ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

Пролог

Чистое, яркое, голубое небо. Тонкие ветви деревьев выглядят как трещинки небосвода. Асфальт, покрытый чуть притоптанным слоем снега. Сухой и чистый, чуть морозный воздух. Берег замерзшего пруда. Мужчина, одетый в темно-серое драповое полупальто, отдаленно напоминавшее военную форму, сидел, откинувшись на спинку деревянной лавочки. Его глаза были закрыты, а слегка беспокойное дыхание вырывалось слабыми струйками пара. Он был невысокого роста, худощав, но очень жилист. Его ноги, обутые в летние армейские бутсы, казалось, совершенно не чувствует холода. Возле правой руки, на лавке, покоилась черная полированная трость с никелированной рукояткой в виде шара. Александр был полностью погружен в свои мысли, и лишь где-то на краю сознания улавливал шаги редких прохожих, которые проходили где-то вдалеке. Эта идиллия продолжалось бы целую вечность, но близкий звук притормозившего автомобиля вынудил его открыть глаза и осмотреться. Метрах в ста притормозил вызывающего вида красный БМВ, с переднего пассажирского сиденья которого выскочил крепкий мужичок и прислужливо открыл заднюю дверь. Он даже чуть склонился в легком поклоне. Оттуда вышел человек совершенно лоснящегося вида, в черном приталенном полупальто из драпа, брюках в еле заметную вертикальную полоску и замшевых ботинках. На его шее был белоснежный шарф, на руках такого же цвета перчатки, а вместо головного убора покоилась густая копна черных, как смоль волос. Черты лица были не улавливаемые, настолько, что описать их не получилось бы при всем желании. Этот мужчина не спеша подошел к Александру, встал напротив и, чуть кивнув, обратился:


 

Я опрашивал Медведева, он говорит, что вы знали, что нужно делать, но не знали как. Откуда? Якоби вообще готов на вас молиться – вы, по его мнению, указали на очень перспективное научное направление в электротехнике. Авдеев также подтверждает, будто вы знали, что должно получиться. Вы не экспериментировали и не искали – вы знали. Твердо. Убежденно. Но знать никак не могли, так как этими вопросами никогда не занимались. Да и малы вы еще для столь поразительных открытий. А теперь еще одиозного Пирогова пригласили. Что вы задумали изобрести или открыть с его помощью? Или если не вы, то кто? У вас есть советчики?
– Это допрос?
– Что вы, ваше императорское высочество, конечно нет.
– Тогда я могу вам не отвечать?
– Ну что вы, Ваше императорское Высочество, – Левшин был предельно вкрадчив, – у вас просто нет других вариантов. Вы обязаны мне ответить, причем, правдоподобно. Ваш отец всерьез обеспокоен. Слишком быстрое взросление, как телом, так и умом, а также поразительные успехи в науках. С одной стороны это хорошо, но с другой – это в высшей степени странно. Мало этого, до десяти лет за вами этого не наблюдали. Что мы должны думать?
– Кто мы? Алексей Ираклиевич, я вас не понимаю. Вы так говорите, будто обвиняете меня в чем-то.
– Александр, последней каплей наших подозрений стал инцидент с Путиловым и Обуховым. Я внимательно изучил письма, которые вам приходили по конкурсу, но не смог найти там даже десятой части того, что вы передали этим, безусловно, талантливым людям. Но это было бы полбеды, однако, что Николай Иванович, что Павел Матвеевич в один голос говорят, что материалы, предоставленные вами, работают. И это очень важно. Его Императорское Величество обеспокоен. Ряд влиятельных групп при дворе открыто заявляют, что в возрасте десяти лет вас подменили. Кое-кто поговаривал, что вы одержимы, однако, чудо, что вы явили в храме Михаила Архангела при свидетельстве митрополита, сняло с вас подобные подозрения. По крайней мере, они перешли в категорию слухов.
– Не слишком ли много подозрения? – Александр сохранял на лице легкое недоумение, граничившее с раздражением, впрочем, действительно нараставшим. Вместо ответа Алексей Ираклиевич достал из внутреннего кармана письмо и передал его Саше – лист гербовой бумаги, исписанный хорошо знакомыми мелкими буквами с резко выступающими вертикальными частями. Это было письмо, собственноручно написанное отцом Саши – императором Александром Николаевичем. Его содержание удручало. Великий князь дважды перечитал текст, после чего не спеша подошел к креслу и с задумчивым видом сел в него. Император просил Левшина выяснить причину столь разительных изменений в Саше. Он должен был как-то реагировать на все нарастающие бурление британской партии при дворе. Впрочем, французская и германская партии, также проявляли повышенный интерес к Саше и делам, которыми он занимается.
– Александр, вы понимаете всю тяжесть обстоятельств?
– Конечно. – Саша кивнул и вновь замолчал с задумчивым видом. Он был на грани паники, хотя внешне это сказать было нельзя. Как говорится – допрыгался, дятел. Ну, что же – пора зайти с козыря, пусть и слегка крапленого. Но сначала – выдержать паузу, как там у классика: «чем больше артист, тем больше пауза». Несколько минут прошли в напряженном молчании. Наконец, почувствовав, что собеседник, уже всерьез обеспокоенный происходящим, собирается нарушить тишину, Саша поднял на него тяжелый усталый взгляд, который даже представить было невозможно у подростка: – Алексей Ираклиевич. Вопросы, поднятые в этом письме, требуют немедленного и полного ответа. Но передать его я могу лишь самому императору, без посредников, – и вновь сделав паузу, продолжил. – Не обижайтесь, дело не в отсутствии доверия к Вам. Есть тайны, которые правитель должен узнать прежде любого из подданных. Пожалуйста, передайте его величеству мою просьбу о личной аудиенции.
Как и следовало ожидать, уже на третий день после достопамятного разговора Александр был уже в Санкт-Петербурге в кабинете своего родителя.
– Проходи, садись, – император указал Саше на мягкий диван, стоящий не далеко от писчего стола, а сам, пока великий князь усаживался, встал из своего кресла, обошел стол и сел на его краешек. – Алексей Ираклиевич говорит, что ты прибыл по поводу беспокоящего меня вопроса?
– Да, – Александр был полон задумчивости. – Но я не очень понимаю природу вашего волнения. Ведь все идет хорошо.
– Не все. Понимаешь, при дворе стали активно спекулировать тем, что твое поведение не укладывается в рамки нормального недоросля. Эти твои новшества в серьез пугают некоторых особ при дворе?
– Чем же? Тем, что наше Отечество за их счет может усилиться?
– Хм, – Александр II усмехнулся, – и этим тоже.
– А что я могу с этим поделать? – Саша недоуменно развел руками.
– Саша, ты же понимаешь, что все вот так оставить не получится? – Александр II вопросительно поднял бровь, но видя совершенно искреннее недоумение на лице великого князя, вздохнул и продолжил:
– Понимаешь, я должен ясно понимать, откуда растут ноги у всех тех новшеств, что вокруг тебя плодятся как грибы. Да и ты сам стремительно меняешься. Это пугает. – Саша задумчиво замолчал, уставившись в какую-то точку на книжной полке. Конечно, пока он ехал в столицу, выигрывая время, он смог продумать всю легенду до мельчайших подробностей, но все равно, так бессовестно врать ему было несколько неловко. Не привык он еще к политическим играм. Основная линия легенды у него очень тонко перекликалась с известным ходом Макса Отто фон Штирлица, который «помог перекатить коляску и перенести какие-то вещи, возможно, чемодан». Впрочем, пауза, в ходе которой Саша собирался с мыслями, затянулась, а потому отец кашлянул, привлекая его внимания, и спросил: – Ты в порядке?
– Да, но я не очень хотел бы начинать этот разговор. Понимаешь, у всех есть свои тайны, а то, что знают двое, как известно, знает и свинья. Я боюсь рассказывать детали, которые повлекут за собой не только мою гибель, но и серьезные проблемы для нашего Отечества. – Александр Николаевич как-то весь собрался и напрягся.
– Ты считаешь, что я буду болтать?
– Конечно. Скажешь маме по секрету, та еще кому-нибудь, так же по секрету. А потом выясниться, что об этом весь Санкт-Петербург знает. – Император задумался, внимательно рассматривая своего сына секунд двадцать, после чего, хмыкнув, сказал:
– Я даю тебе слово. Этот разговор останется только между нами. – Саша одобрительно кивнул и вновь задумчиво замолчал. Выждав где-то с минуту и уже буквально кожей чувствуя, что император готов нарушить тишину, он поднял свой взгляд и твердо посмотрел в глаза императору:
– Отец, я умер седьмого ноября одна тысяча восемьсот семьдесят восьмого года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73