Особый случай.
Это совсем не походило на представления Тимофея Елагина о загробном мире.
Да и самих представлений-то, собственно, не было. Спроси его - он,
наверное, сочинил бы неосторожному собеседнику забавное попурри из
слышанного в детстве и читанного позднее; но никто никогда не спрашивал,
сам же Тимофей не задумался об этом, даже когда его палец плавно потянул
курок приставленного к виску пистолета.
Тимофей аккуратно в несколько слоев обернул пистолет чистой тряпкой и
сунул назад, в шкаф, за белье. История этого оружия куда интереснее, чем
внешность, возраст и даже судьба самого Тимофея, но... Тимофей знал лишь,
что оказавшись случайным прохожим, он внезапно схватил пистолет из рук
лежащего на земле мужчины и бросился бежать, остановившись лишь в своем
подъезде. Сначала Тимофей, бывало, не спал всю ночь - ждал что придут то ли
за ним, то ли за пистолетом, но время шло, пистолет переселился в шкаф и
через три года Тимофей доставал его иногда только ради необходимого ухода.
Пистолет наводил его на грустные размышления. Вот и сейчас, закрывая
дверцу, Тимофей подумал, что тот спурт по ночному городу был и, навеpное,
будет главным приключением его жизни.
Hа улице Тимофей почувствовал, что что-то не так. Ощущение было крайне
неприятным, и, взглянув на часы, Тимофей остановился и осмотрелся. У киоска
стояли несколько подростков, на углу курил амбалистого вида бездельник. С
другой стороны в песочнице копалась внучка Екатерины Матвеевны; ее дружно
нелюбимая бабушка фиксировала все происходящее со скамейки. Привычная
повседневная одежда нигде не жала и не болталась. Все было как обычно, но
неприятное ощущение не только не проходило, но и напротив, переросло в
комок, накрепко застрявший где-то между грудью и животом.
Ломая макароны, заваривая чай, и сметая со стола крошки от вчерашнего
ужина, Тимофей действовал с выверенностью и монотонностью автомата. Так
человек может, выполняя повседневные дела, думать о чем-то своем. Думать,
однако, было не о чем и Тимофей позволил телу двигаться как оно привыкло,
разумом пребывая в расслабленном состоянии, близком, вероятно, нирване.
- Опять макароны!- мысль, переданная языком, вывела его из оцепенения.
Макароны были одним из немногих блюд, выдерживающих его пофигистическую
кулинарию, и потому надоели сверх всякой меры. В юности, в общаге, Тимофей
убедился, что мужчины готовят много лучше, чем о том принято думать; на
него, впрочем, это правило не распространялось.
- Да, братец,- подумал Тимофей, пока желудок решал, что же ему делать,-
если ты чем и отличаешься от среднего человека, то не в лучшую сторону.
Это, впрочем, не слишком огорчало бы Тимофея, если бы весь остальной мир не
следовал бы этому же правилу. Макароны, телевизор, капающий по ночам кран -
все повторялось одно в другом так же монотонно, как разговоры Екатерины
Матвеевны и Ксении Петровны. Именно эту монотонность и хотел нарушить
Тимофей, когда, протирая пистолет...
Hоги не успели воспринять команду мозга. Вместо этого они подкосились, и
Тимофей рухнул на колени.
- Догадался!- голос, раздавшийся, казалось, во всей квартире разом, был
полон восторга.- Поздравляю с прибытием на тот свет!
В эту минуту родился и тут же умер настоящий мужчина Тимофей Елагин, и за
краткую вспышку своего существования он успел лишь овладеть телом и
мгновенным движением вонзить в себя хлебный нож - действие сколь кpасивое,
столь и бесполезное.
- С вами, самоубийцами, не соскучишься. Впрочем, я скучать и не
собираюсь.- голос раздавался в голове человека, беспомощным пассажиром
летевшего в скорой навстречу судьбе.
- Снова аппендицит,- сказал санитар в приемном покое.
- Господи!- хирург, казалось, выронит скальпель.- Сколько же можно?
Сандерс (Александр) Просторов.

1