– Как дела, Мануэль, двигаются помаленьку? – спросил его какой-то прохожий.
Внезапно Мануэль остановился и посмотрел вверх. Городские фонари на улице Сервера стояли на большом расстоянии друг от друга. И фактически зарешеченные «люки», вытянувшиеся вдоль всего тротуара перед заводом, освещал один-единственный фонарь, вернее, металлическое бра, лампочка в котором была разбита… «Вот дурень, как же я вчера не заметил, что лампочка разбита? Ведь здесь не так уж много соседей и будет совсем нетрудно выяснить, с каких пор она разбита… Лампочка хоть и висит не слишком высоко, но все же надо быть довольно метким, чтобы в нее попасть камнем, или достаточно высоким, чтобы дотянуться до нее палкой».
Мануэль еще раз внимательно осмотрел решетки «люков», которые были вровень с заасфальтированным тротуаром, затем постоял в раздумье и, закурив сигарету, отправился в центр города… «Должно быть, уже известны результаты вскрытия…»
По дороге он намеревался заглянуть в казино «Сан-Фернандо», где его наверняка ждал дон Лотарио.
Дон Лотарио действительно дожидался его там в обществе своего племянника Рубио и нескольких его приятелей – студентов.
– В путь, Мануэль!
– О чем это вы рассказываете им с таким пылом?
– Да вот о том, что здесь, в Томельосо, еще довольно долгое время после войны было полным-полно мулов и пятеро-шестеро ветеринаров и столько же кузнецов едва справлялись с работой.
– Особенно много их было по субботам, – поддержал друга Плиний. – Куда ни глянешь – мулы: одних выводили из загонов, запряженных в телеги, других вели подковывать. Бесконечное число мулов входило и выходило из ворот почти всех домов городка, начиная с полудня и до самого позднего вечера.
– А еще я им говорил, Мануэль, что раньше все было иным, даже городские звуки. Только десятка два-три жителей имели собственные машины, а по некоторым улицам в течение недели не проезжал ни один автомобиль. Тишина, с которой теперь покончено навсегда, нарушалась лишь тарахтеньем повозок по мощеным мостовым. В домах же, если, конечно, кто-нибудь не пел, стояло полное безмолвие. Только по субботам да по воскресеньям слышались топот и мычание мулов в стойлах. Люди настолько привыкли к тишине, что чириканье воробья казалось им концертом… Я говорил им также, что, если бы наши предки, привыкшие к тогдашней тишине, вдруг воскресли, они не выдержали бы современного шума. Зато в каждом доме имелся курятник, и день начинался с кукареканья петухов, едва брезжил рассвет.
– А потом принимались звонить церковные колокола, – добавил Плиний, смеясь, – по любому поводу и без всякого повода.
– Вот, вот… и к заутрене, и к обедне, и к торжественной мессе, и во славу всех святых.
– Мало того. Они трезвонили по каждому усопшему так, словно хотели вогнать нас всех в могилу. Нет, я нисколько не сожалею о прошлом.
– И я тоже. Если не считать, конечно, навсегда ушедшей молодости.
– Что касается вас, дон Лотарио, очень сомневаюсь. Раньше вы едва поспевали ставить скотине клейма и посещать загоны, а теперь вы видите животных только на картинках в своей лечебнице.
– Ты, наверное, хочешь сказать этим, Мануэль, что я тогда сколотил себе целое состояние.
– А когда же?
– В сравнении с тем, сколько мне приходилось трудиться тогда, я теперь зарабатываю денег гораздо больше.
За этим разговором и застал их инспектор Мансилья, входя в казино.
– Тайна проясняется, Мануэль!
– А я решил, что мы с вами не увидимся в наших благодатных краях до самого рождества Христова.
– Но, как видите, я здесь.
Мансилья незаметно дал понять Мануэлю, чтобы он подошел к нему.
– Прошу извинить, но я должен вас покинуть, – сказал Мануэль студентам и направился к инспектору.
– Уже есть результаты вскрытия.
– И что же?
– Ничего нового. То, что я и предполагал. Он умер в результате падения. Похороны состоятся около пяти, так что я пробуду тут до вечера. Хотите, пообедаем вместе?
– Пригласите дона Лотарио. К сожалению, мне придется отказаться. Меня ждет дома жена, она там совсем одна после свадьбы дочери.
– Понятно. В глубине души вы не только отличный отец, но и превосходный муж.
– Я самый обыкновенный человек.
В начале пятого оба блюстителя порядка и ветеринар отправились на кладбище в машине инспектора.
Весь медицинский персонал города, нотариус, приятели и множество пациентов дона Антонио ожидали начала погребения. В часовне, сидя возле закрытого гроба, с отрешенным видом молилась сестра доктора – сеньора наваррская.
Остальные обсуждали, каким образом дон Антонио мог провалиться в подвал, и высказывали самые невероятные предположения. Увидев Плиния, Мансилью и дона Лотарио, кое-кто из них приблизился к блюстителям порядка, желая узнать, каково их мнение на этот счет. Большинство склонялось к тому, что доктор разбился в результате падения, что это просто несчастный случай. Блюстители порядка отмалчивались и, воспользовавшись первым удобным моментом, отошли в сторону. Подъехал мотоцикл, на котором восседал мужчина во всем черном.
– Это священник? – поинтересовался Мансилья.
– Нет, у священника мотоцикл побольше, – ответил комиссар.
– Это похоронщик, – пояснил дои Лотарио, усмехнувшись.
– Вы хотите сказать – могильщик?
– Нет, именно похоронщик. У нас в городе есть специальный человек, который занимается всеми похоронами.
– В вашем городке, как я погляжу, есть все. А у нас в Алькасаре, насколько мне известно, такого похоронщика нет.
– У вас в Алькасаре много чего не хватает, хотя там и проходит железная дорога.
– Наверное, поезда все и увозят.
Когда священник отслужил молебен, несколько мужчин из числа приятелей доктора подняли гроб и понесли к первой галерее. За гробом шла сестра дона Антонио, пристально глядя себе под ноги, словно боялась что-то раздавить.
Когда участники похорон заполнили галерею, Плиний увидел Сару и ее мать, полускрытых за мраморным надгробием. Девушка, подавшись всем телом вперед, как одержимая сверлила глазами гроб, точно хотела пробуравить взглядом лакированное дерево. Мать наблюдала за ней с величайшим состраданием. Погребение тела происходило в полном молчании: без слез, без стенаний. Сначала все смотрели на гроб, а потом на могильщика, который орудовал кирпичами и известкой, словно не хотели видеть, как дона Антонпо окончательно замуруют в нише.
Когда люди стали расходиться, Плиний заметил Пабло Касаса, владельца винного заводика. Он стоял в стороне и разглядывал чье-то надгробие. Пропустив вперед часть людей, Пабло присоединился к блюстителям порядка и ветеринару.
– Многие уже умерли в моем доме, но чтобы в подвале завода… Жаль беднягу! – произнес он.
– Скажи-ка, Пабло, ты случайно не обратил внимания, с каких пор разбита лампочка фонаря перед твоим заводом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31