Меня беспокоит другой человек: псевдопрофессор несуществующей кафедры, который преследует меня при полной поддержке факультета. Он следит за каждым моим шагом, он копается в моем прошлом, как если бы я был бывшим каторжником, клевещет на меня и пытается очернить мое доброе имя. И у него есть соучастник – человек, которого я сам лично принял на работу на кафедру, господин Эстебан Миро.
Конде повернулся ко мне.
– На чьей вы стороне, Миро? Это ваш последний шанс. Порвите с Трехо, и вы останетесь на своем месте.
– Вопросы здесь задаю я, – сухо проговорил Брук. – Так в чем суть вашей просьбы?
– Я прошу дать отставку Гаспару Трехо и уволить Миро. Я уже близок к тому, чтобы найти исчезнувшие книги Брокки, и я не хочу, чтобы какие-то грязные сплетни бросали тень на издание полного собрания его сочинений.
– У вас есть какие-нибудь доказательства, что вас подвергали травле?
– В последние месяцы Трехо только и делает, что копается в моем прошлом, и вам, Брук, это известно.
– Конде говорит правду? – спросил Дюпре.
Трехо поднялся с опущенной головой. Я подумал, что все кончено: что он раскаялся, и теперь попытается придумать достойный выход.
– Я признаю, что в последнее время я занимался расследованием деятельности доктора Конде.
– И вы отдаете себе отчет, что если вы не представите никаких убедительных доказательств, вас могут уволить и даже отдать под суд за клевету?
– Я отдаю себе отчет. И я хочу сразу же прояснить, что пришел сюда не защищаться. Я пришел как обвинитель. Я хочу, чтобы факультет возбудил уголовное дело против доктора Конде по факту убийства.
Раздраженный Конде вскочил на ноги.
– И я должен выслушивать эти грязные инсинуации, доктор Брук?! Это что, пародия на расследование? Не будем смещать акценты. Обвиняемые здесь – они.
– Спокойнее, доктор. Вы можете уйти, если хотите. Но я останусь, всегда интересно послушать, что люди думают друг о друге. А такая возможность выдается нечасто…
Конде пару мгновений раздумывал, что ему делать: уйти, хлопнув дверью, или остаться. В итоге, он выбрал и сел на место. Он ударил стулом по полу, полагая, что это заменит хлопок дверью.
– Вы считаете, что Конде столкнул госпожу Гранадос в шахту лифта?
– И, пожалуй, ему кое-что известно и о смерти коменданта Виейры.
– Ага, так я убил и коменданта тоже?! Так я кто, почему, серийный убийца?!
– Я не говорил, что убили вы, но вы знаете, кто это сделал.
Брук посмотрел на лежавшие перед ним бумаги.
– Согласно заключению полиции, господин Виейра покончил с собой. Он страдал тяжелой депрессией, и судебный врач не обнаружил никаких признаков насильственной смерти. Профессор Гранадос также покончила самоубийством, хотя официальное следствие еще не закрыто.
– Доктор Брук, это здание угнетает, я это признаю, но два самоубийства за два месяца – это уже несколько чересчур, – сказал Трехо.
Зал наполнился табачным дымом. Брук постоянно бросал на Дюпре неодобрительные взгляды, но представитель министерства никак на них не реагировал.
– У вас есть доказательства, что профессора Гранадос убили?
– Главное доказательство ее самоубийства – это письмо, написанное в стихах. Убийца, столкнув ее в шахту лифта, бросил туда же и эту бумажку, чтобы ее обнаружили как доказательство. Но это было не письмо, а стихотворение. – Трехо открыл свою папку. – Я прошу, чтобы в качестве первой улики вы приложили книгу стихов «Утонувшая в клепсидре». – Он повернулся ко мне: – Миро, не окажете ли мне любезность? Мне всегда стыдно читать стихи на публике.
Я тоже всегда стыдился читать вслух стихи и тем более – опусы Сельвы Гранадос. Но это было необходимо для нашего дела. Я выбрал «Пучину» и «Башню высокого напряжения».
У моей любви не случилось контакта.
Вольты страсти канули в никуда.
Спаси меня, электричество, своим ударом.
Коротким замыканием сердца.
Я продолжил неподражаемым «Месье Гильотен», где в конце были такие строки:
Здесь, палач, ты был хозяином.
Но я не жертва, я – жрица.
Обезглавленная, я буду преследовать тебя во сне.
Так дай же упасть твоему окровавленному ножу.
Едва я нашел подходящий тон и даже воодушевился, как меня перебил декан:
– А зачем было Конде убивать Гранадос? Да, среди критиков и литературоведов существуют немалые разногласия, но это еще не повод для смертоубийства. – Брук на мгновение задумался, скорее всего вспоминая какой-нибудь эпизод из прошлого. – За исключением случая, если поводом становится борьба за кафедру, но это не наш случай.
– Еще одно доказательство. – Трехо поднялся и протянул Бруку кассету. – Незадолго до смерти Сельва Гранадос встретилась с бывшим секретарем кафедры аргентинской литературы Ириной Стерне. Она, то есть Гранадос, искала доказательства, что Конде сам выкрал книги с кафедры. И вот что выяснилось: книг никогда там и не было. Сельва Гранадос собиралась разоблачить Конде на презентации «Замен» в присутствии факультетского начальства, служащих министерства, репортеров с телевидения… но ее убили, чтобы заставить замолчать.
– Какая глупость! – взорвался Конде. – Никто не позволил бы этой сумасшедшей выступить на публике.
– Выступить мог любой. Это я могу гарантировать, – вмешался Брук. – И мне не нравится, как вы отзываетесь о Гранадос.
– Секрет, который все это время хранил Конде, прост: этих книг вообще не существует. Вообразите, какой бы разразился скандал: критик посвящает всю свою жизнь исследованию трудов одного автора, получает стипендию, кафедру должность академика, а потом выясняется, что книг, над которыми он работал, никогда не было, за исключением одного рассказика, авторство которого к тому же весьма сомнительно.
– Вы меня знаете уже много лет, доктор Брук, – сказал Конде, и декан согласился. – Дайте мне два дня, и я вам представлю оригиналы произведений Брокки. И мне больше уже никогда не придется выслушивать злобную клевету. Кроме того, я могу прямо сейчас прочесть вам начало «Крика»…
– Мы уже знаем, как вы получили эти бумаги, – прервал его Трехо. – Вы поручили бедному сумасшедшему отредактировать сочинения Брокки.
Трехо начал рассказывать о поездках Конде в Дом «Спиноза», одновременно разыскивая в своей папке бумаги со штампом заведения.
– Вот история болезни, наше доказательство номер три. Также я прилагаю фотокопию описания симптомов этой малоизвестной болезни, которую называют синдромом Ван Хольста. Конде, который сделал себе имя на несуществующих книгах, использовал психически нездорового человека, заставив его работать на себя.
– У меня в жизни было немало врагов, но никто и никогда не говорил мне ничего подобного. Я издаю книгу, я вложил в нее столько труда и любви, а меня обвиняют в мошенничестве!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Конде повернулся ко мне.
– На чьей вы стороне, Миро? Это ваш последний шанс. Порвите с Трехо, и вы останетесь на своем месте.
– Вопросы здесь задаю я, – сухо проговорил Брук. – Так в чем суть вашей просьбы?
– Я прошу дать отставку Гаспару Трехо и уволить Миро. Я уже близок к тому, чтобы найти исчезнувшие книги Брокки, и я не хочу, чтобы какие-то грязные сплетни бросали тень на издание полного собрания его сочинений.
– У вас есть какие-нибудь доказательства, что вас подвергали травле?
– В последние месяцы Трехо только и делает, что копается в моем прошлом, и вам, Брук, это известно.
– Конде говорит правду? – спросил Дюпре.
Трехо поднялся с опущенной головой. Я подумал, что все кончено: что он раскаялся, и теперь попытается придумать достойный выход.
– Я признаю, что в последнее время я занимался расследованием деятельности доктора Конде.
– И вы отдаете себе отчет, что если вы не представите никаких убедительных доказательств, вас могут уволить и даже отдать под суд за клевету?
– Я отдаю себе отчет. И я хочу сразу же прояснить, что пришел сюда не защищаться. Я пришел как обвинитель. Я хочу, чтобы факультет возбудил уголовное дело против доктора Конде по факту убийства.
Раздраженный Конде вскочил на ноги.
– И я должен выслушивать эти грязные инсинуации, доктор Брук?! Это что, пародия на расследование? Не будем смещать акценты. Обвиняемые здесь – они.
– Спокойнее, доктор. Вы можете уйти, если хотите. Но я останусь, всегда интересно послушать, что люди думают друг о друге. А такая возможность выдается нечасто…
Конде пару мгновений раздумывал, что ему делать: уйти, хлопнув дверью, или остаться. В итоге, он выбрал и сел на место. Он ударил стулом по полу, полагая, что это заменит хлопок дверью.
– Вы считаете, что Конде столкнул госпожу Гранадос в шахту лифта?
– И, пожалуй, ему кое-что известно и о смерти коменданта Виейры.
– Ага, так я убил и коменданта тоже?! Так я кто, почему, серийный убийца?!
– Я не говорил, что убили вы, но вы знаете, кто это сделал.
Брук посмотрел на лежавшие перед ним бумаги.
– Согласно заключению полиции, господин Виейра покончил с собой. Он страдал тяжелой депрессией, и судебный врач не обнаружил никаких признаков насильственной смерти. Профессор Гранадос также покончила самоубийством, хотя официальное следствие еще не закрыто.
– Доктор Брук, это здание угнетает, я это признаю, но два самоубийства за два месяца – это уже несколько чересчур, – сказал Трехо.
Зал наполнился табачным дымом. Брук постоянно бросал на Дюпре неодобрительные взгляды, но представитель министерства никак на них не реагировал.
– У вас есть доказательства, что профессора Гранадос убили?
– Главное доказательство ее самоубийства – это письмо, написанное в стихах. Убийца, столкнув ее в шахту лифта, бросил туда же и эту бумажку, чтобы ее обнаружили как доказательство. Но это было не письмо, а стихотворение. – Трехо открыл свою папку. – Я прошу, чтобы в качестве первой улики вы приложили книгу стихов «Утонувшая в клепсидре». – Он повернулся ко мне: – Миро, не окажете ли мне любезность? Мне всегда стыдно читать стихи на публике.
Я тоже всегда стыдился читать вслух стихи и тем более – опусы Сельвы Гранадос. Но это было необходимо для нашего дела. Я выбрал «Пучину» и «Башню высокого напряжения».
У моей любви не случилось контакта.
Вольты страсти канули в никуда.
Спаси меня, электричество, своим ударом.
Коротким замыканием сердца.
Я продолжил неподражаемым «Месье Гильотен», где в конце были такие строки:
Здесь, палач, ты был хозяином.
Но я не жертва, я – жрица.
Обезглавленная, я буду преследовать тебя во сне.
Так дай же упасть твоему окровавленному ножу.
Едва я нашел подходящий тон и даже воодушевился, как меня перебил декан:
– А зачем было Конде убивать Гранадос? Да, среди критиков и литературоведов существуют немалые разногласия, но это еще не повод для смертоубийства. – Брук на мгновение задумался, скорее всего вспоминая какой-нибудь эпизод из прошлого. – За исключением случая, если поводом становится борьба за кафедру, но это не наш случай.
– Еще одно доказательство. – Трехо поднялся и протянул Бруку кассету. – Незадолго до смерти Сельва Гранадос встретилась с бывшим секретарем кафедры аргентинской литературы Ириной Стерне. Она, то есть Гранадос, искала доказательства, что Конде сам выкрал книги с кафедры. И вот что выяснилось: книг никогда там и не было. Сельва Гранадос собиралась разоблачить Конде на презентации «Замен» в присутствии факультетского начальства, служащих министерства, репортеров с телевидения… но ее убили, чтобы заставить замолчать.
– Какая глупость! – взорвался Конде. – Никто не позволил бы этой сумасшедшей выступить на публике.
– Выступить мог любой. Это я могу гарантировать, – вмешался Брук. – И мне не нравится, как вы отзываетесь о Гранадос.
– Секрет, который все это время хранил Конде, прост: этих книг вообще не существует. Вообразите, какой бы разразился скандал: критик посвящает всю свою жизнь исследованию трудов одного автора, получает стипендию, кафедру должность академика, а потом выясняется, что книг, над которыми он работал, никогда не было, за исключением одного рассказика, авторство которого к тому же весьма сомнительно.
– Вы меня знаете уже много лет, доктор Брук, – сказал Конде, и декан согласился. – Дайте мне два дня, и я вам представлю оригиналы произведений Брокки. И мне больше уже никогда не придется выслушивать злобную клевету. Кроме того, я могу прямо сейчас прочесть вам начало «Крика»…
– Мы уже знаем, как вы получили эти бумаги, – прервал его Трехо. – Вы поручили бедному сумасшедшему отредактировать сочинения Брокки.
Трехо начал рассказывать о поездках Конде в Дом «Спиноза», одновременно разыскивая в своей папке бумаги со штампом заведения.
– Вот история болезни, наше доказательство номер три. Также я прилагаю фотокопию описания симптомов этой малоизвестной болезни, которую называют синдромом Ван Хольста. Конде, который сделал себе имя на несуществующих книгах, использовал психически нездорового человека, заставив его работать на себя.
– У меня в жизни было немало врагов, но никто и никогда не говорил мне ничего подобного. Я издаю книгу, я вложил в нее столько труда и любви, а меня обвиняют в мошенничестве!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43