Молодой человек
представил торжествующий взгляд соперника, и растерянность сменилась
злостью.
Какого черта! Шарлатаны отправляют на тот свет сотни людей, получая
за это деньги! Кто определит среди бойни, отчего умер этот прохвост? Да
если сейчас рассечь бритвой яремную вену и выпустить из парня всю кровь,
то никто, даже Жан, не заподозрит дурного. Еще один труп среди сотни
других...
Паре бросил взгляд на раненого, и мерзкие мысли споткнулись. Легионер
сидел, запрокинув голову, на лбу выступили капли пота. Было видно, что ему
очень нехорошо.
Закон природы: любить и любя помогать. Помогать всем, без различия
веры и подданства. С мародера спросится и в этой, и в последующей жизнях,
но пока это не преступник, а страждущий. Значит, надо лечить, и то, что у
тебя нет больше масла, не оправдывает тебя ни перед богом, ни перед
собственной совестью. Старуха-знахарка из Пьемонта учила прикладывать к
воспаленным ранам печеный лук. Лука под рукой нет, но ведь существуют и
другие средства. Можно использовать кровь голубки, а иной раз помогают
душистые масла...
Паре взял флакончик с дорогим розовым маслом, смочил им клок белой,
хорошо прочесанной шерсти и вставил тампон в устье пулевого отверстия.
Может быть, летучее масло оттянет на себя часть яда. Сверху Паре наложил
обычную повязку с терпентином и яичным желтком.
Когда Жан увел легионера, Паре стало дурно. Но надо было работать, и
Паре, превозмогая себя, продолжал операции. Еще пять человек он перевязал,
не выжигая в ране порохового яда. И то, что среди них было два испанца,
ничуть не утешало.
Неважная ночь выпала на долю Паре. Он ворочался между одеял, часто
вставал, но опасаясь потревожить больных, к навесу не подходил, вздыхал и
снова ложился в смятую постель. До его слуха доносились стоны,
неразборчивый бред, порой - болезненные вскрики. Многие ли из лежащих под
навесом, доживут до утра? Более всего беспокоился Паре о тех, кому по
недостатку масла не сделал прижигания. Жан де Виго - один из немногих
авторов, писавших на родном языке и потому доступных Паре, в восьмой главе
первой книги "О ранах" утверждал, что заражение пороховым ядом убивает
человека наутро. Паре ждал утра.
Какой же ты медик, если не можешь спасти доверившегося тебе человека?
Хирург-брадобрей! Брадобрей - еще куда ни шло... Презренное звание,
недаром палач относится к тому же цеху, что и ты... За прошедший день Паре
пролил больше крови, чем иной палач в дни больших казней, не меньше
десятка человек скончалось у него на руках. Почему же так больно и
тревожно именно за шестерых, обреченных смерти авторитетом Виго? Должно
быть, потому, что они гибнут по его, Амбруаза Паре, недосмотру.
Солнце еще не появилось, ночной мрак едва начинал седеть, когда Паре
был на ногах. Под утро удушливая жара спала, от Роны потянуло прохладой.
Паре растолкал Жана, велел ему достать тонкие шерстяные одеяла и как
следует укрыть раненых, чтобы уберечь от столбняка, происходящего, как
известно, от холода и сырости. Потом пошел по рядам, вглядываясь в бледные
или пылающие лица, собственноручно напоил лихорадящих ячменной водой -
простонародным средством, снимающим жажду и, в силу своей слизистости,
гасящим всякий жар. Когда достаточно рассвело, Паре начал осмотр. Ночью
умерло несколько больных, но среди них не было ни одного из тех, за кого
так волновался Паре. Более того, приступив к перевязкам, Паре обнаружил,
что раненые, не получившие должного лечения, чувствуют себя лучше
остальных. Лихорадка тронула их слабее, раны были почти не воспалены.
Правда, края ран сохраняли синюшный оттенок, но так ведет себя любая
разможженная рана. Но куда, в таком случае, делся яд? Ведь не может быть,
чтобы десятки ученейших медиков со времен Иеронима Бруншвига находились в
плену чудовищного призрака!
Паре не мог объяснить увиденной и не знал, что предпринять. Посылать
людей в Ним за маслом? Ведь и остальным через три дня надо повторять
выжигание... Или оставить все как есть? Главное, ему не с кем было
посоветоваться, и без того Дубле жаловался, что Паре снова лечит пленных.
Если он узнает, что из-за преступной доброты у Амбруаза не хватило
лекарств, то оправдаться перед Монтежаном будет трудно - обедневший граф
был довольно неудобным благодетелем, к тому же, Паре слишком откровенно
манкировал своей основной обязанностью - следить за шевелюрой и бородой
полковника.
Впрочем, Монтежану было не до госпитальных дел. До лагеря дошли
вести, что готовится наступление, и что король обещал командующему
пехотными частями провансальской армии полковнику Монтежану почетный и
доходный пост военного губернатора будущей провинции Пьемонт.
Вечером в лагерь подошло подкрепление. Роту конных мушкетеров вели
сеньор Поль де Сер и граф Танд, однако, впереди колонны развевалось
голубое с серебряной лентой и цветами львиного зева знамя рода дю Белле.
Младший из братьев - Мартин дю Белле второй месяц не слезал с коня,
гоняясь за отступающим к Альпам неприятелем.
Рядом с молодым маркизом, цепко сидя на косматой татарской лошадке,
ехал обряженный в лиловую рясу монах. Лицо его, по-крестьянски
обветренное, с кустистой бородой и живыми серыми глазами сразу привлекло
внимание Паре. За мужицкой внешностью угадывался образованный ум, так что
Паре не удивился, встретив вскоре незнакомца возле своей палатки.
- Salve, amice! - произнес монах латинское приветствие.
Лицо Паре залила краска, и он, чтобы скрыть смущение, сказал,
нарочито подчеркивая бретонский говор:
- Домине, прошу меня простить, я не знаю языков.
- Мне указали на вас, как на врача... - удивился монах.
- Я цирюльник сеньора Монтежана, - смиренно ответил Паре, - людей же
сведущих в медицине в лагере нет.
- Друг, - сказал монах, - это я должен просить прощения. Знание
Теодолета и иных грамматик, конечно, не бывает лишним, но все же, медицина
и риторика - две разных науки. Вы хороший медик, потому что сумели на
пустом месте сделать отличный лазарет. Мне бы хотелось осмотреть его. Мое
имя Франсуа Рабле, я врач, секретарь, а порой и исповедник всех пяти дю
Белле.
Так вот значит, каков Франсуа Рабле, человек, анекдоты о котором
рассказывает вся Франция!
Растерявшийся Паре сделал приглашающий жест и молча пошел следом, не
представляя, о чем говорить со знаменитым посетителем. Рабле, впрочем, и
не нуждался в проводнике. Он обошел ряды постелей, осматривая раненых,
иногда коротко справлялся о назначенном лечении, получив ответ, то ли
одобрительно, то ли скептически хмыкал и шел дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
представил торжествующий взгляд соперника, и растерянность сменилась
злостью.
Какого черта! Шарлатаны отправляют на тот свет сотни людей, получая
за это деньги! Кто определит среди бойни, отчего умер этот прохвост? Да
если сейчас рассечь бритвой яремную вену и выпустить из парня всю кровь,
то никто, даже Жан, не заподозрит дурного. Еще один труп среди сотни
других...
Паре бросил взгляд на раненого, и мерзкие мысли споткнулись. Легионер
сидел, запрокинув голову, на лбу выступили капли пота. Было видно, что ему
очень нехорошо.
Закон природы: любить и любя помогать. Помогать всем, без различия
веры и подданства. С мародера спросится и в этой, и в последующей жизнях,
но пока это не преступник, а страждущий. Значит, надо лечить, и то, что у
тебя нет больше масла, не оправдывает тебя ни перед богом, ни перед
собственной совестью. Старуха-знахарка из Пьемонта учила прикладывать к
воспаленным ранам печеный лук. Лука под рукой нет, но ведь существуют и
другие средства. Можно использовать кровь голубки, а иной раз помогают
душистые масла...
Паре взял флакончик с дорогим розовым маслом, смочил им клок белой,
хорошо прочесанной шерсти и вставил тампон в устье пулевого отверстия.
Может быть, летучее масло оттянет на себя часть яда. Сверху Паре наложил
обычную повязку с терпентином и яичным желтком.
Когда Жан увел легионера, Паре стало дурно. Но надо было работать, и
Паре, превозмогая себя, продолжал операции. Еще пять человек он перевязал,
не выжигая в ране порохового яда. И то, что среди них было два испанца,
ничуть не утешало.
Неважная ночь выпала на долю Паре. Он ворочался между одеял, часто
вставал, но опасаясь потревожить больных, к навесу не подходил, вздыхал и
снова ложился в смятую постель. До его слуха доносились стоны,
неразборчивый бред, порой - болезненные вскрики. Многие ли из лежащих под
навесом, доживут до утра? Более всего беспокоился Паре о тех, кому по
недостатку масла не сделал прижигания. Жан де Виго - один из немногих
авторов, писавших на родном языке и потому доступных Паре, в восьмой главе
первой книги "О ранах" утверждал, что заражение пороховым ядом убивает
человека наутро. Паре ждал утра.
Какой же ты медик, если не можешь спасти доверившегося тебе человека?
Хирург-брадобрей! Брадобрей - еще куда ни шло... Презренное звание,
недаром палач относится к тому же цеху, что и ты... За прошедший день Паре
пролил больше крови, чем иной палач в дни больших казней, не меньше
десятка человек скончалось у него на руках. Почему же так больно и
тревожно именно за шестерых, обреченных смерти авторитетом Виго? Должно
быть, потому, что они гибнут по его, Амбруаза Паре, недосмотру.
Солнце еще не появилось, ночной мрак едва начинал седеть, когда Паре
был на ногах. Под утро удушливая жара спала, от Роны потянуло прохладой.
Паре растолкал Жана, велел ему достать тонкие шерстяные одеяла и как
следует укрыть раненых, чтобы уберечь от столбняка, происходящего, как
известно, от холода и сырости. Потом пошел по рядам, вглядываясь в бледные
или пылающие лица, собственноручно напоил лихорадящих ячменной водой -
простонародным средством, снимающим жажду и, в силу своей слизистости,
гасящим всякий жар. Когда достаточно рассвело, Паре начал осмотр. Ночью
умерло несколько больных, но среди них не было ни одного из тех, за кого
так волновался Паре. Более того, приступив к перевязкам, Паре обнаружил,
что раненые, не получившие должного лечения, чувствуют себя лучше
остальных. Лихорадка тронула их слабее, раны были почти не воспалены.
Правда, края ран сохраняли синюшный оттенок, но так ведет себя любая
разможженная рана. Но куда, в таком случае, делся яд? Ведь не может быть,
чтобы десятки ученейших медиков со времен Иеронима Бруншвига находились в
плену чудовищного призрака!
Паре не мог объяснить увиденной и не знал, что предпринять. Посылать
людей в Ним за маслом? Ведь и остальным через три дня надо повторять
выжигание... Или оставить все как есть? Главное, ему не с кем было
посоветоваться, и без того Дубле жаловался, что Паре снова лечит пленных.
Если он узнает, что из-за преступной доброты у Амбруаза не хватило
лекарств, то оправдаться перед Монтежаном будет трудно - обедневший граф
был довольно неудобным благодетелем, к тому же, Паре слишком откровенно
манкировал своей основной обязанностью - следить за шевелюрой и бородой
полковника.
Впрочем, Монтежану было не до госпитальных дел. До лагеря дошли
вести, что готовится наступление, и что король обещал командующему
пехотными частями провансальской армии полковнику Монтежану почетный и
доходный пост военного губернатора будущей провинции Пьемонт.
Вечером в лагерь подошло подкрепление. Роту конных мушкетеров вели
сеньор Поль де Сер и граф Танд, однако, впереди колонны развевалось
голубое с серебряной лентой и цветами львиного зева знамя рода дю Белле.
Младший из братьев - Мартин дю Белле второй месяц не слезал с коня,
гоняясь за отступающим к Альпам неприятелем.
Рядом с молодым маркизом, цепко сидя на косматой татарской лошадке,
ехал обряженный в лиловую рясу монах. Лицо его, по-крестьянски
обветренное, с кустистой бородой и живыми серыми глазами сразу привлекло
внимание Паре. За мужицкой внешностью угадывался образованный ум, так что
Паре не удивился, встретив вскоре незнакомца возле своей палатки.
- Salve, amice! - произнес монах латинское приветствие.
Лицо Паре залила краска, и он, чтобы скрыть смущение, сказал,
нарочито подчеркивая бретонский говор:
- Домине, прошу меня простить, я не знаю языков.
- Мне указали на вас, как на врача... - удивился монах.
- Я цирюльник сеньора Монтежана, - смиренно ответил Паре, - людей же
сведущих в медицине в лагере нет.
- Друг, - сказал монах, - это я должен просить прощения. Знание
Теодолета и иных грамматик, конечно, не бывает лишним, но все же, медицина
и риторика - две разных науки. Вы хороший медик, потому что сумели на
пустом месте сделать отличный лазарет. Мне бы хотелось осмотреть его. Мое
имя Франсуа Рабле, я врач, секретарь, а порой и исповедник всех пяти дю
Белле.
Так вот значит, каков Франсуа Рабле, человек, анекдоты о котором
рассказывает вся Франция!
Растерявшийся Паре сделал приглашающий жест и молча пошел следом, не
представляя, о чем говорить со знаменитым посетителем. Рабле, впрочем, и
не нуждался в проводнике. Он обошел ряды постелей, осматривая раненых,
иногда коротко справлялся о назначенном лечении, получив ответ, то ли
одобрительно, то ли скептически хмыкал и шел дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31