Неужели ошибка?! Тогда ей смерть. Но медлить нельзя, никак нельзя.
– Полный вперед! – прохрипела она, теряя голос. – В лобовую атаку! Догнать! Полный залп, черт возьми! Вперед!
Они нагнали чужака через четыре минуты. Это был риск. Страшный риск! Но другого решения Светлана не знала, Она отбросила страх, неистовый азарт охватил ее. Игра? Хорошо, пусть будет игра! Она научит их играть – она, боевой офицер Дальнего Поиска, не щадившая жизни своей, погибавшая и воскресавшая, нежная и слабая, суровая и сильная, любимая и любящая. Держитесь, выродки! Иду на таран!
На этот раз залп ударил со столь близкого расстояния, что ее саму отбросило назад вместе с откатным мыслекрес-лом. Все исчезло с экранов. Все! Но ответного залпа не последовало. Значит, она права, значит, она не ошиблась – нежить не могла расстреливать звездолет Системы, в котором сидело разумное существо, в котором сидел игрок.
Мерцающие сгустки вошли в брюхо чужака. И разорвали его, защита на таком расстоянии не срабатывала. Град обломков испарялся на лету, обращаясь в молекулы, в атомы. И это была победа, первая победа.
– Вот так, твари! – выдохнула Светлана.
Она была бледна, руки тряслись, во рту все пересохло, глаза отказывались смотреть на этот страшный взбесившийся мир, сердце то взрывалось бешенной колотьбой, то проваливалось в никуда, затихало.
Но теперь Светлана знала, что надо делать.
Иван сидел на темной деревянной лавке рядышком со служителем в длиннополой черной рясе. Был тот изможден, бледен и худ. Они беседовали уже второй час, но служка все косился на Ивана настороженно-испуганным глазом, не мог поверить в воскрешение из мертвых, хотя Иван описал ему уже пять случаев из своей практики, когда тяжело раненные впадали в летаргию, их хоронили или оставляли на иных планетах в склепах, а через месяц-другой, а то и через полгода они оживали, приходили в себя, а потом, по прошествии отпуска и лечения, еще долго служили на благо людям и Отечеству. Изможденный кивал.
– Ну, а наруже-то что?
– Наруже ад кромешный, прости Господи! – отвечал служитель.
Иван не стал рассказывать о своих видениях, все равно не поверит ему никто, только молва нехорошая пойдет. Хотя какая тут молва! В Храме осталось четыреста двадцать шесть человек, все наперечет, если служитель не помутился разумом.
– Стоим одни на всей Земле, – рассказывал тот, – чудо Господне! И нет сюда нечисти доступа. Но и нам выхода нет. Уже семеро пытались вылазки делать, да так и пропали в когтях и пастях поганых. Мрак ныне повсюду и темень беспросветная. Будто эти изверги солнце затмили!
Лишь одна крохотная свечечка освещала каморку служителя, бросая тени на лица, стены, убогую утварь. Но Иван видел все хорошо, еще бы – после адского мрака Океана Смерти на Земле-матушке было все неплохо, даже ночь днем казалась. Со Светом же. нынешнее бытие Иван и не сравнивал, незачем и попусту.
– Но служба идет беспременно. Во искупление и прощение грехов наших. Да, видно, не слышит нас Господь! – служитель торопливо перекрестился.
О главном он почти не говорил. Но Иван и сам догадывался – голодно, и больше негде брать съестных припасов, почти полгода в осаде, все – и священники, облеченные саном, и прислуживающие, и прихожане уцелевшие, и случайные беглецы, спасшиеся во Храме, ремни затягивали потуже. И надеялись только на Бога. Больше и не на кого было надеяться, связь отсутствовала, да и самого мира людского, по рассказу изможденного, тоже не оставалось. И ждала их неминуемая тяжкая и мученическая кончина.
– Святейшего схоронили полтора месяца назад, -поведал служитель, перекрестился, пригладил короткую растрепанную бороду. – Господи, упокой душу его! Так во время службы и помер. Царствие ему небесное! А этот... хмурый такой, с облезлой псиной, давно ушел. Плакал очень по тебе, горевал сильно, а потом и ушел – прямо во мрак, к иродам бесовским!
– Кеша?
– Может, и Кеша, – согласился изможденный, – с протезами черными вместо рук. Хорошие протезы были, лучше настоящих! – Он вытянул свои черные костлявые руки ладонями вверх. И тяжко вздохнул. И вдруг спросил:
– Неужто и есть не хочется?!
Иван помотал головой.
– Нет, не хочется, – ответил тихо, – в себя никак не приду.
– Еще бы! – изможденный снова перекрестился. – С того света возвернуться!
Иван сидел, разминал затекшие кисти. Столько времени пролежать в каменном фобу, в сырости, холоде! Он неспешно расстегнул ворот, провел шершавой ладонью под сердцем – шрам был, грубый, мозолистый, такие не остаются после операций. Поделом! Мало еще, надо было бы проучить его как следует... ну да ладно, простили! Ладонь поползла выше и нащупала маленький железный крестик. Сохранился, слава Богу! Но ведь его не было... ведь его сорвали... Эх, память! Хотелось сидеть вот так и вспоминать долго, целую вечность. Чудо! Служка не верил, что он воскрес из мертвых аки библейский Лазарь. Ну и пусть. Ивану не верилось в иное – Храм Христа Спасителя стоял. Стоял вопреки всему, стоял, недоступный для нечисти, для поганых выползней. Стоял один во всей погасшей вдруг, погруженной во мрак Земле. Вот где чудо подлинное! А раз так, значит, есть на свете сила, что выстоит в любую годину, что сильнее сатанинских напастей. Есть! Он знал это теперь очень хорошо. Сила силу ломит. Вот и просидеть бы так... ну хотя бы пока сидится! Дать рукам раскрутиться, ногам расходиться... Нет, нельзя. Надо с чего-то начинать. А с чего тут начнешь, бесы обложили Храм, нет пути наружу. И где круги очищения? и где многомудрые веды, сыны Господни? и как отсюда в Старый мир податься?! Ведь надо спешить, а то поздно будет... Нет, не будет! Сказано было – время умерит свой ход. Но сидеть сложа руки неприста-ло. Что еще может сказать этот изможденный страдалец, ведь и так все ясно. Пора за дело браться. Руки-ноги работают, голова тоже начинает потихоньку, силы прибывают, веры вдосталь... Надо бы и внутреннюю связь проверить.
– Чего примолк-то? – поинтересовался служитель и протянул горбушку черствую. – Тяжко?
– Тяжко, – машинально ответил Иван. И попросил: – Водицы бы глоток!
Горбушка исчезла в тряпице. Пригодится еще. Но воды было тоже совсем мало, собирали в основном по каплям из одной скважинки. Дождевая да из Москва-реки колодезная были испоганены, не годились в питье. Служитель нацедил пару глоточков в чашку.
Иван достал из набедренного клапана пригоршню стимуляторов, не глядя пихнул в рот, запил. Обождал с полминуты. Потом настроился на Дила Бронкса. Трижды звал мысленно. Но внутренний голос его будто уперся в каменную стену, так бывало, когда связь работала в одну сторону. Тихо. Пусто. Погиб старина Дил! А может, сбежал с Земли и из Солнечной, сбежал куда-нибудь подальше со своего сверкающего Дубль-Бига.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
– Полный вперед! – прохрипела она, теряя голос. – В лобовую атаку! Догнать! Полный залп, черт возьми! Вперед!
Они нагнали чужака через четыре минуты. Это был риск. Страшный риск! Но другого решения Светлана не знала, Она отбросила страх, неистовый азарт охватил ее. Игра? Хорошо, пусть будет игра! Она научит их играть – она, боевой офицер Дальнего Поиска, не щадившая жизни своей, погибавшая и воскресавшая, нежная и слабая, суровая и сильная, любимая и любящая. Держитесь, выродки! Иду на таран!
На этот раз залп ударил со столь близкого расстояния, что ее саму отбросило назад вместе с откатным мыслекрес-лом. Все исчезло с экранов. Все! Но ответного залпа не последовало. Значит, она права, значит, она не ошиблась – нежить не могла расстреливать звездолет Системы, в котором сидело разумное существо, в котором сидел игрок.
Мерцающие сгустки вошли в брюхо чужака. И разорвали его, защита на таком расстоянии не срабатывала. Град обломков испарялся на лету, обращаясь в молекулы, в атомы. И это была победа, первая победа.
– Вот так, твари! – выдохнула Светлана.
Она была бледна, руки тряслись, во рту все пересохло, глаза отказывались смотреть на этот страшный взбесившийся мир, сердце то взрывалось бешенной колотьбой, то проваливалось в никуда, затихало.
Но теперь Светлана знала, что надо делать.
Иван сидел на темной деревянной лавке рядышком со служителем в длиннополой черной рясе. Был тот изможден, бледен и худ. Они беседовали уже второй час, но служка все косился на Ивана настороженно-испуганным глазом, не мог поверить в воскрешение из мертвых, хотя Иван описал ему уже пять случаев из своей практики, когда тяжело раненные впадали в летаргию, их хоронили или оставляли на иных планетах в склепах, а через месяц-другой, а то и через полгода они оживали, приходили в себя, а потом, по прошествии отпуска и лечения, еще долго служили на благо людям и Отечеству. Изможденный кивал.
– Ну, а наруже-то что?
– Наруже ад кромешный, прости Господи! – отвечал служитель.
Иван не стал рассказывать о своих видениях, все равно не поверит ему никто, только молва нехорошая пойдет. Хотя какая тут молва! В Храме осталось четыреста двадцать шесть человек, все наперечет, если служитель не помутился разумом.
– Стоим одни на всей Земле, – рассказывал тот, – чудо Господне! И нет сюда нечисти доступа. Но и нам выхода нет. Уже семеро пытались вылазки делать, да так и пропали в когтях и пастях поганых. Мрак ныне повсюду и темень беспросветная. Будто эти изверги солнце затмили!
Лишь одна крохотная свечечка освещала каморку служителя, бросая тени на лица, стены, убогую утварь. Но Иван видел все хорошо, еще бы – после адского мрака Океана Смерти на Земле-матушке было все неплохо, даже ночь днем казалась. Со Светом же. нынешнее бытие Иван и не сравнивал, незачем и попусту.
– Но служба идет беспременно. Во искупление и прощение грехов наших. Да, видно, не слышит нас Господь! – служитель торопливо перекрестился.
О главном он почти не говорил. Но Иван и сам догадывался – голодно, и больше негде брать съестных припасов, почти полгода в осаде, все – и священники, облеченные саном, и прислуживающие, и прихожане уцелевшие, и случайные беглецы, спасшиеся во Храме, ремни затягивали потуже. И надеялись только на Бога. Больше и не на кого было надеяться, связь отсутствовала, да и самого мира людского, по рассказу изможденного, тоже не оставалось. И ждала их неминуемая тяжкая и мученическая кончина.
– Святейшего схоронили полтора месяца назад, -поведал служитель, перекрестился, пригладил короткую растрепанную бороду. – Господи, упокой душу его! Так во время службы и помер. Царствие ему небесное! А этот... хмурый такой, с облезлой псиной, давно ушел. Плакал очень по тебе, горевал сильно, а потом и ушел – прямо во мрак, к иродам бесовским!
– Кеша?
– Может, и Кеша, – согласился изможденный, – с протезами черными вместо рук. Хорошие протезы были, лучше настоящих! – Он вытянул свои черные костлявые руки ладонями вверх. И тяжко вздохнул. И вдруг спросил:
– Неужто и есть не хочется?!
Иван помотал головой.
– Нет, не хочется, – ответил тихо, – в себя никак не приду.
– Еще бы! – изможденный снова перекрестился. – С того света возвернуться!
Иван сидел, разминал затекшие кисти. Столько времени пролежать в каменном фобу, в сырости, холоде! Он неспешно расстегнул ворот, провел шершавой ладонью под сердцем – шрам был, грубый, мозолистый, такие не остаются после операций. Поделом! Мало еще, надо было бы проучить его как следует... ну да ладно, простили! Ладонь поползла выше и нащупала маленький железный крестик. Сохранился, слава Богу! Но ведь его не было... ведь его сорвали... Эх, память! Хотелось сидеть вот так и вспоминать долго, целую вечность. Чудо! Служка не верил, что он воскрес из мертвых аки библейский Лазарь. Ну и пусть. Ивану не верилось в иное – Храм Христа Спасителя стоял. Стоял вопреки всему, стоял, недоступный для нечисти, для поганых выползней. Стоял один во всей погасшей вдруг, погруженной во мрак Земле. Вот где чудо подлинное! А раз так, значит, есть на свете сила, что выстоит в любую годину, что сильнее сатанинских напастей. Есть! Он знал это теперь очень хорошо. Сила силу ломит. Вот и просидеть бы так... ну хотя бы пока сидится! Дать рукам раскрутиться, ногам расходиться... Нет, нельзя. Надо с чего-то начинать. А с чего тут начнешь, бесы обложили Храм, нет пути наружу. И где круги очищения? и где многомудрые веды, сыны Господни? и как отсюда в Старый мир податься?! Ведь надо спешить, а то поздно будет... Нет, не будет! Сказано было – время умерит свой ход. Но сидеть сложа руки неприста-ло. Что еще может сказать этот изможденный страдалец, ведь и так все ясно. Пора за дело браться. Руки-ноги работают, голова тоже начинает потихоньку, силы прибывают, веры вдосталь... Надо бы и внутреннюю связь проверить.
– Чего примолк-то? – поинтересовался служитель и протянул горбушку черствую. – Тяжко?
– Тяжко, – машинально ответил Иван. И попросил: – Водицы бы глоток!
Горбушка исчезла в тряпице. Пригодится еще. Но воды было тоже совсем мало, собирали в основном по каплям из одной скважинки. Дождевая да из Москва-реки колодезная были испоганены, не годились в питье. Служитель нацедил пару глоточков в чашку.
Иван достал из набедренного клапана пригоршню стимуляторов, не глядя пихнул в рот, запил. Обождал с полминуты. Потом настроился на Дила Бронкса. Трижды звал мысленно. Но внутренний голос его будто уперся в каменную стену, так бывало, когда связь работала в одну сторону. Тихо. Пусто. Погиб старина Дил! А может, сбежал с Земли и из Солнечной, сбежал куда-нибудь подальше со своего сверкающего Дубль-Бига.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139