Ловко увертываясь от летевших камней, он кидал ответные и каждый раз приговаривал:
— Получай, стервы!
Было видно, что рыжий не нагибался, не искал камней: имел достаточный запас в карманах. Такая «хозяйственность» мне понравилась, но позиция у него была из рук вон плоха. Он стоял на открытом месте, а его враги расположились против окон дома. Рыжему приходилось бить по ногам, так как всякому известно, что «залепить камнем в лоб» гораздо менее ответственно, чем разбить стекло. Стойкость Рыжака и подлый прием его врагов, укрывшихся под защитой окон, естественно, располагали меня в пользу одиночного бойца, но я все-таки вовсе не думал принимать участия в этом столкновении, чувствовал себя «проходящим» и попросил:
— Эй, погодите фуряться, дайте пройти!
В ответ получил насмешку:
— Фуряться! Из какой деревни выехал! Говорить не научился, а тоже с книжками ходит!
Мальчик, поменьше ростом, заболтал:
— Фурялка, нырялка, наскочил на палку!
После такого незаслуженного оскорбления мне оставалось только присоединиться к Рыжему. Запас камней в карманах у меня тоже на всякий случай имелся, но я решил применить против «подокошечников» испытанный контрприем: засунув книжки за пояс, ухватил увесистый камень с дороги и что было силы «бабахнул» в ворота. Отдача получилась обычная: из калитки выбежал представитель больших. Это оказалась высокая костлявая старуха. Ребята побольше, не желая, видимо, попасть под руку при разборе дела, кинулись в переулок, а маленький остался, будто его это не касалось. Мы со своим союзником отбежали на некоторое расстояние и остановились до выяснения вопроса. Старуха первым делом закричала на Мишу:
— Ты что, рестант, делаешь?
— Своих сперва уйми! — ответил мой союзник и добавил: — Проходу людям не дают! Мальчик вон идет из школы, никого не задевает, а они давай в него камнями кидаться. Я и бухнул в ворота, чтобы ты выщла.
— Я тебе покажу бухать! — погрозила старуха.
А маленький закричал:
— Врет он, рыжа кожа! Это он Васю нашего избил! Синяков ему, помнишь, насадил? За четвертым переулком живут. Еремеев ему фамилия.
— Да знаю я, — отозвалась старуха. — А этот чей? — указала она на меня.
— Приезжий какой-то. С гимназистом каждое утро мимо ходит. Учится, видно. Видишь — без, обеда оставили: этак поздно домой идет.
Такая клевета требовала немедленного вмешательства, но я смолчал, ожидая, как кончится дело о моей полной непричастности. Когда Миша объявил, что это он бросил камнем в ворота, я подумал: «Вот настоящий товарищ! Не выдаст. С таким бы дружить!» Наш враг поспешил выяснить и этот вопрос:
— Это он, бабушка, камнем-то в ворота присадил!
— А тот говорит — я, — удивилась старуха. — Разбери вас.
Почувствовав колебание старухи, наш враг попытался спасти положение. Указав на след камня на полотнище ворот, он проговорил:
— Гляди, вмятина какая! Папаня приедет, заругается!
Упоминание о «папане» повернуло мысли старухи в невыгодную для наших врагов сторону
— То-то, папаня! А почему Васька с Димкой убежали? Придут домой, задам им жару! А отец приедет и ты от плетки не уйдешь! Дня не проходит, чтоб у нашего дома драки не завелось!
Видя, что разбор пошел по семейной линии, мы с Мишей спокойно отправились своей дорогой. Старуха, однако, крикнула нам вдогонку:
— Еще раз увижу у своего дома, я вам покажу! В полицию заявлю, чтоб сократили таких мошенников! Знаю, где оба живете!
Старуха, конечно, приврала, что знает и мою квартиру, но на это не стоило обращать внимания, и мы занялись своим разговором. Миша пожаловался:
— Первые задиры — это бревновские ребята. Спускай им! Одного я поколотил, а которого — не знаю. Они ведь, двояшки, а третий вроде дурака. Только и умеет всклад слова подбирать, а из школы выгнали. Он годами-то большой, только ростом маленький. Урод, известно, а злой. Это, он тех и подтравливает, чтоб драться.
— Ты за что этому бревновскому парнишке наподдавал?
— Задавался перед ребятами, что они богатые. Отец у них рыбой да орехом по зимам торгует. Теперь его нет. Где-то по далеким местам ездит, тамошних людей обдувает. Купит у них за пятак, а в городе за рубль продает.
Закончив характеристику вражеского дома, Миша спросил:
— Ты где учишься?
— В духовном.
— В попы метишь? — удивился Миша. — Кутейка, балалайка, соломенная струна? Ныне, присно и во веки веков?
Я поспешил отвести обидное предположение:
— Никита Савельич этак же учился, а ветеринарным врачом служит.
— Ты у него живешь?
— Ага.
— Тоже коров лечить станешь?
И это предположение не показалось мне привлекательным, и я сослался на другой пример:
— У нас на заводе учитель. Так вот учился — сперва в духовном, потом в семинарии. И в Кашиной учителе тоже из семинаристов, только он в попы собирается.
— Вот видишь, — наставительно проговорил Миша, — свяжись с ними, прилипнет.
Я стал уверять, что «ко мне не прилипнет», что «у нас и в роду такого не бывало».
— Отец-то у тебя кем?
— Мастером на сварке. В Сысертском заводе.
— А у меня на мартене. Родня вроде. Дружить можно, а только почему тебя в духовное отдали?
— Дешевле тут приезжему содержаться. Общежитие вон скоро откроют. Меньше десяти рублей в месяц. И формы не надо. Она, поди-ка, дорогая.
Эти доводы показались Мише убедительными, но он, все-таки пожалел:
— Лучше бы ты в нашем втором городском учился. Вместе бы ходили мимо бревновских ребят. А здорово ты саданул в ворота! Приедет Бревнов, так он выпорет Игошку. Это урода-то. Страсть бьет его, когда пьяный! Соседи, случалось, отнимали. Жалеют Игошку по сиротству. А сам-то Бревнов — зверь зверем. Говорят, купца по рыбному делу убил. То и разбогател.
— Ты откуда знаешь?
— По одной улице живем. Сказывают.
Это было мне знакомо. У нас тоже каждый знал всю подноготную жителей своей улицы, но здесь с этим пришлось встретиться впервые. Поэтому даже спросил:
— Отец у тебя давно тут живет?
— Да мы здешние. Не то что отец, а и дедушка и раньше его все при заводском деле были.
— Ты кем будешь?
— Я-то? — Миша застенчиво улыбнулся, еще раз спросил: — Я-то? Я, брат, как выучусь в нашем втором городском, в магазин к Шварте поступлю.
— Зачем?
— Там компасы продают. Видал?
Я сознался, что видал только на картинках в «Родном слове».
— А там и горные компасы есть. Под землей с ними не заблудишься. И других мелких машинок много.
— Приказчиком поступишь?
— Механиком бы охота. Собирать, разбирать, людям показывать. Починить когда. А удилища там на пять колен бывает. Несешь — вроде тросточки, а составишь да закинешь — еле поплавок видать. И жерличные шнурки такие, что пудовая щука не оборвет, коли поводок не перекусит.
— Ты рыбачить любишь?
— Я-то? Да я чуть не каждый день на пруд бегаю ершей ловить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Получай, стервы!
Было видно, что рыжий не нагибался, не искал камней: имел достаточный запас в карманах. Такая «хозяйственность» мне понравилась, но позиция у него была из рук вон плоха. Он стоял на открытом месте, а его враги расположились против окон дома. Рыжему приходилось бить по ногам, так как всякому известно, что «залепить камнем в лоб» гораздо менее ответственно, чем разбить стекло. Стойкость Рыжака и подлый прием его врагов, укрывшихся под защитой окон, естественно, располагали меня в пользу одиночного бойца, но я все-таки вовсе не думал принимать участия в этом столкновении, чувствовал себя «проходящим» и попросил:
— Эй, погодите фуряться, дайте пройти!
В ответ получил насмешку:
— Фуряться! Из какой деревни выехал! Говорить не научился, а тоже с книжками ходит!
Мальчик, поменьше ростом, заболтал:
— Фурялка, нырялка, наскочил на палку!
После такого незаслуженного оскорбления мне оставалось только присоединиться к Рыжему. Запас камней в карманах у меня тоже на всякий случай имелся, но я решил применить против «подокошечников» испытанный контрприем: засунув книжки за пояс, ухватил увесистый камень с дороги и что было силы «бабахнул» в ворота. Отдача получилась обычная: из калитки выбежал представитель больших. Это оказалась высокая костлявая старуха. Ребята побольше, не желая, видимо, попасть под руку при разборе дела, кинулись в переулок, а маленький остался, будто его это не касалось. Мы со своим союзником отбежали на некоторое расстояние и остановились до выяснения вопроса. Старуха первым делом закричала на Мишу:
— Ты что, рестант, делаешь?
— Своих сперва уйми! — ответил мой союзник и добавил: — Проходу людям не дают! Мальчик вон идет из школы, никого не задевает, а они давай в него камнями кидаться. Я и бухнул в ворота, чтобы ты выщла.
— Я тебе покажу бухать! — погрозила старуха.
А маленький закричал:
— Врет он, рыжа кожа! Это он Васю нашего избил! Синяков ему, помнишь, насадил? За четвертым переулком живут. Еремеев ему фамилия.
— Да знаю я, — отозвалась старуха. — А этот чей? — указала она на меня.
— Приезжий какой-то. С гимназистом каждое утро мимо ходит. Учится, видно. Видишь — без, обеда оставили: этак поздно домой идет.
Такая клевета требовала немедленного вмешательства, но я смолчал, ожидая, как кончится дело о моей полной непричастности. Когда Миша объявил, что это он бросил камнем в ворота, я подумал: «Вот настоящий товарищ! Не выдаст. С таким бы дружить!» Наш враг поспешил выяснить и этот вопрос:
— Это он, бабушка, камнем-то в ворота присадил!
— А тот говорит — я, — удивилась старуха. — Разбери вас.
Почувствовав колебание старухи, наш враг попытался спасти положение. Указав на след камня на полотнище ворот, он проговорил:
— Гляди, вмятина какая! Папаня приедет, заругается!
Упоминание о «папане» повернуло мысли старухи в невыгодную для наших врагов сторону
— То-то, папаня! А почему Васька с Димкой убежали? Придут домой, задам им жару! А отец приедет и ты от плетки не уйдешь! Дня не проходит, чтоб у нашего дома драки не завелось!
Видя, что разбор пошел по семейной линии, мы с Мишей спокойно отправились своей дорогой. Старуха, однако, крикнула нам вдогонку:
— Еще раз увижу у своего дома, я вам покажу! В полицию заявлю, чтоб сократили таких мошенников! Знаю, где оба живете!
Старуха, конечно, приврала, что знает и мою квартиру, но на это не стоило обращать внимания, и мы занялись своим разговором. Миша пожаловался:
— Первые задиры — это бревновские ребята. Спускай им! Одного я поколотил, а которого — не знаю. Они ведь, двояшки, а третий вроде дурака. Только и умеет всклад слова подбирать, а из школы выгнали. Он годами-то большой, только ростом маленький. Урод, известно, а злой. Это, он тех и подтравливает, чтоб драться.
— Ты за что этому бревновскому парнишке наподдавал?
— Задавался перед ребятами, что они богатые. Отец у них рыбой да орехом по зимам торгует. Теперь его нет. Где-то по далеким местам ездит, тамошних людей обдувает. Купит у них за пятак, а в городе за рубль продает.
Закончив характеристику вражеского дома, Миша спросил:
— Ты где учишься?
— В духовном.
— В попы метишь? — удивился Миша. — Кутейка, балалайка, соломенная струна? Ныне, присно и во веки веков?
Я поспешил отвести обидное предположение:
— Никита Савельич этак же учился, а ветеринарным врачом служит.
— Ты у него живешь?
— Ага.
— Тоже коров лечить станешь?
И это предположение не показалось мне привлекательным, и я сослался на другой пример:
— У нас на заводе учитель. Так вот учился — сперва в духовном, потом в семинарии. И в Кашиной учителе тоже из семинаристов, только он в попы собирается.
— Вот видишь, — наставительно проговорил Миша, — свяжись с ними, прилипнет.
Я стал уверять, что «ко мне не прилипнет», что «у нас и в роду такого не бывало».
— Отец-то у тебя кем?
— Мастером на сварке. В Сысертском заводе.
— А у меня на мартене. Родня вроде. Дружить можно, а только почему тебя в духовное отдали?
— Дешевле тут приезжему содержаться. Общежитие вон скоро откроют. Меньше десяти рублей в месяц. И формы не надо. Она, поди-ка, дорогая.
Эти доводы показались Мише убедительными, но он, все-таки пожалел:
— Лучше бы ты в нашем втором городском учился. Вместе бы ходили мимо бревновских ребят. А здорово ты саданул в ворота! Приедет Бревнов, так он выпорет Игошку. Это урода-то. Страсть бьет его, когда пьяный! Соседи, случалось, отнимали. Жалеют Игошку по сиротству. А сам-то Бревнов — зверь зверем. Говорят, купца по рыбному делу убил. То и разбогател.
— Ты откуда знаешь?
— По одной улице живем. Сказывают.
Это было мне знакомо. У нас тоже каждый знал всю подноготную жителей своей улицы, но здесь с этим пришлось встретиться впервые. Поэтому даже спросил:
— Отец у тебя давно тут живет?
— Да мы здешние. Не то что отец, а и дедушка и раньше его все при заводском деле были.
— Ты кем будешь?
— Я-то? — Миша застенчиво улыбнулся, еще раз спросил: — Я-то? Я, брат, как выучусь в нашем втором городском, в магазин к Шварте поступлю.
— Зачем?
— Там компасы продают. Видал?
Я сознался, что видал только на картинках в «Родном слове».
— А там и горные компасы есть. Под землей с ними не заблудишься. И других мелких машинок много.
— Приказчиком поступишь?
— Механиком бы охота. Собирать, разбирать, людям показывать. Починить когда. А удилища там на пять колен бывает. Несешь — вроде тросточки, а составишь да закинешь — еле поплавок видать. И жерличные шнурки такие, что пудовая щука не оборвет, коли поводок не перекусит.
— Ты рыбачить любишь?
— Я-то? Да я чуть не каждый день на пруд бегаю ершей ловить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94