Постоял у красно-мраморного столика, задумчиво взял горсть сушеной саранчи из затейливой серебряной чаши, бросил в воду фонтана. Рыбешки от всплеска искрами брызнули в глубину и там припали к белому песку, сияя золотисто и округло, будто просыпанные из царской руки тяжеловесные монеты.
Дарий покинул гарем и через множество переходов и лестниц стал подниматься на плоскую крышу дворца. Там, на месте высоком и уединенном, ничто не мешало сосредоточиться, побыть одному или пригласить кого надо для неторопкой беседы. Бывало, с этой крыши кто-нибудь да оступался, пятясь перед царем, быстро меняющим милость на гнев. Но на этот раз его собеседнику беда не грозила. Дарий пришел на встречу с существом, непостижимым для человеческого ума, живущим только волею богов, являя собой их глаза, язык и уши. Этим существом был вавилонский оракул. Дарий не смел ему перечить.
Оракул ждал его. Он то ли сидел, то ли стоял, этого понять было нельзя, так как его скрывал длинный балахон без рукавов, расшитый зелеными звездами и стянутый черным шнурком на изжеванной шее. Царь никогда не видел его переступающего ногами, как все люди. Да и на встречи всегда первым являлся оракул, а уходил первым царь.
Дарий остановился поодаль, почтительно поклонился старцу, пытаясь угадать по лицу – расположены ли боги общаться с ним, но лицо непостижимого было непроницаемо, как маска, как таинственная печать, что ложится на лик усопших.
В ответ оракул кивнул бритой головой, покрашенной белой краской с начертанными по ней знаками луны. Царь приблизился, смиренно опустился на скамеечку, поставленную напротив оракула, который восседал чуть вознесенным над каменными плитами крыши, будто парил в воздухе. Ни раньше, ни теперь Дарий не понимал, как это ему удается. Иногда балахон оракула приподнимался, и тогда царю был отчетливо виден просвет между крышей и висящим над ней провозвестником богов.
Плиты крыши были красны от пылающего заката, фиолетовые тени отбросил он от царя и оракула. Кое-где жарко отблескивали лужицы воды от недавнего ливня, но нагретый за день камень теперь испарял их, а над ним качались ознобные струйки, волнообразно покачивая линию горизонта.
– О ходячий по стопам богов! – приниженным от волнения голосом начал Дарий. – Восемь раз вопрошал я к ушам их и восемь раз не было мне доброго знака начать поход во славу их. Что ответят боги в девятый раз?
На рассеченном морщинами лице оракула, будто легкая тень от промелькнувшей птицы, наладилась было и тут же пропала улыбка.
– Ты нетерпелив, – утробно донесся его голос. – Богам – покровителям твоим – пока не угодно, чтобы воины Персиды расплескали веслами кораблей воды холодного Понта и вытоптали копытами коней скифские степи. Исполни сначала, что начал против Эллады.
Оракул плотно затворил рот, поджав без того тонкие губы. Дарий опустил голову и так сидел, свесив в бессилии меж острых коленок бледные кисти рук. Молчал долго и страшно.
– Неудачи твои временны. Ты возьмешь Афины, – поласковее заговорил оракул. – Я знаю, что пойдешь ты и в Скифию. Скоро.
Дарий при этих словах вскинулся, пронзительно глянул в бесстрастное лицо старца. Однако, как и в первый момент, ничего в нем не уловил. Янтарные глаза царя потемнели.
– Я разобью скифов! – процедил он сквозь зубы. – Зачем о ничтожных ходит много гордых слов? А царя-сыроядца Агая сброшу с этой крыши. Нет! Скормлю барсам!
– Ассирийские владыки страшились скифов, – тихо вставил оракул. – Худой мир с ними лучше доброй войны.
– Ассирийцы были плохими воинами! – возразил Дарий. – Их победили мидяне, а я растрепал мидян! Мне ли бояться скифов?
Оракул качнул головой влево, вправо.
– А они тебя разве боятся? – спросил он. – У тебя их посол.
Видя, что царь не понимает, пояснил:
– Меч, меч – посол скифов.
– Что он скажет больше, чем уже понятно? Агай принял вызов, и только! Что ему оставалось делать? – загорячился Дарий. – Скиф слаб, но горд, и гордыня не дает ему самому нагнуть предо мной шею. Я помогу ему!
– Агай принял вызов, это так. И меч прислал, но какой? – Оракул сделал паузу. – Длиннее твоего на ладонь. Скиф считает себя сильнее, а народ они не робкий. Вот я и говорю – ты пойдешь на Скифию и ты вернешься из Скифии…
– Вернусь с победой! – капризно воскликнул Дарий. – Тогда все народы будут у меня в кулаке. Я буду позволять дышать им только, когда разожму пальцы, чтобы тут же сцепить их еще сильнее, как делает кровавоклювый гриф. Построю для богов моих святилище из золота, выстелю пол слепящими каменьями. Это будет твое жилище, о непостижимый дух, воскуряющий фимиам у небесного алтаря богов!
– Встретит тебя народ цельный и крепкий, как одна каменная глыба. Горе от нее отдельным булыгам, хоть собери их всех в одну груду, – глухо доносилось до ушей Дария. – Вернешься ты один. И обесчещен. Пыль, поднятую великой битвой я вижу. Толпы бегут туда, сюда. Тебя вижу. Бледен ты, и черные птицы побивают тебя крыльями. – Оракул потряс головой, будто отвязываясь от назойливого видения. – Не настаивай, не испытывай терпение богов. В царстве твоем потянуло холодом распрей. Яви ему прочность через разум свой и волю, вложенную в твои руки – быстрые и ловкие. Тогда вновь обратись к богам, но чувствую я – не скоро придет к тебе их доброе слово… На сегодня довольно с тебя. Я и так поведал сущее, приоткрыл тайную завесу судьбы.
И оракул свесил голову, глаза его помутнели, отвалилась челюсть, и дряблая складка кожи подбородка легла на грудь. Отощавшим удавом показался он впечатлительному Дарию. Царь осторожно поднялся со скамейки, попятился к лестнице, ведущей внутрь дворца, и начал спускаться по ней, пока перекрытие крыши не заслонило оракула. Теперь он видел темное небо с одной яркой звездой. Отчего-то защемило сердце, в ногах не стало твердости. И, как человек, обиженный более сильным и не видящий иного способа отомстить обидчику, Дарий сжал кулаки, коротко взвыл, уставясь озлобленным лицом в черный прогал крыши. Потом, как нашкодивший, повернулся и побежал вниз по ступеням, придерживаясь руками о каменную кладку отсыревших стен. Часто и слезливо подмигивала в спину царя одинокая звезда.
Как только царь удалился, к оракулу подсунулся невесть откуда взявшийся человек, закутанный в темный плащ.
– A-a, это ты, пес, – устало признал в нем оракул. – Что вынюхал на миру?
Человек приоткрыл лицо, заговорил, шевеля крашеной бородой:
– У скифов есть тайное оружие. В Персиде снова объявился пророк. Сейчас он здесь, в Ниневии. У святилища говорил народу, что все они братья, рожденные для добра и любви. Бедняки прогнали его палками.
– Про оружие знаю, а за пророком следи. Что еще?
– Царица опять не станет матерью. Наследник не спешит являться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Дарий покинул гарем и через множество переходов и лестниц стал подниматься на плоскую крышу дворца. Там, на месте высоком и уединенном, ничто не мешало сосредоточиться, побыть одному или пригласить кого надо для неторопкой беседы. Бывало, с этой крыши кто-нибудь да оступался, пятясь перед царем, быстро меняющим милость на гнев. Но на этот раз его собеседнику беда не грозила. Дарий пришел на встречу с существом, непостижимым для человеческого ума, живущим только волею богов, являя собой их глаза, язык и уши. Этим существом был вавилонский оракул. Дарий не смел ему перечить.
Оракул ждал его. Он то ли сидел, то ли стоял, этого понять было нельзя, так как его скрывал длинный балахон без рукавов, расшитый зелеными звездами и стянутый черным шнурком на изжеванной шее. Царь никогда не видел его переступающего ногами, как все люди. Да и на встречи всегда первым являлся оракул, а уходил первым царь.
Дарий остановился поодаль, почтительно поклонился старцу, пытаясь угадать по лицу – расположены ли боги общаться с ним, но лицо непостижимого было непроницаемо, как маска, как таинственная печать, что ложится на лик усопших.
В ответ оракул кивнул бритой головой, покрашенной белой краской с начертанными по ней знаками луны. Царь приблизился, смиренно опустился на скамеечку, поставленную напротив оракула, который восседал чуть вознесенным над каменными плитами крыши, будто парил в воздухе. Ни раньше, ни теперь Дарий не понимал, как это ему удается. Иногда балахон оракула приподнимался, и тогда царю был отчетливо виден просвет между крышей и висящим над ней провозвестником богов.
Плиты крыши были красны от пылающего заката, фиолетовые тени отбросил он от царя и оракула. Кое-где жарко отблескивали лужицы воды от недавнего ливня, но нагретый за день камень теперь испарял их, а над ним качались ознобные струйки, волнообразно покачивая линию горизонта.
– О ходячий по стопам богов! – приниженным от волнения голосом начал Дарий. – Восемь раз вопрошал я к ушам их и восемь раз не было мне доброго знака начать поход во славу их. Что ответят боги в девятый раз?
На рассеченном морщинами лице оракула, будто легкая тень от промелькнувшей птицы, наладилась было и тут же пропала улыбка.
– Ты нетерпелив, – утробно донесся его голос. – Богам – покровителям твоим – пока не угодно, чтобы воины Персиды расплескали веслами кораблей воды холодного Понта и вытоптали копытами коней скифские степи. Исполни сначала, что начал против Эллады.
Оракул плотно затворил рот, поджав без того тонкие губы. Дарий опустил голову и так сидел, свесив в бессилии меж острых коленок бледные кисти рук. Молчал долго и страшно.
– Неудачи твои временны. Ты возьмешь Афины, – поласковее заговорил оракул. – Я знаю, что пойдешь ты и в Скифию. Скоро.
Дарий при этих словах вскинулся, пронзительно глянул в бесстрастное лицо старца. Однако, как и в первый момент, ничего в нем не уловил. Янтарные глаза царя потемнели.
– Я разобью скифов! – процедил он сквозь зубы. – Зачем о ничтожных ходит много гордых слов? А царя-сыроядца Агая сброшу с этой крыши. Нет! Скормлю барсам!
– Ассирийские владыки страшились скифов, – тихо вставил оракул. – Худой мир с ними лучше доброй войны.
– Ассирийцы были плохими воинами! – возразил Дарий. – Их победили мидяне, а я растрепал мидян! Мне ли бояться скифов?
Оракул качнул головой влево, вправо.
– А они тебя разве боятся? – спросил он. – У тебя их посол.
Видя, что царь не понимает, пояснил:
– Меч, меч – посол скифов.
– Что он скажет больше, чем уже понятно? Агай принял вызов, и только! Что ему оставалось делать? – загорячился Дарий. – Скиф слаб, но горд, и гордыня не дает ему самому нагнуть предо мной шею. Я помогу ему!
– Агай принял вызов, это так. И меч прислал, но какой? – Оракул сделал паузу. – Длиннее твоего на ладонь. Скиф считает себя сильнее, а народ они не робкий. Вот я и говорю – ты пойдешь на Скифию и ты вернешься из Скифии…
– Вернусь с победой! – капризно воскликнул Дарий. – Тогда все народы будут у меня в кулаке. Я буду позволять дышать им только, когда разожму пальцы, чтобы тут же сцепить их еще сильнее, как делает кровавоклювый гриф. Построю для богов моих святилище из золота, выстелю пол слепящими каменьями. Это будет твое жилище, о непостижимый дух, воскуряющий фимиам у небесного алтаря богов!
– Встретит тебя народ цельный и крепкий, как одна каменная глыба. Горе от нее отдельным булыгам, хоть собери их всех в одну груду, – глухо доносилось до ушей Дария. – Вернешься ты один. И обесчещен. Пыль, поднятую великой битвой я вижу. Толпы бегут туда, сюда. Тебя вижу. Бледен ты, и черные птицы побивают тебя крыльями. – Оракул потряс головой, будто отвязываясь от назойливого видения. – Не настаивай, не испытывай терпение богов. В царстве твоем потянуло холодом распрей. Яви ему прочность через разум свой и волю, вложенную в твои руки – быстрые и ловкие. Тогда вновь обратись к богам, но чувствую я – не скоро придет к тебе их доброе слово… На сегодня довольно с тебя. Я и так поведал сущее, приоткрыл тайную завесу судьбы.
И оракул свесил голову, глаза его помутнели, отвалилась челюсть, и дряблая складка кожи подбородка легла на грудь. Отощавшим удавом показался он впечатлительному Дарию. Царь осторожно поднялся со скамейки, попятился к лестнице, ведущей внутрь дворца, и начал спускаться по ней, пока перекрытие крыши не заслонило оракула. Теперь он видел темное небо с одной яркой звездой. Отчего-то защемило сердце, в ногах не стало твердости. И, как человек, обиженный более сильным и не видящий иного способа отомстить обидчику, Дарий сжал кулаки, коротко взвыл, уставясь озлобленным лицом в черный прогал крыши. Потом, как нашкодивший, повернулся и побежал вниз по ступеням, придерживаясь руками о каменную кладку отсыревших стен. Часто и слезливо подмигивала в спину царя одинокая звезда.
Как только царь удалился, к оракулу подсунулся невесть откуда взявшийся человек, закутанный в темный плащ.
– A-a, это ты, пес, – устало признал в нем оракул. – Что вынюхал на миру?
Человек приоткрыл лицо, заговорил, шевеля крашеной бородой:
– У скифов есть тайное оружие. В Персиде снова объявился пророк. Сейчас он здесь, в Ниневии. У святилища говорил народу, что все они братья, рожденные для добра и любви. Бедняки прогнали его палками.
– Про оружие знаю, а за пророком следи. Что еще?
– Царица опять не станет матерью. Наследник не спешит являться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67