Особенно грустным летним вечером, когда солнце скрылось в водах Тихого океана, Лоренсо бросился в море со скалы, которую использовали исключительно самоубийцы для своих неправедных целей (таких утесов предостаточно на каждом отрезке чилийского побережья). Он камнем пошел ко дну, широко открыв глаза и глядя на стремительно чернеющую воду и пузырьки воздуха, вырывающиеся из его губ. Он невольно заработал ногами – и всплыл. Волны не позволили ему увидеть пляж – только скалы да далекие мачты прогулочных или рыбацких лодок. И он опять пошел ко дну. И опять не закрыл глаза. Со спокойствием больного после анестезии он вертел головой, пытаясь отыскать глазами что-нибудь красивое, неважно, что именно, но непременно красивое, чтобы осталось в памяти в этот последний миг. Но темнота окутывала любой предмет, спускавшийся вместе с ним, и он так ничего и не увидел. И тогда, в соответствии с легендой, перед его мысленным взором прокрутилась, подобно кинофильму, вся его жизнь. Некоторые отрывки были черно-белыми, остальные цветными. Любовь его бедной матери, гордость его несчастной матери, усталость его матери, когда она обнимала его по вечерам и когда все в нищих чилийских деревнях кажется нанизанным на одну нитку (все черно-белое); страхи; то, как он писался в кровати; больницы; взгляды, целый зоопарк взглядов (в цвете); друзья, делящие между собой то немногое, что у них есть; приносящая утешение музыка; марихуана; красота, являющаяся вдруг в самых невероятных местах (черно-белые кадры); любовь совершенная и краткая, как сонет Гонгоры, роковая уверенность (яростная и фатальная) в том, что живешь лишь однажды. И он внезапно решил, что будет жить. Он сказал себе: сейчас или никогда, – и вынырнул на поверхность. Подъем показался ему бесконечным, было невыносимо трудно удержаться на плаву, но он сумел. Тем вечером он научился плавать без рук, как угорь или змея. Убить себя, решил он, – поступок социально-политический, абсурдный и напыщенный. Это перебор. Лучше стать тайным поэтом.
После этого он начал рисовать (с помощью губ и ног), танцевать, писать стихи и любовные письма, научился играть на музыкальных инструментах и сочинять музыку (на одной фотографии он запечатлен играющим на фортепьяно с помощью пальцев ног, артист смотрит в камеру и улыбается), начал копить деньги, чтобы уехать из Чили.
Ему пришлось нелегко, но в конце концов он уехал. Разумеется, жизнь в Европе оказалась ненамного легче. На протяжении какого-то времени, может нескольких лет (хотя Лоренсо, будучи моложе меня и Бибьяно и гораздо моложе Сото и Штайна, уехал из Чили, когда лавина эмиграции уже прошла), он зарабатывал как уличный музыкант и танцовщик в городах Голландии (которую обожал), Германии и Италии. Он жил в дешевых пансионах в тех районах, где собираются арабы, турки, африканцы; в некоторые счастливые периоды он жил дома у своих любовников, но потом или он бросал их, или они его. Отработав очередную смену на улице, опрокинув стаканчик в баре, где собирались геи, или посмотрев фильм в кинотеатре «нон-стоп», Лоренсо (или Лоренса, как ему нравилось себя называть) запирался у себя в комнатушке и рисовал или писал. Он подолгу жил один. Некоторые называли его акробаткой-отшельницей. Друзья интересовались, как он ухитряется вытирать себе зад, справив нужду, как расплачивается в овощном магазине, как прячет деньги, как готовит еду. Как, ради всего святого, ему удается жить одному? Лоренсо отвечал на все вопросы одинаково: «Ухитряюсь, нужна изобретательность». Хитрость и изобретательность помогают человеку во всем. Если, к примеру, Блез Сендрарс с одной только рукой побеждал в боксе самых сильных соперников, то мог ли он не справиться с такой простой задачей, как подтереть себе – и очень тщательно – зад?
В любопытной, но вызывавшей у него озноб Германии он купил протезы. Они были совсем как настоящие руки, но больше всего ему нравилось идти по улице, нацепив протезы, и ощущать себя героем научно-фантастического романа, роботом или киборгом. Издалека, когда он в фиолетовых сумерках шел на встречу с другом, казалось, что у него и вправду настоящие руки. Но он всегда снимал их, работая на улице, а новых любовников, не знавших, что у него протезы, сразу предупреждал, что у него нет рук. Некоторым так даже больше нравилось.
Незадолго до грандиозной барселонской Олимпиады его уличное выступление увидел не то каталонский артист, не то артистка, а может, группа каталонских артистов, путешествующих по Германии. Может даже, он выступал вместе с маленьким бродячим театриком. Короче, его заметили и рассказали о нем человеку, разыскивавшему кого-нибудь, кто сумел бы воплотить образ Петры – персонажа Марискаля, ставшего символом или талисманом Параолимпийских игр, проводившихся вскоре после настоящей Олимпиады. Говорят, когда Марискаль увидел его в костюме Петры, выделывающего головокружительные антраша ногами на манер шизофреничного танцора из Большого театра, он сказал: «Это Петра моей мечты». (По слухам, Марискаль всегда такой: открытый и простой.) Позже, когда они поговорили, очарованный Марискаль предложил Лоренсо располагаться в его студии в Барселоне: там он мог бы рисовать, писать, заниматься чем угодно. (Утверждают, что он очень добр.) На самом деле Лоренсо (или Лоренса) не нуждался в студии Марискаля, чтобы почувствовать себя счастливее, чем во время проведения Параолимпийских игр. С первых дней он стал любимцем прессы, давал нескончаемые интервью, казалось, что Петра затмила самого Коби – забавную зверюшку, талисман большой Олимпиады. Я в это время лежал в барселонской больнице Валье Эброн с полуразрушенной печенью и узнавал о его триумфальном успехе, его шутках и анекдотах из двух-трех ежедневных газет. Иногда его интервью вызывали у меня смех, иногда слезы. Я видел его по телевидению. Он отлично играл свою роль.
Три года спустя я услышал, что он умер от СПИДа. Человек, рассказавший мне об этом, не знал, где это случилось – в Германии или в Южной Америке (он не знал, что Лоренсо был чилийцем).
Иногда, когда я думаю о Штайне и Сото, я вспоминаю и Лоренсо.
Временами мне кажется, что Лоренсо был лучшим поэтом, чем Штайн и Сото. Но обычно, когда я думаю о них, я вижу их всех троих вместе.
Хотя объединяет их только то, что все они родились в Чили. А еще книга, которую, вероятно, читал Штайн, точно прочел Сото (он говорит о ней в опубликованной в Мексике большой статье об изгнании и скитаниях), а также прочел и Лоренсо. Прочел с энтузиазмом, который охватывал его всякий раз, когда он что-нибудь читал. (Как он умудрялся переворачивать страницы? Да языком, нам и самим следует перенять этот опыт!) Книга называется «Ma gestalt-th?rapie», ее автор – врач-психиатр Фридрих Перле, бежавший из Германии нацист, скитавшийся по трем континентам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36