— Садись и рассказывай.
Сам он направляется к другому креслу, но, прежде чем сесть, спохватывается:
— Кофе будешь пить?
И, сообразив, что вопрос совершенно лишний, нажимает на кнопку звонка.
Я обстоятельно рассказываю, как развиваются события, и, когда дело доходит до разговора в тени деревьев, спрашиваю:
— Впрочем, может, вы предпочтете послушать эту беседу в записи?
— Разумеется, -- кивает генерал. — Тем более что спешить нам некуда. — И он снова жмет на кнопку.
Между прочим, мой шеф такой душка, для всего находит время, и делает это очень просто: не ограничивает свой рабочий день.
Лейтенант вносит аппаратуру и исчезает, а мы с генералом остаемся пить кофе и слушать магнитофон. Совсем как на именинах.
— Ну, что скажешь? — спрашивает шеф, когда запись кончается.
— Проект, по крайней мере на первый взгляд, выработан довольно смелый, я бы даже сказал, слишком смелый. Этот Томас или авантюрист, или нас с вами ни во что не ставит.
— Похоже, — соглашается генерал.
— Он, очевидно, жаждет реабилитироваться и всячески старается блеснуть перед начальством. И очертя голову идет на все.
— В сущности, сам Томас ничем особенно не рискует, — говорит шеф. — Рискует, как всегда, главным образом исполнитель. Что касается Томаса, то он даже не вступал в личный контакт с Бояном и в случае провала умоет руки или, чтобы замести следы, мигом уберет отсюда секретаршу. Но это особый вопрос. Важнее другое: мы пока что судим об этой задумке с первого взгляда, как ты выразился, и, может быть, нам еще не видны все ее аспекты.
— Возможно, однако нам уже сейчас ясно, что план таит в себе серьезную опасность...
Генерал молчит, занятый какими-то своими мыслями, и я перехожу к существу вопроса:
— Как прикажете действовать?
— А ты что предлагаешь?
— Мне кажется... Не знаю... Может, это соображение и не следует принимать в расчет, но...
— С каких пор ты начал заикаться? — поднимает брови генерал.
— Я имею в виду то обстоятельство, что Боян все же сын Ангелова...
— Жалко, конечно, но что поделаешь. Сын Ангелова или мой сын... Раз докатился до того, что...
Это единственное, что при данных обстоятельствах меня интересует. Единственно возможный ответ. Так что с этим покончено, и я начинаю излагать свой план контроперации.
Терпеливо слушая, генерал время от времени делает короткие замечания и в заключение говорит:
— В общих чертах годится. Я потолкую с Антоновым, а завтра еще соберемся как-нибудь и примем решение.
И он встает, чтобы еще раз привести в чувство онемевшую поясницу.
— Мой бокал уже полчаса пустой, а вы никак не догадаетесь заказать мне второе виски, — произносит девушка.
— Сейчас же исправлюсь, — заверяет молодой человек.
Этот разговор имел место во второй половине дня в ресторане «София», но мы с Бориславом слушаем его Уже вечером в кабинете с белыми шторами и белым шаром на потолке.
— Я нахалка, правда? Может, у вас нет денег...
— Есть, не беспокойтесь, — отвечает юноша.
И чуть позже мы слышим:
— Еще два виски, пожалуйста!
Паузу заполняет бархатный шум движущейся пленки.
— Чего это те, за третьим столиком, так глазеют на нас? — удивляется Боян.
Потому что это Боян.
— Это ребята из моей компании, — объясняет Анна.
Потому что это Анна.
— Неужто все трое ревнуют вас? Трое одновременно — сложная ситуация.
— Успокойтесь: ни один из них меня ревновать не станет. Мы слишком надоели друг другу. Просто их раздирает любопытство, кто вы такой. По-моему, было бы наиболее гуманно пересесть к ним.
— Нет.
— «Еще нет» или «вообще нет»?
Вопрос сопровождается звоном бокалов. Вероятно, официантка принесла виски.
Пауза.
— Мне будет несколько неудобно среди них.
— Почему?
— В моем костюме... Они все трое как будто минуту назад явились из дома моделей.
— Для вас так важно мнение других? — спрашивает Анна.
— Для меня нет. Но боюсь, что для вас важно.
— Глупости. Начхать мне на всех.
Короткая пауза.
— Да, мои друзья и в самом деле позеры и нахалы, — признает девушка. — А ваши какие?
— Никакие.
— А точнее?
— Точнее, наркоманы.
— Неужели? Это, должно быть, ужасно интересно...
— Ужасно, но не интересно.
— Значит, вы не наркоман.
— Нет. Полная бездарь в этом отношении.
— То есть как?
— Попробовал, но оскандалился.
— Я тоже должна попробовать. Обещайте, что вы мне поможете попробовать!
И прочие глупости в этом роде почти до конца пленки.
— Ставь вторую катушку, — говорю я, когда Бори-слав останавливает магнитофон.
— И на второй ничего особенного, -- сетует мой приятель, меняя катушки. — Было бы куда интереснее, если бы мы с тобой сидели в «Софии», а они слушали бы нас, сидя вот тут.
— Ничего забавного.
— Для них нет. Но для нас... По крайней мере, горло смочил бы...
Он замолкает, потому что снова слышится диалог, записанный часом позже.
— Вы и в самом деле не склонны меня баловать. Опять мой бокал пуст, — напоминает Анна.
— Похоже, вы любите, чтобы вас баловали.
— Не знаю, люблю ли, но я привыкла. Все меня балуют.
— Кто все? Те трое?
— Те? Глупости! Им самим не на что побаловаться.
Короткая пауза. Щелканье зажигалки и ожидаемый клич:
— Пожалуйста, два виски!
— Я имею в виду своих родителей, — поясняет девушка. — В сущности, они давно развелись.
— Почему?
— Да... как обычно бывает, без серьезных причин. Мой отец — раб своего дела. А матери хотелось, чтобы он был ее рабом.
— Теперь вроде не рабовладельческий строй.
— Ну, если не рабом, то, по крайней мере, провожатым: чтобы водил ее куда ей вздумается, особенно по ресторанам, в гости, в театр... А бедняга отец едва ли смог бы высидеть до конца пьесы, если не проспит ее.
Пауза, вероятно вызванная присутствием официантки.
— Так что они разошлись, и я очень плакала, была еще совсем глупенькая и не понимала, что от этого я только выиграю. Теперь отец чувствует себя передо мной виноватым, что развелся. Мать тоже чувствует себя виноватой, что вышла замуж за другого. Истинное счастье жить между двумя виноватыми родителями. Каждый старается доказать, что он добрей.
И снова пауза.
— А твой отец? — спрашивает Анна.
— Умер.
— А мать?
— Она еще жива. Все еще...
И прочее в этом роде. Пока не кончается пленка.
— Довольно пустой разговор с профессиональной точки зрения, — устанавливает Борислав.
— Но обещающий.
— Да, обещающий катастрофу. И не в далеком будущем. Парень хваткий, времени зря не теряет.
— Хваткий парень и ветреная девушка... Идеальное сочетание для Томаса.
— Ты считаешь, что она окажется до такой степени ветреной? — спрашивает друг.
— Тебе известно, что я читаю медленно, и мне сразу трудно ответить. Особенно когда материал подается в искромсанном виде, как некое рагу. Тут тебе снимки Анны Раевой, там письменная справка о ней же, а там запись ее звонкого голоска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Сам он направляется к другому креслу, но, прежде чем сесть, спохватывается:
— Кофе будешь пить?
И, сообразив, что вопрос совершенно лишний, нажимает на кнопку звонка.
Я обстоятельно рассказываю, как развиваются события, и, когда дело доходит до разговора в тени деревьев, спрашиваю:
— Впрочем, может, вы предпочтете послушать эту беседу в записи?
— Разумеется, -- кивает генерал. — Тем более что спешить нам некуда. — И он снова жмет на кнопку.
Между прочим, мой шеф такой душка, для всего находит время, и делает это очень просто: не ограничивает свой рабочий день.
Лейтенант вносит аппаратуру и исчезает, а мы с генералом остаемся пить кофе и слушать магнитофон. Совсем как на именинах.
— Ну, что скажешь? — спрашивает шеф, когда запись кончается.
— Проект, по крайней мере на первый взгляд, выработан довольно смелый, я бы даже сказал, слишком смелый. Этот Томас или авантюрист, или нас с вами ни во что не ставит.
— Похоже, — соглашается генерал.
— Он, очевидно, жаждет реабилитироваться и всячески старается блеснуть перед начальством. И очертя голову идет на все.
— В сущности, сам Томас ничем особенно не рискует, — говорит шеф. — Рискует, как всегда, главным образом исполнитель. Что касается Томаса, то он даже не вступал в личный контакт с Бояном и в случае провала умоет руки или, чтобы замести следы, мигом уберет отсюда секретаршу. Но это особый вопрос. Важнее другое: мы пока что судим об этой задумке с первого взгляда, как ты выразился, и, может быть, нам еще не видны все ее аспекты.
— Возможно, однако нам уже сейчас ясно, что план таит в себе серьезную опасность...
Генерал молчит, занятый какими-то своими мыслями, и я перехожу к существу вопроса:
— Как прикажете действовать?
— А ты что предлагаешь?
— Мне кажется... Не знаю... Может, это соображение и не следует принимать в расчет, но...
— С каких пор ты начал заикаться? — поднимает брови генерал.
— Я имею в виду то обстоятельство, что Боян все же сын Ангелова...
— Жалко, конечно, но что поделаешь. Сын Ангелова или мой сын... Раз докатился до того, что...
Это единственное, что при данных обстоятельствах меня интересует. Единственно возможный ответ. Так что с этим покончено, и я начинаю излагать свой план контроперации.
Терпеливо слушая, генерал время от времени делает короткие замечания и в заключение говорит:
— В общих чертах годится. Я потолкую с Антоновым, а завтра еще соберемся как-нибудь и примем решение.
И он встает, чтобы еще раз привести в чувство онемевшую поясницу.
— Мой бокал уже полчаса пустой, а вы никак не догадаетесь заказать мне второе виски, — произносит девушка.
— Сейчас же исправлюсь, — заверяет молодой человек.
Этот разговор имел место во второй половине дня в ресторане «София», но мы с Бориславом слушаем его Уже вечером в кабинете с белыми шторами и белым шаром на потолке.
— Я нахалка, правда? Может, у вас нет денег...
— Есть, не беспокойтесь, — отвечает юноша.
И чуть позже мы слышим:
— Еще два виски, пожалуйста!
Паузу заполняет бархатный шум движущейся пленки.
— Чего это те, за третьим столиком, так глазеют на нас? — удивляется Боян.
Потому что это Боян.
— Это ребята из моей компании, — объясняет Анна.
Потому что это Анна.
— Неужто все трое ревнуют вас? Трое одновременно — сложная ситуация.
— Успокойтесь: ни один из них меня ревновать не станет. Мы слишком надоели друг другу. Просто их раздирает любопытство, кто вы такой. По-моему, было бы наиболее гуманно пересесть к ним.
— Нет.
— «Еще нет» или «вообще нет»?
Вопрос сопровождается звоном бокалов. Вероятно, официантка принесла виски.
Пауза.
— Мне будет несколько неудобно среди них.
— Почему?
— В моем костюме... Они все трое как будто минуту назад явились из дома моделей.
— Для вас так важно мнение других? — спрашивает Анна.
— Для меня нет. Но боюсь, что для вас важно.
— Глупости. Начхать мне на всех.
Короткая пауза.
— Да, мои друзья и в самом деле позеры и нахалы, — признает девушка. — А ваши какие?
— Никакие.
— А точнее?
— Точнее, наркоманы.
— Неужели? Это, должно быть, ужасно интересно...
— Ужасно, но не интересно.
— Значит, вы не наркоман.
— Нет. Полная бездарь в этом отношении.
— То есть как?
— Попробовал, но оскандалился.
— Я тоже должна попробовать. Обещайте, что вы мне поможете попробовать!
И прочие глупости в этом роде почти до конца пленки.
— Ставь вторую катушку, — говорю я, когда Бори-слав останавливает магнитофон.
— И на второй ничего особенного, -- сетует мой приятель, меняя катушки. — Было бы куда интереснее, если бы мы с тобой сидели в «Софии», а они слушали бы нас, сидя вот тут.
— Ничего забавного.
— Для них нет. Но для нас... По крайней мере, горло смочил бы...
Он замолкает, потому что снова слышится диалог, записанный часом позже.
— Вы и в самом деле не склонны меня баловать. Опять мой бокал пуст, — напоминает Анна.
— Похоже, вы любите, чтобы вас баловали.
— Не знаю, люблю ли, но я привыкла. Все меня балуют.
— Кто все? Те трое?
— Те? Глупости! Им самим не на что побаловаться.
Короткая пауза. Щелканье зажигалки и ожидаемый клич:
— Пожалуйста, два виски!
— Я имею в виду своих родителей, — поясняет девушка. — В сущности, они давно развелись.
— Почему?
— Да... как обычно бывает, без серьезных причин. Мой отец — раб своего дела. А матери хотелось, чтобы он был ее рабом.
— Теперь вроде не рабовладельческий строй.
— Ну, если не рабом, то, по крайней мере, провожатым: чтобы водил ее куда ей вздумается, особенно по ресторанам, в гости, в театр... А бедняга отец едва ли смог бы высидеть до конца пьесы, если не проспит ее.
Пауза, вероятно вызванная присутствием официантки.
— Так что они разошлись, и я очень плакала, была еще совсем глупенькая и не понимала, что от этого я только выиграю. Теперь отец чувствует себя передо мной виноватым, что развелся. Мать тоже чувствует себя виноватой, что вышла замуж за другого. Истинное счастье жить между двумя виноватыми родителями. Каждый старается доказать, что он добрей.
И снова пауза.
— А твой отец? — спрашивает Анна.
— Умер.
— А мать?
— Она еще жива. Все еще...
И прочее в этом роде. Пока не кончается пленка.
— Довольно пустой разговор с профессиональной точки зрения, — устанавливает Борислав.
— Но обещающий.
— Да, обещающий катастрофу. И не в далеком будущем. Парень хваткий, времени зря не теряет.
— Хваткий парень и ветреная девушка... Идеальное сочетание для Томаса.
— Ты считаешь, что она окажется до такой степени ветреной? — спрашивает друг.
— Тебе известно, что я читаю медленно, и мне сразу трудно ответить. Особенно когда материал подается в искромсанном виде, как некое рагу. Тут тебе снимки Анны Раевой, там письменная справка о ней же, а там запись ее звонкого голоска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43