В этой книге Хозе Аргуэльес, автор знаменитого `Фактора Майя`, ведет диалог со своим майянским Высшим `Я`, или `двойником из других измерений`. Этот космический странник, насмешливо-ироничный Дядюшка Джо Зувуйя, посвящает Аргуэльеса в тайны галактическихлучей, эфирной инженерной технологии майя, арктурианских космических станций, истории Атлантиды и `дзэнского восприятия чистой волновой формы`. Станьте спутником Аргуэльеса и Дядюшки Джо в их путешествиях от центра Земли к самым далеким уголкам Галактики- и у вас будет шанс разбудить в себе многомерного двойника, о котором вы, возможно, давным-давно знали, но позабыли. Зувуйя - это майянское слово, обозначающее глобальный контур памяти. И канал экстренного доступа к этой памяти. Зувуйя работает на индивидуальном и коллективном уровнях. Что самое важное, она одинаково связана и с будущим, и с прошлым. Почему? Потому что Зувуйя - это межпространственная нить, связывающая разные измерения Мира. А мы все - межпространственны.
Предисловие Мэрилин Фергюсон
Когда солнечным декабрьским днем 1983 года я впервые встретилась с Хозе Аргуэльесом у дверей моего дома в Лос-Анджелесе, мы обменялись дружескими приветствиями, характерными для писателей, которые знают и положительно оценивают творчество друг друга. Я восхищалась изяществом слога и литературными достоинствами его книги «Трансформативное видение» и даже цитировала из нее некоторые отрывки в «Заговоре Водолея». Я знала Аргуэльеса еще и как соавтора прекрасно выполненного художественного тома «Мандала».
Уже через несколько минут он разложил перед нами свои рисунки, которые позже легли в основу книги «Земля восходящая». Хозе зашел к нам на ленч, но мы с мужем испытали такое наслаждение и просветление от общения с ним, что его визит растянулся на два дня. Это и определило характер наших будущих встреч, которые чаще всего происходили в таких местах, как брюссельский Хилтон или вигвамы Фонда Оджаи (Калифорния). Хозе - совершенно мифический человек.
Судя по детским воспоминаниям Аргуэльеса, обстановка в семье вынуждала его «балансировать на самом краю». У отца-мексиканца проявлялись сильные коммунистические наклонности; мать была романтически настроенной лютеранкой немецкого происхождения. Хозе впитал в себя две культуры и разговаривал на двух языках, прожив первые несколько лет жизни в Мексике, а затем переехав с родителями в Миннесоту. «Мой брат-близнец Айвен был для меня отдушиной», - рассказывал он. - «Он был таким же чудаком, как я, но, по крайней мере, у него был я, а у меня был он».
Хозе перепробовал много работ: регистрировал книги в картотеке публичной библиотеки, поднимался в четыре часа утра, чтобы разнести газеты, мыл окна, служил посудомойщиком, разгружал с товарных вагонов стофунтовые мешки с солью.
Он полагал необходимым для художника серьезно изучать историю искусств. Побывал в Европе и посвятил много времени искусству эпохи Возрождения. В конце шестидесятых увлекся настенной живописью и расписывал стены колледжей; позже стал искусствоведом в Боулдере, штат Колорадо. В 1970 году, преподавая в Калифорнийском университете Дэвиса, он организовал первый Фестиваль Всей Земли. «Одна из причин, по которым мне нужна была научная степень, - однажды признался Хозе, - заключалась в том, что мне давно стало ясно: если я не хочу, чтобы ко мне относились как к душевнобольному, моя деятельность должна официально оправдываться моим научным статусом. Где-то года в четыре у меня было первое видение, и уже с того раннего возраста я стал понимать, что чем-то отличаюсь от остальных людей».
Тогда же он стал изучать тибетский буддизм. «Даже прикрывшись степенью доктора философии, трудно безнаказанно оставаться визионером. Выяснилось, что надо развивать в себе сострадательность и духовность. Без этого я, наверное, ожесточился бы, превратившись в эдакого озлобленного богемца, сидящего в кофейне и язвительно критикующего общество. Я учился спокойно относиться к тому, что на меня нападают».
Я помню, что еще на заре нашей дружбы Хозе часто называл шестнадцатое и семнадцатое августа 1987 года благоприятной датой для празднования Гармонической Конвергенции. Тому было несколько причин: интуитивное прозрение, самобытная интерпретация концепций майя и современных пророчеств некоторых североамериканских индейских племен. Как поймет читатель «Скользящих по волнам Зувуйи», Хозе Аргуэльес воспринимает откровение и пророчество и в шутку, и всерьез одновременно.
Стихийный отклик на идею Конвергенции оказался сильным, а к середине 1987 года еще более усилился, когда эта информация попала в прессу. Хотя Конвергенцию и называли «очередной нью-эйджевской апокалиптической заморочкой», это событие привлекло внимание миллионов вполне здравомыслящих людей, которые были рады возможности помолиться и помедитировать о мире и благополучии своей измученной войнами планеты.
Стало очевидным: в нашей культуре почти нет понимания ни значения мифа, ни роли мифотворца. Мифы рождаются не для того, чтобы в них верили или не верили. Они предназначены для использования. Если миф или метафора срабатывают, заставляя нас переосмыслить глубинные ценности, то они гораздо правдивее фактов из вечерних новостей или хрестоматии. Миф, поэзия, живопись и музыка - это реальности разных измерений, пища и отдохновение для усталого духа. Человека лучше всего учат сказки, игры, структурные образы.
Майянский миф в том виде, в каком его интерпретирует Хозе Аргуэльес в книгах «Фактор Майя», «Земля восходящая» и «Скользящие по волнам Зувуйи», - это «сфера, центр которой - повсюду, а границы - нигде». Она создана силой воображения. Эта сфера резонирует с нашими высшими возможностями - силой намерения изменять самые неуловимые физиологические реакции, силой ожидания влиять на то, что мы видим и слышим.
Наши мифы должны резонировать с нашими высшими возможностями. Гармоническая Конвергенция и стала одним из таких мифов, созданным современным мифотворцем и разыгранным в таких масштабах, которые поразили бы даже древних. «Скользящие по волнам Зувуйи» - это познавательный и увлекательный миф нового поколения для всех патриотов Земли.
29 октября 1987 года, уже после Гармонической Конвергенции, в автомобильной катастрофе погиб Джош, талантливый и горячо любимый восемнадцатилетний сын Хозе.
Хозе справился с этой великой потерей со свойственной ему безупречностью. Он вошел в длительный период изоляции (называемый в тибетской традиции 49-дневным Уединением Бардо) и вышел из него, переплавив свою любовь и горе в новое творение. Эта книга - подарок для Хозе и от Хозе, тот свет, который вспыхнул во мраке его скорби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44