Мне иногда кажется, что нас разделяет пропасть!»
Теперь они ели, пили, ходили взад-вперед, присаживались куда-нибудь, а я гадал, чем все это кончится. Впрочем, нет, я знал, чем кончится, но не хотел верить. Что-то во мне отказывалось признать, что все это уже было десятки и сотни раз, что я уже ловил далекое эхо этих концовок, когда на следующий день мать падала мне на руки, а я снисходительно советовал ей выпить аспирину.
Цецилия потянула меня за рукав:
– Хочешь взглянуть на мою комнату?
– Ну да, конечно, – сказал я. – Прихватим пиво?
Дин Мартин затянул «That's Amore», а Ольга, держа в кулаке невидимый микрофон, стала ему подпевать, вихляя бедрами, и все громко ее подбадривали. Мы с Цецилией поднялись на второй этаж.
Я надеялся, что в комнате окажется что-нибудь любопытное, но увидел только голые стены и матрац на полу.
– А где твои вещи? – спросил я.
– Какие вещи?
Я посмотрел на нее и решил, что пора сматываться. Но прошел час, а я все еще, непонятно почему, сидел у нее в комнате.
Она предложила пойти пройтись. Я сказал, что всецело к ее услугам. И надел ботинки.
Внизу будто отопление включили. Все позабыли свои заботы и раскраснелись. Впрочем, они еще держались, хотя женщины уже не торопились одергивать юбки, а мужчины были заняты тем, что старательно обхаживали своих соседок. Моя мать вела себя как остальные. Никому не пожелаю.
– Не знаю, в чем тут дело, – признался я Цецилии, поднимая воротник, – но временами мне это очень мешает жить.
Мы отправились бродить по пустынным улицам, вдоль особняков со светящимися окнами и проводов, танцующих между столбами. Небо было глубокого черного цвета и в звездах, и мы с удовольствием шагали по мостовой. Разговор теперь шел веселей. Цецилия казалась мне возбужденной, но после того, что она рассказала о своей жизни – тут и видавшие виды впали бы в депрессию, – я был рад, что она еще улыбается. Я на ее месте не упускал бы такой шанс.
Потом мы вышли к океану. Не было видно ни зги. Ни горизонта не было, ни границы между океаном и тьмой. Дул ветер, но не такой уж холодный. Мы сели на песок, подтянув колени к подбородку. Я смотрел на нее и дивился.
Спустя какое-то время мы встали и пошли к воде. Пляжи тут раскинулись на целые километры.
Она подвернула штаны, сняла кроссовки и вошла в воду.
– Как водичка? – спросил я.
Я никогда еще не встречал девчонки, которая потеряла бы родителей и которую бы воспитывал отчим. Не знаю, что на меня по приезде нашло, почему обаяние, которому я поддался при первой встрече, не подействовало на меня сразу.
Если кто любит девчонок немного замкнутых и грустных, она – то, что надо. Если вам не нравятся загорелые куклы, улыбающиеся с утра до вечера, если вам не нужно снимать клип с попками в стрингах, если вам по вкусу что-нибудь оригинальное, странное, будоражащее и необычное – не проходите мимо.
Ютта – та совсем не будоражит. Сначала мне казалось, что будоражит, но потом я понял, что нет. Совсем наоборот. С. Юттой даже двенадцатилетний ребенок мог бы угадать все ее хитрости, предсказать каждый шаг и перемену настроения – вплоть до желания чихнуть. Так что у нас вконец отношения разладились. После той сцены со сковородкой, совсем недавней, вряд ли можно что-нибудь поправить.
– Но ты же с ней живешь? – спросила Цецилия.
– Да вроде как, только долго мы, кажется, не протянем. Впрочем, кто его знает.
– Ну да, конечно. Жить вместе нелегко. Я понимаю.
Мы стали карабкаться на темные громады скал и старались сказать друг другу что-нибудь приятное. Так мы добрались до устья речки, которую теснил прилив. Пришлось вернуться.
Цецилии было двадцать четыре года, на два года больше, чем мне, но она еще не пробовала ни с кем жить вместе.
– Наверно, я еще не готова. Так мне кажется. В душе не готова. Да и подходящего случая не было. И вообще это ничего не решает.
– Тут я тебе не советчик. Наверно, не для каждой ситуации существуют решения. Не могу ничего сказать, прости.
– Я как-то не верю в это. Не верю и не хочу себя принуждать.
Честно говоря, вокруг нас не так много людей, у которых мы могли бы поучиться. Я лично никого не знаю, с кого можно было бы брать пример в этом смысле. Может, просто не повезло. Но факт остается фактом.
Увидев лицо Цецилии, я понял, что лучше нам поговорить о чем-нибудь другом. Я сказал, что хотел бы снова с ней встретиться. И в ответ услышал:
– Для чего?
Она смотрела в сторону. И произнесла это таким тоном, что я растерялся: я вовсе не собирался пропускать между нами электрический разряд. Мое предложение встретиться было совершенно дружеским. Ничего такого я не имел в виду.
– Необязательно, чтобы было для чего. Почему бы просто так не встретиться?
Мы снова присели, чтобы подумать. Стали слушать шум прибоя. По ее мнению, у меня не должно было быть проблем с девчонками. Так на что она мне сдалась? Зачем я ей мозги пудрю?
Я дал буре утихнуть. Когда тебя воспитала женщина, то в этом есть хоть один плюс: умеешь обходить самые банальные ловушки. Я целиком сконцентрировался На запахе йода, который заполнял мои легкие, убрал за ухо прядь, чтобы не подпалить, и закурил сигарету.
Наконец она сменила тему:
– Искупаемся?
– Ты ошибаешься, – сказал я. – Я не то, что ты думаешь. Я совсем не похож на то, что ты себе представляешь.
Я и сам не слишком понимал, что значат мои слова, но постарался произнести их как можно убедительней. У меня было впечатление, что я на работе и позирую перед объективом.
– Так ты идешь купаться?
– Купаться? Шутишь?
Она начала раздеваться.
– Ты что, с ума сошла? – хмыкнул я. – У тебя с головой все в порядке?
Океан был совершенно черный. Такой черноты я не видывал в жизни. Он был огромный и страшный и такой холодный, что стыло все внутри. А она скинула с себя одежку и осталась совсем голая, а кругом тьма, ноябрь, – да еще и нырять собралась. Я так и сидел, разинув рот. Соски у нее были красные. Точно кто-то их долго тер или щипал. Я почувствовал, что упал в ее глазах. Понял, что она потеряла ко мне всякий интерес. И все равно я решил не купаться. Во-первых, я плохо плаваю. Кроме того, водная стихия никогда особо меня не привлекала.
Я смотрел, как она идет к океану, и думал: может, мне надо вскочить и остановить ее? Я не знал, что делать. Бежать за ней, точно сторожевой пес? Глупее не придумаешь. Я хорошо понимал, что с ней происходит. У меня тоже такое бывало, когда кажется, что уже не выпутаешься, что карабкаешься наверх по осыпи. Впрочем, именно это мне в ней и нравилось. Как будто мы сто лет знакомы.
Когда я почти уверился, что она утонула, я отправился звать на помощь.
Они стали уговаривать меня успокоиться, отдышаться.
Роже призвал в свидетели всех присутствующих:
– Ну, что я вам говорил? Ведь я вам говорил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Теперь они ели, пили, ходили взад-вперед, присаживались куда-нибудь, а я гадал, чем все это кончится. Впрочем, нет, я знал, чем кончится, но не хотел верить. Что-то во мне отказывалось признать, что все это уже было десятки и сотни раз, что я уже ловил далекое эхо этих концовок, когда на следующий день мать падала мне на руки, а я снисходительно советовал ей выпить аспирину.
Цецилия потянула меня за рукав:
– Хочешь взглянуть на мою комнату?
– Ну да, конечно, – сказал я. – Прихватим пиво?
Дин Мартин затянул «That's Amore», а Ольга, держа в кулаке невидимый микрофон, стала ему подпевать, вихляя бедрами, и все громко ее подбадривали. Мы с Цецилией поднялись на второй этаж.
Я надеялся, что в комнате окажется что-нибудь любопытное, но увидел только голые стены и матрац на полу.
– А где твои вещи? – спросил я.
– Какие вещи?
Я посмотрел на нее и решил, что пора сматываться. Но прошел час, а я все еще, непонятно почему, сидел у нее в комнате.
Она предложила пойти пройтись. Я сказал, что всецело к ее услугам. И надел ботинки.
Внизу будто отопление включили. Все позабыли свои заботы и раскраснелись. Впрочем, они еще держались, хотя женщины уже не торопились одергивать юбки, а мужчины были заняты тем, что старательно обхаживали своих соседок. Моя мать вела себя как остальные. Никому не пожелаю.
– Не знаю, в чем тут дело, – признался я Цецилии, поднимая воротник, – но временами мне это очень мешает жить.
Мы отправились бродить по пустынным улицам, вдоль особняков со светящимися окнами и проводов, танцующих между столбами. Небо было глубокого черного цвета и в звездах, и мы с удовольствием шагали по мостовой. Разговор теперь шел веселей. Цецилия казалась мне возбужденной, но после того, что она рассказала о своей жизни – тут и видавшие виды впали бы в депрессию, – я был рад, что она еще улыбается. Я на ее месте не упускал бы такой шанс.
Потом мы вышли к океану. Не было видно ни зги. Ни горизонта не было, ни границы между океаном и тьмой. Дул ветер, но не такой уж холодный. Мы сели на песок, подтянув колени к подбородку. Я смотрел на нее и дивился.
Спустя какое-то время мы встали и пошли к воде. Пляжи тут раскинулись на целые километры.
Она подвернула штаны, сняла кроссовки и вошла в воду.
– Как водичка? – спросил я.
Я никогда еще не встречал девчонки, которая потеряла бы родителей и которую бы воспитывал отчим. Не знаю, что на меня по приезде нашло, почему обаяние, которому я поддался при первой встрече, не подействовало на меня сразу.
Если кто любит девчонок немного замкнутых и грустных, она – то, что надо. Если вам не нравятся загорелые куклы, улыбающиеся с утра до вечера, если вам не нужно снимать клип с попками в стрингах, если вам по вкусу что-нибудь оригинальное, странное, будоражащее и необычное – не проходите мимо.
Ютта – та совсем не будоражит. Сначала мне казалось, что будоражит, но потом я понял, что нет. Совсем наоборот. С. Юттой даже двенадцатилетний ребенок мог бы угадать все ее хитрости, предсказать каждый шаг и перемену настроения – вплоть до желания чихнуть. Так что у нас вконец отношения разладились. После той сцены со сковородкой, совсем недавней, вряд ли можно что-нибудь поправить.
– Но ты же с ней живешь? – спросила Цецилия.
– Да вроде как, только долго мы, кажется, не протянем. Впрочем, кто его знает.
– Ну да, конечно. Жить вместе нелегко. Я понимаю.
Мы стали карабкаться на темные громады скал и старались сказать друг другу что-нибудь приятное. Так мы добрались до устья речки, которую теснил прилив. Пришлось вернуться.
Цецилии было двадцать четыре года, на два года больше, чем мне, но она еще не пробовала ни с кем жить вместе.
– Наверно, я еще не готова. Так мне кажется. В душе не готова. Да и подходящего случая не было. И вообще это ничего не решает.
– Тут я тебе не советчик. Наверно, не для каждой ситуации существуют решения. Не могу ничего сказать, прости.
– Я как-то не верю в это. Не верю и не хочу себя принуждать.
Честно говоря, вокруг нас не так много людей, у которых мы могли бы поучиться. Я лично никого не знаю, с кого можно было бы брать пример в этом смысле. Может, просто не повезло. Но факт остается фактом.
Увидев лицо Цецилии, я понял, что лучше нам поговорить о чем-нибудь другом. Я сказал, что хотел бы снова с ней встретиться. И в ответ услышал:
– Для чего?
Она смотрела в сторону. И произнесла это таким тоном, что я растерялся: я вовсе не собирался пропускать между нами электрический разряд. Мое предложение встретиться было совершенно дружеским. Ничего такого я не имел в виду.
– Необязательно, чтобы было для чего. Почему бы просто так не встретиться?
Мы снова присели, чтобы подумать. Стали слушать шум прибоя. По ее мнению, у меня не должно было быть проблем с девчонками. Так на что она мне сдалась? Зачем я ей мозги пудрю?
Я дал буре утихнуть. Когда тебя воспитала женщина, то в этом есть хоть один плюс: умеешь обходить самые банальные ловушки. Я целиком сконцентрировался На запахе йода, который заполнял мои легкие, убрал за ухо прядь, чтобы не подпалить, и закурил сигарету.
Наконец она сменила тему:
– Искупаемся?
– Ты ошибаешься, – сказал я. – Я не то, что ты думаешь. Я совсем не похож на то, что ты себе представляешь.
Я и сам не слишком понимал, что значат мои слова, но постарался произнести их как можно убедительней. У меня было впечатление, что я на работе и позирую перед объективом.
– Так ты идешь купаться?
– Купаться? Шутишь?
Она начала раздеваться.
– Ты что, с ума сошла? – хмыкнул я. – У тебя с головой все в порядке?
Океан был совершенно черный. Такой черноты я не видывал в жизни. Он был огромный и страшный и такой холодный, что стыло все внутри. А она скинула с себя одежку и осталась совсем голая, а кругом тьма, ноябрь, – да еще и нырять собралась. Я так и сидел, разинув рот. Соски у нее были красные. Точно кто-то их долго тер или щипал. Я почувствовал, что упал в ее глазах. Понял, что она потеряла ко мне всякий интерес. И все равно я решил не купаться. Во-первых, я плохо плаваю. Кроме того, водная стихия никогда особо меня не привлекала.
Я смотрел, как она идет к океану, и думал: может, мне надо вскочить и остановить ее? Я не знал, что делать. Бежать за ней, точно сторожевой пес? Глупее не придумаешь. Я хорошо понимал, что с ней происходит. У меня тоже такое бывало, когда кажется, что уже не выпутаешься, что карабкаешься наверх по осыпи. Впрочем, именно это мне в ней и нравилось. Как будто мы сто лет знакомы.
Когда я почти уверился, что она утонула, я отправился звать на помощь.
Они стали уговаривать меня успокоиться, отдышаться.
Роже призвал в свидетели всех присутствующих:
– Ну, что я вам говорил? Ведь я вам говорил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33