Писателя, возвратившегося на родину из многолетнего изгнания, творческая интеллигенция в своей массе встретила уже как врага - в синодике у Роя Медведева читайте, что говорили Сарнов, покойный Юрий Нагибин, Бакланов и многие, но ведь не цитирует он их изречений других, другого времени и образца - когда они много лет тому назад тоже встречали Солженицына с "Одним днем Ивана Денисовча" как писателя, и чуть не плакали от восторгов. В "Дневнике" Юрия Нагибина тех лет почти дословно - "явился мессия, пророк!" А вот его же, Нагибина слова, и это уже в новейшем было сказано времени, они-то и пригождаются Медведеву: "Человеку, создавшему двадцать томов, кажется, что он объял всю Россию, ее прошлое, настоящее и будущее. Это все чушь!"
Что же произошло? Солженицын - это Солженицын. Деятели культуры, от Евтушенко с Роем Медведевым до Кедрина с Прохановым, что неожиданно стали на глазах целым неделимым коллективом - это уже массовка. А такого юбилея в России - долго ждали, давно ждут. Потоком польются и панегирики и нечистоты, но сольются в одну-то полноводную мутную реку, что хлынет в общество, а куда ж еще "излить душу" людям интеллигентным, как не в общество? Этого слива грязных вод с души избежать невозможно. Тогда, в шестидесятых все почти были небесной одной белизны; теперь, под конец века, одни, не раз и не два заключая сделки с совестью, другие, проигравшись в пух и прах кто на мелкой, кто на крупной ставке в политику, будто б в банальное "очко", остались глубоко неудовлетворенными тем, как и во что воплотились их судьбы остались недовольны своим творческим или же моральным проигрышем. Не имея ни права морального, ни такой судьбы творческой, чтобы равнять себя с Солженицыным, проигравшиеся эти игроки будут пытаться р а в н я т ь под себя Солженицына.
Это и есть - юбилейщина. Был вот юбилей у Сергея Михалкова, но это же Михалков, и никто не будет себя к нему примерять, а только великодушно, с высоты своей, простят, что давно уж простили и себе. Но юбилея Солженицына мало кто себе простит. Нет другой такой судьбы в литературе как у него, а самое важное - он остался самим собой; cамая-то правда в том - что не играл ведь он в азартные игры этого века, а потому и не проигрался!
Смешней же другое - канализировать свои грехи, проигрыши и скопившуюся желчь на самом деле некуда. Нельзя излить теперь душу обществу, потому что общества у нас нет. Ну, нет, лет как пять, после перестроечного пиршества духа, общественной мысли; ну нет, нет мнения общественного после расстрела парламента и чеченской войны; нет общественности, даже собственности общественной, однокоренной, теперь с гулькин нос. Из всех интересов общие только те, как выжить, но выживают, как известно, только поодиночке, а всем миром разве что продают ни за грош.
Солженицын советует как обустроить Россию, чувствуя личную ответственность за Россию, но это чувство доступно и каждому гражданину. В одиночку же он сделал столько, сколько не сделал и весь коллектив ораторствующей интеллигенции, пустивший на воздух энергию, сотворенную в людях и самоотрверженым русским художником - сотворенную его самыми запретными в этом веке, но и самыми свободными книгами.
МИЛЫЙ ЛЖЕЦ
Литературный критик и массовая печать
Что такое ложь? Казалось бы, простой вопрос... Ну, скажем, ложь - это неправда. Человек знает, как было на самом деле, но говорит совершенно обратное - значит обманывает, лжет. Ложь, стало быть, имеет цель или умысел, ведь становится же важней почему-то именно солгать, сшельмовать. Но как понять тот феномен, когда люди лгут, не зная истинного положения вещей? или даже вовсе не желая его знать? На мой взгляд, этот феномен близок уже не ко лжи, а к тому, что мы называем глупостью человеческой. Но все же и не всякая глупость бескорыстна. Для глупца цель - доказать как раз свое всезнайство, превосходство. Он обманывает других, но, в отличие от лжеца подлинного, рад обманывать и самого себя. Это же есть и род самоутверждения для тех, кто страдает чувством собственной неполноценности.
В литературе питательной средой для подобной глупости стали ежемесячные обзоры. Не хочу сказать, что каждый литературный обозреватель каждой газеты - это глупец. Но получить возможность ежемесячно быть судьей чуть не над всей литературой - это жила золотая для тех, кого мучает собственная неполноценность, у кого есть такая вот душевная болезнь. Она заразна, как заражаются дурным примером или дурной свободой присваивать, а не быть. И вот из месяца в месяц вместо того, чтоб честно исполнить работу обозревателя и сообщить о содержании публикаций отечественных журналов, несколько тайнобольных тем душевным недугом пытаются внушить многим тысячам читателей отвращение к одним писателям, им лично почему-то неприятным, которых они не советуют читать да знать, с осмеянием прогоняя прочь из литературы, и любовь чуть не щенячью к другим, на них похожим или ж им лично приятным, поучая: что такое - хорошо, а что такое - плохо.
Первый симптом этой болезни: авторы литературных обзоров желают думать, что знают подноготную каждого из современных писак (презирать современных сочинителей, судить о них свысока всякий глупый обозреватель считает для себя особым шиком - а сами сочинения называть не иначе как "опусами"). Еще желают они думать, что все писаки современные, в общем-то, изводят бумагу об одном и том же, так что их возможно сравнивать, как коней на ярмарке: к примеру, рассуждая, что талант одного явно больше, а талант другого - явно меньше в сравнении с тем, большим. Также обозреватель обычно и не знает толком написанное, потому что читает по долгу службы, если и успевая глотать, то кусками. От незнания легко ему делается словоблудить, шельмовать даже в цитатах и веско заявлять самую дикую чушь, утекая мыслью только за своим будущим гонораром и чувствуя себя царем всей той литературной горы, которую сам же, изнатужась, нагромоздил.
Второй симптом болезни литературных обозрений: сравнить как сравнять. Найти, к примеру в одном писаке отсутствие "мягкого юмора", но тут же обнаружить его наличие в творениях другого, что и рангом-то будет по разумению глупца-обозревателя повыше - к примеру, у Гоголя, ну или у Довлатова, если Гоголь никак не лезет в тему. После именно отсутствием этого "мягкого юмора" и сравнять уже того, что пониже, с землей, рисуя его ничтожеством, в сравненье с Гоголем, ну или хоть с Довлатовым, если Гоголь все ж не влез в тему. Раз сам ничтожество, то и пишет о ничтожествах да о ничтожном - вот и сравняли!
Должно сказать, что приличным и полезным считается в подобных обзорах еще и пошутить, то есть приправить писак этих современных, будто б сырой фарш, острой ухмылочкой да пряной шуточкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Что же произошло? Солженицын - это Солженицын. Деятели культуры, от Евтушенко с Роем Медведевым до Кедрина с Прохановым, что неожиданно стали на глазах целым неделимым коллективом - это уже массовка. А такого юбилея в России - долго ждали, давно ждут. Потоком польются и панегирики и нечистоты, но сольются в одну-то полноводную мутную реку, что хлынет в общество, а куда ж еще "излить душу" людям интеллигентным, как не в общество? Этого слива грязных вод с души избежать невозможно. Тогда, в шестидесятых все почти были небесной одной белизны; теперь, под конец века, одни, не раз и не два заключая сделки с совестью, другие, проигравшись в пух и прах кто на мелкой, кто на крупной ставке в политику, будто б в банальное "очко", остались глубоко неудовлетворенными тем, как и во что воплотились их судьбы остались недовольны своим творческим или же моральным проигрышем. Не имея ни права морального, ни такой судьбы творческой, чтобы равнять себя с Солженицыным, проигравшиеся эти игроки будут пытаться р а в н я т ь под себя Солженицына.
Это и есть - юбилейщина. Был вот юбилей у Сергея Михалкова, но это же Михалков, и никто не будет себя к нему примерять, а только великодушно, с высоты своей, простят, что давно уж простили и себе. Но юбилея Солженицына мало кто себе простит. Нет другой такой судьбы в литературе как у него, а самое важное - он остался самим собой; cамая-то правда в том - что не играл ведь он в азартные игры этого века, а потому и не проигрался!
Смешней же другое - канализировать свои грехи, проигрыши и скопившуюся желчь на самом деле некуда. Нельзя излить теперь душу обществу, потому что общества у нас нет. Ну, нет, лет как пять, после перестроечного пиршества духа, общественной мысли; ну нет, нет мнения общественного после расстрела парламента и чеченской войны; нет общественности, даже собственности общественной, однокоренной, теперь с гулькин нос. Из всех интересов общие только те, как выжить, но выживают, как известно, только поодиночке, а всем миром разве что продают ни за грош.
Солженицын советует как обустроить Россию, чувствуя личную ответственность за Россию, но это чувство доступно и каждому гражданину. В одиночку же он сделал столько, сколько не сделал и весь коллектив ораторствующей интеллигенции, пустивший на воздух энергию, сотворенную в людях и самоотрверженым русским художником - сотворенную его самыми запретными в этом веке, но и самыми свободными книгами.
МИЛЫЙ ЛЖЕЦ
Литературный критик и массовая печать
Что такое ложь? Казалось бы, простой вопрос... Ну, скажем, ложь - это неправда. Человек знает, как было на самом деле, но говорит совершенно обратное - значит обманывает, лжет. Ложь, стало быть, имеет цель или умысел, ведь становится же важней почему-то именно солгать, сшельмовать. Но как понять тот феномен, когда люди лгут, не зная истинного положения вещей? или даже вовсе не желая его знать? На мой взгляд, этот феномен близок уже не ко лжи, а к тому, что мы называем глупостью человеческой. Но все же и не всякая глупость бескорыстна. Для глупца цель - доказать как раз свое всезнайство, превосходство. Он обманывает других, но, в отличие от лжеца подлинного, рад обманывать и самого себя. Это же есть и род самоутверждения для тех, кто страдает чувством собственной неполноценности.
В литературе питательной средой для подобной глупости стали ежемесячные обзоры. Не хочу сказать, что каждый литературный обозреватель каждой газеты - это глупец. Но получить возможность ежемесячно быть судьей чуть не над всей литературой - это жила золотая для тех, кого мучает собственная неполноценность, у кого есть такая вот душевная болезнь. Она заразна, как заражаются дурным примером или дурной свободой присваивать, а не быть. И вот из месяца в месяц вместо того, чтоб честно исполнить работу обозревателя и сообщить о содержании публикаций отечественных журналов, несколько тайнобольных тем душевным недугом пытаются внушить многим тысячам читателей отвращение к одним писателям, им лично почему-то неприятным, которых они не советуют читать да знать, с осмеянием прогоняя прочь из литературы, и любовь чуть не щенячью к другим, на них похожим или ж им лично приятным, поучая: что такое - хорошо, а что такое - плохо.
Первый симптом этой болезни: авторы литературных обзоров желают думать, что знают подноготную каждого из современных писак (презирать современных сочинителей, судить о них свысока всякий глупый обозреватель считает для себя особым шиком - а сами сочинения называть не иначе как "опусами"). Еще желают они думать, что все писаки современные, в общем-то, изводят бумагу об одном и том же, так что их возможно сравнивать, как коней на ярмарке: к примеру, рассуждая, что талант одного явно больше, а талант другого - явно меньше в сравнении с тем, большим. Также обозреватель обычно и не знает толком написанное, потому что читает по долгу службы, если и успевая глотать, то кусками. От незнания легко ему делается словоблудить, шельмовать даже в цитатах и веско заявлять самую дикую чушь, утекая мыслью только за своим будущим гонораром и чувствуя себя царем всей той литературной горы, которую сам же, изнатужась, нагромоздил.
Второй симптом болезни литературных обозрений: сравнить как сравнять. Найти, к примеру в одном писаке отсутствие "мягкого юмора", но тут же обнаружить его наличие в творениях другого, что и рангом-то будет по разумению глупца-обозревателя повыше - к примеру, у Гоголя, ну или у Довлатова, если Гоголь никак не лезет в тему. После именно отсутствием этого "мягкого юмора" и сравнять уже того, что пониже, с землей, рисуя его ничтожеством, в сравненье с Гоголем, ну или хоть с Довлатовым, если Гоголь все ж не влез в тему. Раз сам ничтожество, то и пишет о ничтожествах да о ничтожном - вот и сравняли!
Должно сказать, что приличным и полезным считается в подобных обзорах еще и пошутить, то есть приправить писак этих современных, будто б сырой фарш, острой ухмылочкой да пряной шуточкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24