Гермоген. Я допускаю это.
Сократ. Так когда же отвечающий вправе будет это сделать? Не тогда ли, когда дойдет до имен, которые уже выступают как бы в качестве первоначал , из которых состоят другие имена и слова? Ведь мы не вправе подозревать, что и они состоят из других имен, если они действительно простейшие. Например, мы говорили, что имя "добро" состоит из "достойного удивления" и "быстрого". Так вот мы могли бы сказать, что "быстрое" состоит из других слов, те же - из третьих. Но если мы возьмем слово, которое не состоит ни из каких других слов, то мы вправе будем сказать, что подошли здесь к простейшей частице, которую уже не следует возводить к другим именам.
Гермоген. Мне кажется, ты говоришь верно.
Сократ. Значит, и те имена, о которых ты спрашиваешь, могут оказаться простейшими, и нужно уже другим каким-то способом рассматривать, в чем состоит их правильность?
Гермоген. Похоже, что так.
Сократ. Конечно, похоже, Гермоген. Ведь все слова, о которых мы уже говорили, видимо, восходят как раз с к таким именам. Если это правильно, а мне кажется, что это так, - посмотри тогда вместе со мной, не вздор ли я несу, рассуждая о том, какова правильность первых имен?
Гермоген. Ты только говори, а я уж буду следить за рассуждением вместе с тобой, насколько я в силах.
Сократ. Ну с тем, что у всякого имени, и у первого, и у позднейшего, правильность одна и та же и ни одно из них не лучше другого как имя, думаю я, и ты согласен?
Гермоген. Разумеется.
Сократ. Далее, у тех имен, которые мы рассматривали, правильность была чем-то таким, что указывало на качества каждой вещи?
Гермоген. А как же иначе?
Сократ. Значит, это в равной степени должны делать и первые, и позднейшие имена, коль скоро они суть имена.
Гермоген. Верно.
Сократ. Но позднейшие, видно, были способны выражать это через посредство первых
Гермоген. Видимо.
Сократ. Хорошо. А вот те, первые, которые не заключают в себе никаких других, каким образом смогут они сделать вещи для нас предельно очевидными, если только они действительно имена? Ответь мне вот что: если бы у нас не было ни голоса, ни языка, а мы захотели бы объяснить другим окружающие предметы, не стали бы мы разве обозначать все с помощью рук, головы и вообще всего тела, как делают это немые?
Гермоген. Другого способа я не вижу, Сократ .
Сократ. Я думаю, если бы мы захотели обозначить что-то вышнее и легкое, мы подняли бы руку к небу, подражая природе этой вещи, если же что-то низкое и тяжелое, то опустили бы руку к земле. Точно так же, если бы мы захотели изобразить бегущего коня или какое-нибудь другое животное, ты ведь знаешь, мы бы всем своим телом и его положением постарались походить на них.
Гермоген. Безусловно, это должно быть так.
Сократ. Таким образом, выражение чего-либо с помощью тела - это подражание тому, что выражает тело, которому подражаешь.
Гермоген. Да.
Сократ. Когда ж мы хотим выразить что-то голосом, языком и ртом, получается ли у нас выражение каждой вещи с помощью этих членов тела, раз мы с их помощью подражаем чему бы то ни было?
Гермоген. Непременно, как мне кажется
Сократ. В таком случае имя, видимо, есть подражание с помощью голоса тому, чему подражают, и имя тому, чему подражают, дается при помощи голоса.
Гермоген. Мне кажется, так.
Сократ. Клянусь Зевсом, а вот мне не кажется, что я хорошо сказал это, друг.
Гермоген. Почему?
Сократ. Нам пришлось бы тогда признать, что те, кто подражает овцам, петухам и другим животным, дают им имена тем самым, что им подражают?
Гермоген. Это верно.
Сократ. И тебе кажется, здесь все в порядке?
Гермоген. Да нет, по правде сказать. Однако, Сократ, какое подражание было бы именем?
Сократ. Ну прежде всего, мне кажется, не такое какое бывает тогда, когда мы подражаем вещам музыкой, хотя и тогда мы подражаем с помощью голоса; далее, и не такое, какое бывает, когда мы подражаем тому же в вещах, чему подражает музыка, мне не кажется, что тогда мы даем имя. А утверждаю я вот что: у каждой вещи есть звучание, очертания, а у многих и цвет?
Гермоген. Разумеется.
Сократ. Искусство наименования, видимо, связано не с таким подражанием, когда кто-то подражает подобным свойствам вещей. Это дело, с одной стороны, музыки, а с другой - живописи. Не так ли?
Гермоген. Да.
Сократ. А подражание, о котором мы говорим, что собой представляет? Не кажется ли тебе, что у каждой вещи есть еще и сущность, как есть цвет и все то, о чем мы здесь говорили? Во-первых, у самого цвета или звука нет разве какой-то сущности? Да и у всего другого, что только заслуживает наименования бытия?
Гермоген. Я полагаю.
Сократ. Так что же? Если кто-то мог бы посредством букв и слогов подражать в каждой вещи именно этому, сущности, разве не смог бы он выразить каждую вещь, которая существует? Или это не так?
Гермоген. Разумеется, так.
Сократ. А как бы ты назвал того, кто способен это делать, если тех ты только что назвал: одного - музыкантом, другого - живописцем? Как же мы назовем этого?
Гермоген. Мне кажется, Сократ, тот, кого мы давно уже ищем, будет мастер давать имена.
Сократ. а Если это верно, то теперь уже следует рассмотреть те имена, о которых ты спрашивал, - "течение", "шествие", "владение ": схватывает ли мастер с помощью букв и слогов сущность вещей, чтобы ей подражать, или же нет.
Гермоген. Да, это верно.
Сократ. Тогда давай посмотрим, только ли это - первые имена, или есть еще много других?
Гермоген. Думаю, есть и другие.
Сократ. Видимо. Однако какой бы нам найти способ различения того, где именно начинает подражать подражающий? Коль скоро это будет подражанием сущему посредством слогов и букв, то не правильнее ли всего начать с различения простейших частиц, как это делают те, кто приступает к определению стихотворного размера: сначала они различают значение звуков, затем слогов и только после этого начинают рассматривать размер, ведь верно?
Гермоген. Да.
Сократ. Не так ли и нам нужно сначала различать гласные, а затем в соответствии с их видами остальные - безгласные и беззвучные (ибо знатоки называют их так) и, наконец, те, которые не назовешь ни беззвучными, ни безгласными. Надо также посмотреть, сколько есть различных между собой видов гласных. И когда мы все это различим как следует, тогда опять нужно будет возвратиться к сущностям и их именам и посмотреть, нет ли таких имен, к которым бы все сводились как к составным частям и из которых можно было бы видеть, что они означают, а также не различаются ли эти имена по видам подобно простейшим частицам. Хорошенько все это рассмотрев, нужно уметь найти для каждой [вещи] наиболее соответствующее ей [имя]: либо одно слово связать с одной вещью, либо отнести к этой вещи смесь из многих слов. Как живописцы, желая что-нибудь изобразить, иногда берут только пурпур, а иногда и другие краски на выбор, а бывает и так, что смешивают многие краски между собой, например когда пишут человеческое лицо или что-нибудь в этом роде, так, по-моему, и всякое изображение требует своих средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20