Мне всем хватает, - сказала Кэти, - за исключением того, что жизнь
не бесконечна.
- А вы?.. - спросил мужчина, кивая те на меня, то на Кэти.
- Жены, - ответила Кэти. - Мы женаты.
И опять он издал сухой сдавленный смешок.
- В экономическом смысле это хороший союз. Он годится для работы и
ухода за детьми, он удобен, как и любой другой, если речь идет о случайной
наследственности и воспроизведении себе подобных. Но подумайте, Катарина
Микельсон, неужели не существует ничего лучшего, чем есть у вас самих, что
вы хотели бы передать по наследству своим дочерям? Я зрю в инстинкты, верю
в мужчин, мне странно, что одна из вас - механик, а другая, - он посмотрел
на меня, - как я догадываюсь, работает кем-нибудь в управлении полиции. И
обе даже не чувствуете своей ущербности. Конечно, абстрактно вы об этом
догадываетесь. У вас здесь существует только одна половина рода. Мужчины
должны вернуться в-Вайлэвэй.
Кэти ничего не сказала.
- На мой взгляд, Катарина Микельсон, - мягко продолжал мужчина, - вы
из всех живущих здесь выиграете больше всего.
Он прошел мимо дула винтовки Кэти и вступил в квадрат света,
падающего из двери. Я думаю, что именно тогда он заметил мой шрам,
которого действительно не было видно до тех пор, пока свет падал сбоку.
Четкая линия, идущая от виска к подбородку. Большинство людей даже не
знали о нем.
- Откуда это у вас? - спросил он.
Я ответила с невольной улыбкой:
- Это память о моей последней дуэли.
Мы стояли так несколько секунд, свирепо глядя друг на друга. Это не
было нелепо, пока он не скрылся в доме и не закрыл за собой дверь. Кэти
прерывающимся голосом спросила:
- Идиот, неужели ты не видишь, что он нас оскорбил? - Она вскинула
винтовку, чтобы выстрелить в него прямо сквозь дверь. Я подскочила к ней
и, прежде чем она спустила курок, выбила винтовку у нее из рук. Выстрел
пробил пол на крыльце. Кэти дрожала. Она повторяла и повторяла шепотом
слова:
- Вот почему я к ней не прикасалась, я знала, что кого-нибудь
обязательно убью, знала, что убью кого-нибудь.
Тот, с кем я-разговаривала сначала, все еще был в доме. Он говорил
что-то о могучем движении по повторной колонизации Земли и открытии того,
что было утеряно. Он подчеркнул выгоды, которые это принесет Вайлэвэй -
торговля, обмен идеями, образование. Он тоже отметил, что равенство полов
вновь узаконено на Земле. Конечно, Кэти была права: мы должны были
перестрелять их на месте. Мужчины надвигаются на Вайлэвэй, но когда в
распоряжении одних есть ружья, а у других ничего такого нет, можно
предсказать результаты.
Вероятно, мужчины придут сюда в конце концов. И мне приятно думать,
что лет через сто мои великие внуки отобьют их наступление и силой
заставят остановиться, но это не так уж важно. Всю оставшуюся жизнь я буду
помнить тех четверых, которых встретила впервые. Они были мускулисты, как
быки, и заставили меня, пусть на мгновение, почувствовать себя маленькой и
слабой.
Кэти считает, что это нервная реакция. Я помню все, что произошло той
ночью. Помню, как была взвинчена Юки, когда мы ехали обратно. Помню, как
плакала Кэти, когда мы вернулись домой, сердце ее, казалось, вот-вот
выскочит на груди. Помню, как Кэти любила меня в ту ночь, немного властно,
как всегда, но удивительно успокаивающе. Помню, как я бесцельно слонялась
по дому, когда Кэти уснула.
Свет, падающий из зала, обрисовывал ее голую руку. Мышцы предплечий
благодаря возне с машиной выделялись под кожей как металлические бруски.
Иногда я думала о ее руках. Я помню, как входила в детскую, брала ребенка
моей жены на руки и какое-то время держала его, дремлющего, чувствуя
удивительную волнующую теплоту его маленького тельца. Наконец я
возвратилась на кухню, где Юрико готовила поздний ужин. Моя дочь ест как
огромный датский дог.
- Юки, - спросила я, - могла бы ты влюбиться в мужчину?
Она поперхнулась от смеха.
- Уж скорее в десятифутового удава, - ответствовало мое тактичное
чадо.
Но мужчины прилетят в Вайлэвэй. Уже позже я засиживалась допоздна,
думая о тех мужчинах, которые прилетят на нашу планету, о своих дочерях и
Бэтти Катаринсон, о том, что будет с Кэти и со мной, с моей жизнью.
Дневники наших предков - это один долгий вопль страдания, и мне
кажется, что сейчас я должна бы быть довольна, но нельзя зачеркнуть шесть
столетий или даже (как я позднее поняла) тридцать четыре года. Иногда
вопросы, вертевшиеся весь вечер на языке у тех четверых мужчин, вопросы,
которые они так и не посмели задать, глядя на нас всех, деревенщину в
спецодежде, фермеров в полотняных штанах и простых рубашках, кажутся мне
смешными.
- Кто из вас выполняет роль мужчины?
Как будто мы должны были скопировать с точностью до деталей все их
ошибки!
Я сильно сомневаюсь, что на Земле действительно было вновь
установлено равенство полов. Мне противно даже думать, что надо мной
смеются, что Юки заставляют чувствовать себя никчемной и глупой, что моих
детей обманывают, считая их неполноценными, и превращают в изгоев.
Боюсь, что и мои личные достижения станут не такими значительными,
какими они были или какими я их себе представляла, и превратятся в
малопримечательные курьезы человеческой расы, в те курьезы, о которых
пишут в книгах, в те вещи, над которыми иногда смеются, потому, что они
экзотичны, странны, но не существенны. Они завораживают, но никак не
являются полезными.
1 2 3 4
"использовать". Но ты же понимаешь, что такой тип общества, как ваш, -
противоестествен.
- Наоборот, ваше человечество противоестественно, - произнесла Кэти.
В левой руке из-под мышки у нее торчала моя винтовка. Ее шелковистая
головка едва достигала моей ключицы, но я-то знала, что она вынослива, как
сталь. Он сделал шаг в сторону, как-то странно и приветливо улыбаясь. В
отличие от своего напарника он не проявлял до сих пор ко мне ни малейшего
уважения. Кэти вскинула ружье, будто всю жизнь только этим и занималась.
- Согласен, - произнес мужчина. - Человечество противоестественно. У
меня в зубах металл, и вот здесь, - он ткнул себя в плечо, - металлические
болты. - Тюлени живут гаремами, - добавил он. - Самцы обезьян живут
случайными связями, и мужчины тоже, голуби моногамны, и мужчины есть
такие. Есть даже холостяки и гомосексуалисты. Кажется, встречаются даже
гомосексуальные коровы. И все-таки в Вайлэвэй чего-то не хватает.
Он сухо рассмеялся. Надо отдать ему должное, на нервы его слова
подействовали.
- Мне всем хватает, - сказала Кэти, - за исключением того, что жизнь
не бесконечна.
- А вы?.. - спросил мужчина, кивая те на меня, то на Кэти.
- Жены, - ответила Кэти. - Мы женаты.
И опять он издал сухой сдавленный смешок.
- В экономическом смысле это хороший союз. Он годится для работы и
ухода за детьми, он удобен, как и любой другой, если речь идет о случайной
наследственности и воспроизведении себе подобных. Но подумайте, Катарина
Микельсон, неужели не существует ничего лучшего, чем есть у вас самих, что
вы хотели бы передать по наследству своим дочерям? Я зрю в инстинкты, верю
в мужчин, мне странно, что одна из вас - механик, а другая, - он посмотрел
на меня, - как я догадываюсь, работает кем-нибудь в управлении полиции. И
обе даже не чувствуете своей ущербности. Конечно, абстрактно вы об этом
догадываетесь. У вас здесь существует только одна половина рода. Мужчины
должны вернуться в-Вайлэвэй.
Кэти ничего не сказала.
- На мой взгляд, Катарина Микельсон, - мягко продолжал мужчина, - вы
из всех живущих здесь выиграете больше всего.
Он прошел мимо дула винтовки Кэти и вступил в квадрат света,
падающего из двери. Я думаю, что именно тогда он заметил мой шрам,
которого действительно не было видно до тех пор, пока свет падал сбоку.
Четкая линия, идущая от виска к подбородку. Большинство людей даже не
знали о нем.
- Откуда это у вас? - спросил он.
Я ответила с невольной улыбкой:
- Это память о моей последней дуэли.
Мы стояли так несколько секунд, свирепо глядя друг на друга. Это не
было нелепо, пока он не скрылся в доме и не закрыл за собой дверь. Кэти
прерывающимся голосом спросила:
- Идиот, неужели ты не видишь, что он нас оскорбил? - Она вскинула
винтовку, чтобы выстрелить в него прямо сквозь дверь. Я подскочила к ней
и, прежде чем она спустила курок, выбила винтовку у нее из рук. Выстрел
пробил пол на крыльце. Кэти дрожала. Она повторяла и повторяла шепотом
слова:
- Вот почему я к ней не прикасалась, я знала, что кого-нибудь
обязательно убью, знала, что убью кого-нибудь.
Тот, с кем я-разговаривала сначала, все еще был в доме. Он говорил
что-то о могучем движении по повторной колонизации Земли и открытии того,
что было утеряно. Он подчеркнул выгоды, которые это принесет Вайлэвэй -
торговля, обмен идеями, образование. Он тоже отметил, что равенство полов
вновь узаконено на Земле. Конечно, Кэти была права: мы должны были
перестрелять их на месте. Мужчины надвигаются на Вайлэвэй, но когда в
распоряжении одних есть ружья, а у других ничего такого нет, можно
предсказать результаты.
Вероятно, мужчины придут сюда в конце концов. И мне приятно думать,
что лет через сто мои великие внуки отобьют их наступление и силой
заставят остановиться, но это не так уж важно. Всю оставшуюся жизнь я буду
помнить тех четверых, которых встретила впервые. Они были мускулисты, как
быки, и заставили меня, пусть на мгновение, почувствовать себя маленькой и
слабой.
Кэти считает, что это нервная реакция. Я помню все, что произошло той
ночью. Помню, как была взвинчена Юки, когда мы ехали обратно. Помню, как
плакала Кэти, когда мы вернулись домой, сердце ее, казалось, вот-вот
выскочит на груди. Помню, как Кэти любила меня в ту ночь, немного властно,
как всегда, но удивительно успокаивающе. Помню, как я бесцельно слонялась
по дому, когда Кэти уснула.
Свет, падающий из зала, обрисовывал ее голую руку. Мышцы предплечий
благодаря возне с машиной выделялись под кожей как металлические бруски.
Иногда я думала о ее руках. Я помню, как входила в детскую, брала ребенка
моей жены на руки и какое-то время держала его, дремлющего, чувствуя
удивительную волнующую теплоту его маленького тельца. Наконец я
возвратилась на кухню, где Юрико готовила поздний ужин. Моя дочь ест как
огромный датский дог.
- Юки, - спросила я, - могла бы ты влюбиться в мужчину?
Она поперхнулась от смеха.
- Уж скорее в десятифутового удава, - ответствовало мое тактичное
чадо.
Но мужчины прилетят в Вайлэвэй. Уже позже я засиживалась допоздна,
думая о тех мужчинах, которые прилетят на нашу планету, о своих дочерях и
Бэтти Катаринсон, о том, что будет с Кэти и со мной, с моей жизнью.
Дневники наших предков - это один долгий вопль страдания, и мне
кажется, что сейчас я должна бы быть довольна, но нельзя зачеркнуть шесть
столетий или даже (как я позднее поняла) тридцать четыре года. Иногда
вопросы, вертевшиеся весь вечер на языке у тех четверых мужчин, вопросы,
которые они так и не посмели задать, глядя на нас всех, деревенщину в
спецодежде, фермеров в полотняных штанах и простых рубашках, кажутся мне
смешными.
- Кто из вас выполняет роль мужчины?
Как будто мы должны были скопировать с точностью до деталей все их
ошибки!
Я сильно сомневаюсь, что на Земле действительно было вновь
установлено равенство полов. Мне противно даже думать, что надо мной
смеются, что Юки заставляют чувствовать себя никчемной и глупой, что моих
детей обманывают, считая их неполноценными, и превращают в изгоев.
Боюсь, что и мои личные достижения станут не такими значительными,
какими они были или какими я их себе представляла, и превратятся в
малопримечательные курьезы человеческой расы, в те курьезы, о которых
пишут в книгах, в те вещи, над которыми иногда смеются, потому, что они
экзотичны, странны, но не существенны. Они завораживают, но никак не
являются полезными.
1 2 3 4