ГЕОРГИЙ БАЛЛ
РЕЖЬ ПОСЛЕДНИЙ ОГУРЕЦ
Бывшего секретаря горкома Чебышева Николая Григорьевича, ушедшего на
пенсию, его жена Полина Андреевна закатала в банку с огурцами. Не по злой
воле, а по личной просьбе, даже требованию Николая.
Осенью он смотрел, как жена готовила огурцы на зиму, и принял решение.
Это произошло, когда в маленький городок Коромыслово пришла мода сдавать
партийные билеты. В голове бывшего Первого такое не умещалось.
Он долго смотрел, как Полина управлялась с огурцами. Тогда все и созрело.
- Оппортунисты захватили власть в стране, - твердо сказал Чебышев.
- Тише, - просила Полина, - соседи услышат.
Но Чебышев уже распалился:
- Чтоб я, партиец со стажем, расстался с красной книжкой, не бывать
этому!
И велел жене совершить то, что она потом и сделала.
- Может, зимнее пальто наденешь? Ведь я банки в холодильнике держу, как
тебе там-то будет, - пожалела жена.
- Как будет, так и будет, но знай - соленая вода сохраняет долго. А я
тебе так скажу - советская власть вернется, тогда и посчитаемся с
предателями.
Жена знала - с Первым не поспоришь - и внутри себя гордилась его
твердостью. В том новом повороте он уже все обдумал: в огурцы пойдет в
белом костюме, в котором в последний раз ездил в Сочи отдыхать. А партийный
билет завернет против огуречной сырости в целлофан. Едва сдерживая горючие,
Полина закрутила банку, обложив мужа небольшими, но крепкими огурчиками.
Все делала по своим привычным правилам - хрен с корнем, укропу в достатке,
конечно. Чесноку, эстрагоновой травки, немного красного перцу. Некоторые
еще кладут дубовый лист, но Полина отказалась. "Да сам Коля, как дуб -
буйная головушка, один в чистом поле" - с любовью подумала о муже Полина и
поставила банку с Чебышевым среди других в холодильник.
Между тем бывшие партийцы, товарищи Николая, особенно молодые,
сориентировались по другому: создавали фирмы, банки, акционерные общества с
ограниченной ответственностью. В Коромыслове запахло иностранным словом
"бизнес". Полина вынимала мужа из холодильника, рассказывала о городских
делах.
- Может, ты поторопился? - осторожно говорила она.
Но бывший Первый отрубил:
- Чтоб я заделался торгашом на иностранный манер? Не бывать этому!
Через стекло банки Полина показывала мужу телевизионные передачи. Но это
вызывало у Николая такую перцово-красную ярость, что вокруг него огурцы
трещали:
- Развалили Союз! Голые зады показывают!
Постепенно жизнь наладилась. Полина привыкла и даже радовалась. Раньше
муж по командировкам мотался, задержался допоздна на работе, а теперь
всегда при ней, тут, рядом. Откроешь холодильник:
- Коля, как ты там?
- Нормально, - и даже шутил. - Ни один огурчик не подгнил.
А иногда пел с сильной хрипотцой: "Я люблю тебя, жизнь..." Полина
отводила глаза и, чтоб не заметил муж, рукой убирала кручинную слезу.
Гости к ним редко приходили, все больше по праздникам. Полина ставила на
стол банку с Чебышевым.
Старые друзья ругали новую власть. Полина откручивала крышку, чтобы гости
могли закусить, а Николай - высказаться и выпить. Еще не успеет Полина
открыть банку, а Николай уже стучит по стеклянной стенке:
- Пейте, товарищи, за Союз Советских Социалистических Республик, за
коммунизм!
Гости осторожно. Чтобы не задеть хозяина, тыкали вилкой, доставали
огурчики.
- Коля, - горячились они от его слов и водки, - мы тебя понимаем, но ты
тоже нас пойми. Не у всех такая воля, нам надо бабки зарабатывать.
- Надо объединяться, - кричал Чебышев, - а вы как тараканы.
И он высовывался из банки, облепленный укропом. Ему наливали водки.
Выпивал разом несколько рюмок, благо соленые огурцы были рядом.
- Еще меня вспомните, - и уходил на дно. От красного перца его лицо
горело знаменем.
К лету в банке остался один огурец. Но Чебышев ни разу не усомнился. И
как напророчил. К дому Чебышева подъехала иномарка с темными стеклами.
Полина Андреевна похолодела от предчувствия.
- Николай Григорьевич дома?
- Он нездоров, - прошептала жена.
- Поправится, - улыбнулся самый молодой. - Доставайте из холодильника.
У Полины Андреевны сердце сжало обручем. Она вытащила банку с огурцом и
мужем. Николай Григорьевич не испугался и через стекло показал пришедшим
партийный билет.
- Вот-вот, вы нам нужны, Николай Григорьевич, - и пошутили. - Не надоело
вам в банке? Пора на волю.
- Буду сидеть, пока не придет Советская власть.
- Все, хватит. Переодевайтесь. Вас ждут. Пойдете выше.
- В область?
- Еще выше.
- Готов выполнить любое задание партии, - отрапортовал Николай
Григорьевич, дыша на молодых товарищей огуречным рассолом.
Полина вытащила из шкафа голубой костюм Первого, пахнущий нафталином.
Почистила. Молодые парни вежливо предложили Николаю Григорьевичу помочь
вылезти из банки.
- Не надо! - сказал несгибаемый секретарь горкома, и сам, опираясь на
последний огурец, выбрался наружу, разбрасывая укроп и эстрагон.
- Поля, наполни ванну. Где моя рубашка, в которой я выступал на последней
партконференции?
В нем срабатывала давно и хорошо закрученная партийная пружина. Слышались
отрывочные приказы:
- Бритву. Одеколон. Где расческа? Платок. Орденов и медалей не надо.
Оставь орденскую планку.
Буквально через двадцать минут перед Полиной Андреевной предстал весь в
голубом свете партийной подтянутости Первый.
- Будто и годы его не тронули, - с гордостью подумала о муже Полина
Андреевна. - Не зря я его в рассоле держала.
- Ну что? - спросил Первый. - Поехали?
- Поехали, - четко отрапортовали молодые люди.
- Одну минутку, - задержался Николай Григорьевич и снял целлофан с
партийного билета. От целлофана пахло солеными огурцами. Красная корочка
мягко проскользнула в левый карман пиджака, рядом с сердцем Первого.
- Поля! - не сдержался Николай Григорьевич и снял. - Кто был прав? - и
пошутил. - Раз пошла такая пьянка - режь последний огурец.
В открытую дверь неожиданно вбежал очумело - безликий, весь в мыле. И
сквозь остывающий пот, красными губами:
- Отменяется.
- Что? - выдохнули товарищи.
- Все.
- Совсем все?
Безликий молча кивнул.
Выстрелом хлопнула форточка... На улице ветром снесло иномарку.
Полина Андреевна смотрела на голубой костюм.
Николай Григорьевич молчал.
- Что же это такое? - наконец выпростала слова Полина Андреевна.
Первый молчал.
- Что же, опять в банку?
- Непременно, - ответил Николай Григорьевич нержавеющим голосом.
- Коля, - встряхнулась Полина Андреевна, - может банку поширше?
- Нет, в ту же, именно в ту же. Да только рассолу погуще.
Полина Андреевна ехала в автобусе на рынок и деловито уже прикидывала:
1 2
РЕЖЬ ПОСЛЕДНИЙ ОГУРЕЦ
Бывшего секретаря горкома Чебышева Николая Григорьевича, ушедшего на
пенсию, его жена Полина Андреевна закатала в банку с огурцами. Не по злой
воле, а по личной просьбе, даже требованию Николая.
Осенью он смотрел, как жена готовила огурцы на зиму, и принял решение.
Это произошло, когда в маленький городок Коромыслово пришла мода сдавать
партийные билеты. В голове бывшего Первого такое не умещалось.
Он долго смотрел, как Полина управлялась с огурцами. Тогда все и созрело.
- Оппортунисты захватили власть в стране, - твердо сказал Чебышев.
- Тише, - просила Полина, - соседи услышат.
Но Чебышев уже распалился:
- Чтоб я, партиец со стажем, расстался с красной книжкой, не бывать
этому!
И велел жене совершить то, что она потом и сделала.
- Может, зимнее пальто наденешь? Ведь я банки в холодильнике держу, как
тебе там-то будет, - пожалела жена.
- Как будет, так и будет, но знай - соленая вода сохраняет долго. А я
тебе так скажу - советская власть вернется, тогда и посчитаемся с
предателями.
Жена знала - с Первым не поспоришь - и внутри себя гордилась его
твердостью. В том новом повороте он уже все обдумал: в огурцы пойдет в
белом костюме, в котором в последний раз ездил в Сочи отдыхать. А партийный
билет завернет против огуречной сырости в целлофан. Едва сдерживая горючие,
Полина закрутила банку, обложив мужа небольшими, но крепкими огурчиками.
Все делала по своим привычным правилам - хрен с корнем, укропу в достатке,
конечно. Чесноку, эстрагоновой травки, немного красного перцу. Некоторые
еще кладут дубовый лист, но Полина отказалась. "Да сам Коля, как дуб -
буйная головушка, один в чистом поле" - с любовью подумала о муже Полина и
поставила банку с Чебышевым среди других в холодильник.
Между тем бывшие партийцы, товарищи Николая, особенно молодые,
сориентировались по другому: создавали фирмы, банки, акционерные общества с
ограниченной ответственностью. В Коромыслове запахло иностранным словом
"бизнес". Полина вынимала мужа из холодильника, рассказывала о городских
делах.
- Может, ты поторопился? - осторожно говорила она.
Но бывший Первый отрубил:
- Чтоб я заделался торгашом на иностранный манер? Не бывать этому!
Через стекло банки Полина показывала мужу телевизионные передачи. Но это
вызывало у Николая такую перцово-красную ярость, что вокруг него огурцы
трещали:
- Развалили Союз! Голые зады показывают!
Постепенно жизнь наладилась. Полина привыкла и даже радовалась. Раньше
муж по командировкам мотался, задержался допоздна на работе, а теперь
всегда при ней, тут, рядом. Откроешь холодильник:
- Коля, как ты там?
- Нормально, - и даже шутил. - Ни один огурчик не подгнил.
А иногда пел с сильной хрипотцой: "Я люблю тебя, жизнь..." Полина
отводила глаза и, чтоб не заметил муж, рукой убирала кручинную слезу.
Гости к ним редко приходили, все больше по праздникам. Полина ставила на
стол банку с Чебышевым.
Старые друзья ругали новую власть. Полина откручивала крышку, чтобы гости
могли закусить, а Николай - высказаться и выпить. Еще не успеет Полина
открыть банку, а Николай уже стучит по стеклянной стенке:
- Пейте, товарищи, за Союз Советских Социалистических Республик, за
коммунизм!
Гости осторожно. Чтобы не задеть хозяина, тыкали вилкой, доставали
огурчики.
- Коля, - горячились они от его слов и водки, - мы тебя понимаем, но ты
тоже нас пойми. Не у всех такая воля, нам надо бабки зарабатывать.
- Надо объединяться, - кричал Чебышев, - а вы как тараканы.
И он высовывался из банки, облепленный укропом. Ему наливали водки.
Выпивал разом несколько рюмок, благо соленые огурцы были рядом.
- Еще меня вспомните, - и уходил на дно. От красного перца его лицо
горело знаменем.
К лету в банке остался один огурец. Но Чебышев ни разу не усомнился. И
как напророчил. К дому Чебышева подъехала иномарка с темными стеклами.
Полина Андреевна похолодела от предчувствия.
- Николай Григорьевич дома?
- Он нездоров, - прошептала жена.
- Поправится, - улыбнулся самый молодой. - Доставайте из холодильника.
У Полины Андреевны сердце сжало обручем. Она вытащила банку с огурцом и
мужем. Николай Григорьевич не испугался и через стекло показал пришедшим
партийный билет.
- Вот-вот, вы нам нужны, Николай Григорьевич, - и пошутили. - Не надоело
вам в банке? Пора на волю.
- Буду сидеть, пока не придет Советская власть.
- Все, хватит. Переодевайтесь. Вас ждут. Пойдете выше.
- В область?
- Еще выше.
- Готов выполнить любое задание партии, - отрапортовал Николай
Григорьевич, дыша на молодых товарищей огуречным рассолом.
Полина вытащила из шкафа голубой костюм Первого, пахнущий нафталином.
Почистила. Молодые парни вежливо предложили Николаю Григорьевичу помочь
вылезти из банки.
- Не надо! - сказал несгибаемый секретарь горкома, и сам, опираясь на
последний огурец, выбрался наружу, разбрасывая укроп и эстрагон.
- Поля, наполни ванну. Где моя рубашка, в которой я выступал на последней
партконференции?
В нем срабатывала давно и хорошо закрученная партийная пружина. Слышались
отрывочные приказы:
- Бритву. Одеколон. Где расческа? Платок. Орденов и медалей не надо.
Оставь орденскую планку.
Буквально через двадцать минут перед Полиной Андреевной предстал весь в
голубом свете партийной подтянутости Первый.
- Будто и годы его не тронули, - с гордостью подумала о муже Полина
Андреевна. - Не зря я его в рассоле держала.
- Ну что? - спросил Первый. - Поехали?
- Поехали, - четко отрапортовали молодые люди.
- Одну минутку, - задержался Николай Григорьевич и снял целлофан с
партийного билета. От целлофана пахло солеными огурцами. Красная корочка
мягко проскользнула в левый карман пиджака, рядом с сердцем Первого.
- Поля! - не сдержался Николай Григорьевич и снял. - Кто был прав? - и
пошутил. - Раз пошла такая пьянка - режь последний огурец.
В открытую дверь неожиданно вбежал очумело - безликий, весь в мыле. И
сквозь остывающий пот, красными губами:
- Отменяется.
- Что? - выдохнули товарищи.
- Все.
- Совсем все?
Безликий молча кивнул.
Выстрелом хлопнула форточка... На улице ветром снесло иномарку.
Полина Андреевна смотрела на голубой костюм.
Николай Григорьевич молчал.
- Что же это такое? - наконец выпростала слова Полина Андреевна.
Первый молчал.
- Что же, опять в банку?
- Непременно, - ответил Николай Григорьевич нержавеющим голосом.
- Коля, - встряхнулась Полина Андреевна, - может банку поширше?
- Нет, в ту же, именно в ту же. Да только рассолу погуще.
Полина Андреевна ехала в автобусе на рынок и деловито уже прикидывала:
1 2