Он был в тридцати шагах, когда Дэвид пришел к убеждению, что проиграл очередное пари в соревновании с собой. Ярость этого торопливо шагающего человека выражалась в пунцовых щеках, крепко сжатых, побелевших губах, и в энергичном размахивании руками со стиснутыми кулаками.
Дэвид взглянул на Хатнера, лицо которого не выражало никаких эмоций.
– Профессор Томас? – шепотом спросил он.
Хатнер чуть кивнул и двинулся дальше. Дэвид замедлил шаги, наблюдая, как в середине коридора, словно на рыцарском турнире, сходятся два бойца. Трибунами в данном случае служит пост медсестер, где несколько сестер, санитарка и секретарша отделения в немом восхищении следили за разворачивающимся противостоянием научных светил.
– Доктор Хатнер, что, черт возьми, здесь происходит? – заорал Томас. – Вы же сказали мне, что не будет больше никаких трубок! Я прихожу и вижу – из носа моей жены торчит красный резиновый шланг, соединенный с какой-то проклятой машиной!
– Профессор Томас, профессор Томас, – не повышая голоса проговорил Хатнер, – минуточку спокойствия. Прошлой ночью я пытался дозвониться до вас, чтобы ввести в курс дела, но никто не отвечал. Давайте пройдем в комнату для посетителей, и я подробно все объясню.
Однако Томаса было не так-то легко успокоить.
– Нет, мы все выясним на глазах у этих людей, которые будут моими свидетелями. – Он ткнул пальцем в сторону галереи. – Я обратился к вам по поводу Шарлотты, поскольку наш домашний доктор заверил меня, что вы лучший из врачей. Для меня лучший это не только лучший в операционной, но также лучший в уходе за моей женой... человеческим существом, а не бесчувственным куском... мертвечины!
Голос Питера Томаса звучал с пугающей силой и болью. На посту медсестер Кристина Билл осторожно повернула голову к Джанет Поулос, старшей вечерней сестре. Поулос бесстрастно встретила ее взгляд, но затем едва заметно кивнула. Это была стройная женщина лет на десять старше Кристины. Ее черные, как уголь, волосы были собраны в тугой пучок, подчеркивая тонкие черты лица и темные кошачьи глаза. Ниточка шрама, тянущаяся вдоль носа, превращала ее милую улыбку в немного презрительную гримасу, и это, несомненно, способствовало тому, что среди младшего обслуживающего персонала за ней закрепилась репутация непреклонной и лишенной юмора женщины.
Кристина увидала ее в совершенно другом свете, так как именно Джанет способствовала ее вступлению в "Союз сестер милосердия". Это движение было покрыто такой пеленой таинственности, что Джанет оставалась единственным членом "Союза", которого она знала в лицо и по имени. Многозначительный наклон головы служил подтверждением того, что Поулос тоже соответствующим образом оценивает драму, разворачивающуюся перед ними.
– Хорошо, профессор, – с ноткой раздражения в голосе сказал Хатнер. – Если вы так хотите, можно поговорить прямо здесь. У вас есть еще что сказать или вы хотите точно знать, что происходит с Шарлоттой?
– Продолжайте, – буркнул Томас, разжимая кулаки и облокачиваясь на высокую стойку, за которой сидела совершенно ошарашенная секретарша отделения.
Со снисходительным терпением того, кто уверен, что рано или поздно все равно одержит победу, Хатнер обстоятельно описал события, заставившие его принять решение использовать трубку для дренажа кишечника Шарлотты Томас. Затем более мягко он добавил:
– На первый взгляд это незаметно, но наше лечение начинает приносить свои плоды. В самое ближайшее время кризис должен быть преодолен.
Питер Томас опустил голову и повернулся, чтобы уйти. В этот момент Дэвиду показалось, что Хатнер все-таки убедил этого человека, но затем Томас медленно поднял голову, откинул ее назад и проговорил. – Доктор Хатнер, я считаю, что моя жена умирает. Я убежден в этом и признаю это. Я также убежден, что в результате того, что вы называете лечением,она умирает медленной смертью даже без малейшего намека на человеческое достоинство. Я требую вытащить эти трубки.
Сидевшая за рабочим столом сестра что-то возбужденно зашептала женщине, стоявшей рядом. Взглядом, от которого потух бы и вулкан, Хатнер заставил замолчать ее.
Мгновенно, почти по-театральному изменив выражение лица, он снова повернулся к Питеру Томасу и, улыбаясь, уверенно продолжал:
– Профессор, пожалуйста, поверьте, что я разделяю ваши чувства, но поймите и мое положение, и мою ответственность. Мы уже говорили об этом, когда вы привели в мой офис Шарлотту, и вы согласились, что ее лечить буду только я: Я предложил проконсультироваться с другими специалистами, но вы заявили, что в том нет необходимости. И вот теперь вы ставите под сомнение мой курс лечения. Так вот, мы сейчас же прибегнем к независимому третейскому мнению. – Хатнер указал на Дэвида. – Это доктор Дэвид, замечательный молодой хирург, который был главным стажером в Белом мемориале. Мы только что самым тщательным образом осмотрели Шарлотту в связи с тем, что доктор Шелтон подменит меня на несколько дней. Дэвид, это Питер Томас. Скажи ему, что ты думаешь о Шарлотте.
Дэвид протянул руку, и Томас неуверенно ее пожал. Пока они стояли и оценивали один другого, Томас заметно успокоился.
– Итак, доктор Шелтон, – наконец произнес он, – каковы по вашемумнению шансы моей жены?
Дэвид моментально опустил голову и закрыл глаза. Где-то в глубине мозга голос шептал ему, что если он так простоит еще пять минут, то зазвенит будильник и разбудит его. Не без труда он открыл глаза и в упор посмотрел на Томаса.
– Мистер Томас, я только бегло ознакомился с историей болезни вашей жены и ее самое вижу впервые, – осторожно начал Дэвис. – В данный момент мне невозможно точно оценить ситуацию в целом.
Томас открыл рот, собираясь заявить, что, по его мнению, это неадекватный ответ на его вопрос, но движением руки Дэвид остановил его и продолжал, надеясь, что не выдаст своим тоном нежелание говорить на эту тему.
– Однако должен заметить вам, что я вижу в ней женщину, находящуюся в критическом состоянии. Ее шансы на выживание зависят не только от наилучшего медицинского лечения и ухода, который, кстати, она, безусловно, получает, но также и от ее желания пройти через это. Здесь для меня еще много неясного. Это желание должно исходить не только от нее самой, но и от вас, и от доктора Хатнера, и ото всех тех, кто любит ее и заботится о ней. – Я понимаю, – вдохновенно продолжал Дэвид, – что вам хотелось бы услышать от меня более профессиональную оценку ее перспектив, но, повторяю, в данный момент я не в состоянии дать ее вам.
Краем глаза он заметил, что Хатнер улыбается, молчаливо соглашаясь с ним. "О, господи, кажется я благополучно выбрался из этого дерьма!" – подумал Дэвид и, глядя на молчащего Томаса, начал злиться на самого себя за то, что даже намеком не поведал о своих истинных чувствах в отношении шансов Шарлотты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Дэвид взглянул на Хатнера, лицо которого не выражало никаких эмоций.
– Профессор Томас? – шепотом спросил он.
Хатнер чуть кивнул и двинулся дальше. Дэвид замедлил шаги, наблюдая, как в середине коридора, словно на рыцарском турнире, сходятся два бойца. Трибунами в данном случае служит пост медсестер, где несколько сестер, санитарка и секретарша отделения в немом восхищении следили за разворачивающимся противостоянием научных светил.
– Доктор Хатнер, что, черт возьми, здесь происходит? – заорал Томас. – Вы же сказали мне, что не будет больше никаких трубок! Я прихожу и вижу – из носа моей жены торчит красный резиновый шланг, соединенный с какой-то проклятой машиной!
– Профессор Томас, профессор Томас, – не повышая голоса проговорил Хатнер, – минуточку спокойствия. Прошлой ночью я пытался дозвониться до вас, чтобы ввести в курс дела, но никто не отвечал. Давайте пройдем в комнату для посетителей, и я подробно все объясню.
Однако Томаса было не так-то легко успокоить.
– Нет, мы все выясним на глазах у этих людей, которые будут моими свидетелями. – Он ткнул пальцем в сторону галереи. – Я обратился к вам по поводу Шарлотты, поскольку наш домашний доктор заверил меня, что вы лучший из врачей. Для меня лучший это не только лучший в операционной, но также лучший в уходе за моей женой... человеческим существом, а не бесчувственным куском... мертвечины!
Голос Питера Томаса звучал с пугающей силой и болью. На посту медсестер Кристина Билл осторожно повернула голову к Джанет Поулос, старшей вечерней сестре. Поулос бесстрастно встретила ее взгляд, но затем едва заметно кивнула. Это была стройная женщина лет на десять старше Кристины. Ее черные, как уголь, волосы были собраны в тугой пучок, подчеркивая тонкие черты лица и темные кошачьи глаза. Ниточка шрама, тянущаяся вдоль носа, превращала ее милую улыбку в немного презрительную гримасу, и это, несомненно, способствовало тому, что среди младшего обслуживающего персонала за ней закрепилась репутация непреклонной и лишенной юмора женщины.
Кристина увидала ее в совершенно другом свете, так как именно Джанет способствовала ее вступлению в "Союз сестер милосердия". Это движение было покрыто такой пеленой таинственности, что Джанет оставалась единственным членом "Союза", которого она знала в лицо и по имени. Многозначительный наклон головы служил подтверждением того, что Поулос тоже соответствующим образом оценивает драму, разворачивающуюся перед ними.
– Хорошо, профессор, – с ноткой раздражения в голосе сказал Хатнер. – Если вы так хотите, можно поговорить прямо здесь. У вас есть еще что сказать или вы хотите точно знать, что происходит с Шарлоттой?
– Продолжайте, – буркнул Томас, разжимая кулаки и облокачиваясь на высокую стойку, за которой сидела совершенно ошарашенная секретарша отделения.
Со снисходительным терпением того, кто уверен, что рано или поздно все равно одержит победу, Хатнер обстоятельно описал события, заставившие его принять решение использовать трубку для дренажа кишечника Шарлотты Томас. Затем более мягко он добавил:
– На первый взгляд это незаметно, но наше лечение начинает приносить свои плоды. В самое ближайшее время кризис должен быть преодолен.
Питер Томас опустил голову и повернулся, чтобы уйти. В этот момент Дэвиду показалось, что Хатнер все-таки убедил этого человека, но затем Томас медленно поднял голову, откинул ее назад и проговорил. – Доктор Хатнер, я считаю, что моя жена умирает. Я убежден в этом и признаю это. Я также убежден, что в результате того, что вы называете лечением,она умирает медленной смертью даже без малейшего намека на человеческое достоинство. Я требую вытащить эти трубки.
Сидевшая за рабочим столом сестра что-то возбужденно зашептала женщине, стоявшей рядом. Взглядом, от которого потух бы и вулкан, Хатнер заставил замолчать ее.
Мгновенно, почти по-театральному изменив выражение лица, он снова повернулся к Питеру Томасу и, улыбаясь, уверенно продолжал:
– Профессор, пожалуйста, поверьте, что я разделяю ваши чувства, но поймите и мое положение, и мою ответственность. Мы уже говорили об этом, когда вы привели в мой офис Шарлотту, и вы согласились, что ее лечить буду только я: Я предложил проконсультироваться с другими специалистами, но вы заявили, что в том нет необходимости. И вот теперь вы ставите под сомнение мой курс лечения. Так вот, мы сейчас же прибегнем к независимому третейскому мнению. – Хатнер указал на Дэвида. – Это доктор Дэвид, замечательный молодой хирург, который был главным стажером в Белом мемориале. Мы только что самым тщательным образом осмотрели Шарлотту в связи с тем, что доктор Шелтон подменит меня на несколько дней. Дэвид, это Питер Томас. Скажи ему, что ты думаешь о Шарлотте.
Дэвид протянул руку, и Томас неуверенно ее пожал. Пока они стояли и оценивали один другого, Томас заметно успокоился.
– Итак, доктор Шелтон, – наконец произнес он, – каковы по вашемумнению шансы моей жены?
Дэвид моментально опустил голову и закрыл глаза. Где-то в глубине мозга голос шептал ему, что если он так простоит еще пять минут, то зазвенит будильник и разбудит его. Не без труда он открыл глаза и в упор посмотрел на Томаса.
– Мистер Томас, я только бегло ознакомился с историей болезни вашей жены и ее самое вижу впервые, – осторожно начал Дэвис. – В данный момент мне невозможно точно оценить ситуацию в целом.
Томас открыл рот, собираясь заявить, что, по его мнению, это неадекватный ответ на его вопрос, но движением руки Дэвид остановил его и продолжал, надеясь, что не выдаст своим тоном нежелание говорить на эту тему.
– Однако должен заметить вам, что я вижу в ней женщину, находящуюся в критическом состоянии. Ее шансы на выживание зависят не только от наилучшего медицинского лечения и ухода, который, кстати, она, безусловно, получает, но также и от ее желания пройти через это. Здесь для меня еще много неясного. Это желание должно исходить не только от нее самой, но и от вас, и от доктора Хатнера, и ото всех тех, кто любит ее и заботится о ней. – Я понимаю, – вдохновенно продолжал Дэвид, – что вам хотелось бы услышать от меня более профессиональную оценку ее перспектив, но, повторяю, в данный момент я не в состоянии дать ее вам.
Краем глаза он заметил, что Хатнер улыбается, молчаливо соглашаясь с ним. "О, господи, кажется я благополучно выбрался из этого дерьма!" – подумал Дэвид и, глядя на молчащего Томаса, начал злиться на самого себя за то, что даже намеком не поведал о своих истинных чувствах в отношении шансов Шарлотты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85