Это совсем другой миф. По-настоящему, ты сбегаешь с горы, но кто-то назло тебе опять ставит тебя на самую вершину. Ты отчаянно повторяешь неудачные попытки спуститься. В очередной раз.
Славный день. Биоритм не фиксируется. Погода хорошая. В самый раз для смерти в стиле мотылька.
суббота
Мутагенная рекламная кампания тотальной гангрены и индивидуальных чирьев. Польша только для болячек. Листовки валяются всюду, как конфетти. Люди небрежно бросают их в корзинки, даже не взглянув на наши старания и кривляния. В попе они это видели. Они вылезли на предвечерние закупки и не желают тратить ни минуты на приставания нахальных пророков сектора мелкорозничных банковских вкладов. За неимением лучшего используем более или менее утонченные методы убивания времени, болтаем, сплетничаем, вспоминаем. Гоха улыбается:
– Помнишь вечеринку? Помнишь? Не забыл еще? Ты тогда конкретно выдал…
– А-а… ну да, была вечеринка корпоративная, вся такая наивная, вечеринка что блондинка.
У Госи даже слюни потекли от воспоминаний, так она здорово оттянулась без мужа. Закуси было столько, что ею можно было завалить всю голодающую Африку. Пробки, палочки, зубочистки, салфетки-платочки, лед для водки в ведре. Комбинация New Age и сексуачьной разнузданности.
Кто-то рассказывает анекдоты. Кто-то еще чего-то. Хорошо. Симпатично. Свобода нравов. Ощущаешь свободу? Свободу нравов. Come-on baby light my fire.
У Марцина классные темные очки, он хотел бы отжарить Изу, она ему нравится, но обычно у него не хватает гражданского мужества подойти, поговорить, в обычные дни он не решается, потому что как бы это выглядело – он менеджер, она кассирша, но сейчас, после пятой, непреодолимые различия характеров как-то стираются и Марцин обещает Изе, что жалеть она не будет и что он даже сделает ее своей заместительницей. Отдастся она? Я на месте Изы согласился бы. В конце концов, однова живем. От подобной пенетрации не умирают.
Но Изе чего-то не хочется. Почему-то ей такая идея не нравится. Иза не просто декорация с большими сиськами, Иза считает, что Марцин – сластолюбивый елдак, приставучий хрен и зловредный мудак. Как она может такое говорить? Да пусть бы он был даже самый последний козел, но тут ведь речь идет об эволюции, речь идет о доминировании в стае, тут речь идет о высокой концентрации капусты. Иза, от тебя что, убудет? Впервой тебе что ли?
– Ну дай пощупать, – требует Марцин, доведенный уже до такого белого колена, что у него даже очки на морде дрыгаются, он и галстук уже расслабил, и тот болтается, как филе минтая. – Дай подержаться за сиськи.
О, у Изы выдающиеся буфера. Есть чем финишную ленточку рвать. Да и на ноги глянуть приятно. Ого!
– Ездили мы автобусом на рынок в Рабке продавать кассеты с музыкой диско-поло, – говорит Марцин, усиленно ища легкого доступа к сиськам. – Каждый день нас так возили на этот рынок, в каждой руке по сумке кассет, а там вокруг мужики с кассетами на лотках. Иза, представляешь атмосферку? Проезд, само собой, бесплатный и плюс – можешь поверить? – хот-дог, а сейчас я где? Где я сейчас? Будешь со мной хорошей, и тебе будет хорошо, ну дай пощупать!
«Мой шеф такой елдафон, ну что мне делать?» – Иза бросает по сторонам отчаянные взгляды.
– Иза, расскажи историю с фальшивой сотней, – прошу я, потому что тема эта неизменно берет за душу.
– О! – Иза отбрасывает руку Марцина на свалку истории и, отдвинувшись за демаркационную линию, с жаром повествует. – Я тогда сидела на кассе, господи, как я люблю работать на кассе. Просто выразить не могу, как я люблю работать с клиентом, никакую другую работу я так не люблю, и вот раз как-то сижу я, считаю деньги, смотрю: фальшивая сотня и сделана так неумело, что определяется с первого взгляда, говенный ксерокс, халтурная работа, подделывал какой-то портач. Сижу и думаю: как я могла взять такое? Ну, известно, поляк задним умом крепок, и я продолжаю думать, что же теперь делать, свои выложить или пустить ее в оборот.
– Только не говори, что пустила, – смеется Анджей.
– В путь-дорогу нам пора, знаем, где меж ног дыра! – во все горло поет разохотившийся Марцин, прямо чувствуется, как у него все швы пошли.
– А что мне было делать? Выплачивать? Ты бы сам что сделал? Знаешь, сколько нам платили? Еще хуже, чем здесь. Просто зло берет, все думают, если ты в банке, то бог знает какие деньги загребаешь и вообще живешь у Христа за пазухой, но не мне вам рассказывать, как на самом деле. Конечно, я не хотела этого делать, все думала, но наконец высмотрела женщину, с виду не бедную, одетую, накрашенную и какую-то рассеянную, ну и всучила ей эту сотню, дай ей Бог короткой жизни, а женщина ушла и не вернулась, но руки у меня тогда дрожали, как перед первым причастием.
– Пока яйца еще есть, солопу привет и честь! – ревет Марцин так, что нейродатчики вытекают у него из ушей, как воск.
– Ни хрена себе, идешь в банк, а тебе втюхивают фальшивую сотню, уссаться можно, – ржет Анджей, который явно эту историю с сотней раньше не слышал.
– Ты, жопа, я хочу, чтоб ты знала: твоя формальная ситуация представляется туманно, ищи себе другую работу! – орет Марцин в воздух. Похоже, в системе мониторинга у него произошло короткое замыкание, но никто не обращает внимания на его вопеж.
Сидим мы, значит, рассказываем всякую хрень. Кто когда какого мудака обслуживал. Как люди по другую сторону прыщи себе выдавливают, потому что им на улице кажется, что это зеркало, а не окно. Всякие дурацкие были-небылицы прямиком из жизни с приправой из идиотизма клиентов.
А Бася сидит, как заинька, зыркает своими хитрыми глазками и рассказывает всем, какую она проводит кадровую политику, почему ее отделение самое лучшее из всех и каким образом она добивается таких замечательных результатов. Если время от времени не нарушать права работника, то это значит, что руководитель не слишком усерден в работе, не без удовлетворения говорит она.
Бася, значит, сидит, этакая королева-крольчиха. Ведет себя солидно и достойно. Громко и внятно излагает свое мнение в связи с широко понимаемой современностью, желая тем самым подчеркнуть жирной чертой свою недюжинную, офигенно интеллигентную, потрясающую и потершуюся в лучшем обществе индивидуальность.
Мы курим в сортире, и Эдек поделился со мной половинкой порции. Приныкал он ее на случай какой-нибудь оказии, так что она, наверное, совсем выветрилась, но попробовать можно. Через минуту вечеринка неожиданно раскручивается. Для меня. Слышу голоса и вижу волоса. Или голосы и волосы? Так меня забрало и повело, что я уж не соображаю, чувствую себя трезвым, как хрен, в меня вошло, прошло, вышло, разъебало, вбило, выбило, въебало, дыра в голове, как покуришь крак, точно воронка в земле, что, не знаешь, мудак? Знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Славный день. Биоритм не фиксируется. Погода хорошая. В самый раз для смерти в стиле мотылька.
суббота
Мутагенная рекламная кампания тотальной гангрены и индивидуальных чирьев. Польша только для болячек. Листовки валяются всюду, как конфетти. Люди небрежно бросают их в корзинки, даже не взглянув на наши старания и кривляния. В попе они это видели. Они вылезли на предвечерние закупки и не желают тратить ни минуты на приставания нахальных пророков сектора мелкорозничных банковских вкладов. За неимением лучшего используем более или менее утонченные методы убивания времени, болтаем, сплетничаем, вспоминаем. Гоха улыбается:
– Помнишь вечеринку? Помнишь? Не забыл еще? Ты тогда конкретно выдал…
– А-а… ну да, была вечеринка корпоративная, вся такая наивная, вечеринка что блондинка.
У Госи даже слюни потекли от воспоминаний, так она здорово оттянулась без мужа. Закуси было столько, что ею можно было завалить всю голодающую Африку. Пробки, палочки, зубочистки, салфетки-платочки, лед для водки в ведре. Комбинация New Age и сексуачьной разнузданности.
Кто-то рассказывает анекдоты. Кто-то еще чего-то. Хорошо. Симпатично. Свобода нравов. Ощущаешь свободу? Свободу нравов. Come-on baby light my fire.
У Марцина классные темные очки, он хотел бы отжарить Изу, она ему нравится, но обычно у него не хватает гражданского мужества подойти, поговорить, в обычные дни он не решается, потому что как бы это выглядело – он менеджер, она кассирша, но сейчас, после пятой, непреодолимые различия характеров как-то стираются и Марцин обещает Изе, что жалеть она не будет и что он даже сделает ее своей заместительницей. Отдастся она? Я на месте Изы согласился бы. В конце концов, однова живем. От подобной пенетрации не умирают.
Но Изе чего-то не хочется. Почему-то ей такая идея не нравится. Иза не просто декорация с большими сиськами, Иза считает, что Марцин – сластолюбивый елдак, приставучий хрен и зловредный мудак. Как она может такое говорить? Да пусть бы он был даже самый последний козел, но тут ведь речь идет об эволюции, речь идет о доминировании в стае, тут речь идет о высокой концентрации капусты. Иза, от тебя что, убудет? Впервой тебе что ли?
– Ну дай пощупать, – требует Марцин, доведенный уже до такого белого колена, что у него даже очки на морде дрыгаются, он и галстук уже расслабил, и тот болтается, как филе минтая. – Дай подержаться за сиськи.
О, у Изы выдающиеся буфера. Есть чем финишную ленточку рвать. Да и на ноги глянуть приятно. Ого!
– Ездили мы автобусом на рынок в Рабке продавать кассеты с музыкой диско-поло, – говорит Марцин, усиленно ища легкого доступа к сиськам. – Каждый день нас так возили на этот рынок, в каждой руке по сумке кассет, а там вокруг мужики с кассетами на лотках. Иза, представляешь атмосферку? Проезд, само собой, бесплатный и плюс – можешь поверить? – хот-дог, а сейчас я где? Где я сейчас? Будешь со мной хорошей, и тебе будет хорошо, ну дай пощупать!
«Мой шеф такой елдафон, ну что мне делать?» – Иза бросает по сторонам отчаянные взгляды.
– Иза, расскажи историю с фальшивой сотней, – прошу я, потому что тема эта неизменно берет за душу.
– О! – Иза отбрасывает руку Марцина на свалку истории и, отдвинувшись за демаркационную линию, с жаром повествует. – Я тогда сидела на кассе, господи, как я люблю работать на кассе. Просто выразить не могу, как я люблю работать с клиентом, никакую другую работу я так не люблю, и вот раз как-то сижу я, считаю деньги, смотрю: фальшивая сотня и сделана так неумело, что определяется с первого взгляда, говенный ксерокс, халтурная работа, подделывал какой-то портач. Сижу и думаю: как я могла взять такое? Ну, известно, поляк задним умом крепок, и я продолжаю думать, что же теперь делать, свои выложить или пустить ее в оборот.
– Только не говори, что пустила, – смеется Анджей.
– В путь-дорогу нам пора, знаем, где меж ног дыра! – во все горло поет разохотившийся Марцин, прямо чувствуется, как у него все швы пошли.
– А что мне было делать? Выплачивать? Ты бы сам что сделал? Знаешь, сколько нам платили? Еще хуже, чем здесь. Просто зло берет, все думают, если ты в банке, то бог знает какие деньги загребаешь и вообще живешь у Христа за пазухой, но не мне вам рассказывать, как на самом деле. Конечно, я не хотела этого делать, все думала, но наконец высмотрела женщину, с виду не бедную, одетую, накрашенную и какую-то рассеянную, ну и всучила ей эту сотню, дай ей Бог короткой жизни, а женщина ушла и не вернулась, но руки у меня тогда дрожали, как перед первым причастием.
– Пока яйца еще есть, солопу привет и честь! – ревет Марцин так, что нейродатчики вытекают у него из ушей, как воск.
– Ни хрена себе, идешь в банк, а тебе втюхивают фальшивую сотню, уссаться можно, – ржет Анджей, который явно эту историю с сотней раньше не слышал.
– Ты, жопа, я хочу, чтоб ты знала: твоя формальная ситуация представляется туманно, ищи себе другую работу! – орет Марцин в воздух. Похоже, в системе мониторинга у него произошло короткое замыкание, но никто не обращает внимания на его вопеж.
Сидим мы, значит, рассказываем всякую хрень. Кто когда какого мудака обслуживал. Как люди по другую сторону прыщи себе выдавливают, потому что им на улице кажется, что это зеркало, а не окно. Всякие дурацкие были-небылицы прямиком из жизни с приправой из идиотизма клиентов.
А Бася сидит, как заинька, зыркает своими хитрыми глазками и рассказывает всем, какую она проводит кадровую политику, почему ее отделение самое лучшее из всех и каким образом она добивается таких замечательных результатов. Если время от времени не нарушать права работника, то это значит, что руководитель не слишком усерден в работе, не без удовлетворения говорит она.
Бася, значит, сидит, этакая королева-крольчиха. Ведет себя солидно и достойно. Громко и внятно излагает свое мнение в связи с широко понимаемой современностью, желая тем самым подчеркнуть жирной чертой свою недюжинную, офигенно интеллигентную, потрясающую и потершуюся в лучшем обществе индивидуальность.
Мы курим в сортире, и Эдек поделился со мной половинкой порции. Приныкал он ее на случай какой-нибудь оказии, так что она, наверное, совсем выветрилась, но попробовать можно. Через минуту вечеринка неожиданно раскручивается. Для меня. Слышу голоса и вижу волоса. Или голосы и волосы? Так меня забрало и повело, что я уж не соображаю, чувствую себя трезвым, как хрен, в меня вошло, прошло, вышло, разъебало, вбило, выбило, въебало, дыра в голове, как покуришь крак, точно воронка в земле, что, не знаешь, мудак? Знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44