На всякий случай я затолкала ее чуть глубже в вереск, проверив прочность упаковки и пленки.
Сняла зеркальные очки и совком принялась ковырять жесткий дерн, пока не нарыла земли. В этих горах запросто можно напороться на твердую породу, поэтому я и выбирала впадину, где наверняка лежал слой торфа. Яма наполнялась черной водой, от которой руки покрылись разводами до самых локтей.
Сунув голову в рюкзак, я запихала его в яму. Сверху присыпала комьями грязи и надавила руками. Послышалось бульканье – в рюкзак набиралась вода. Я набросала в яму крупных комьев и хорошенько притоптала. Потрясла немного руками, чтоб грязь на коже обсохла, затем продолжила карабкаться, размахивая совком под I'm So Green, пока не достигла большого скопления замшелых валунов. Влезла на один такой камень, прикурила от золоченой зажигалки «Силк кат» и выключила плеер.
Отсюда, сверху, были видны как на ладони все земли, лежащие к западу от Бэк-Сеттлмент, где железнодорожные пути подходили к перевалу, следуя за дорогой к электростанции, деревне за ней, где перевал расширялся ближе к концессионным участкам. Там, где пересохшие ручейки впадали в потоки побольше, зеленели брызги березовых рощиц. Один поток бежал под бетонным мостом у платана, где буйно разрослись примулы. Залив поблескивал; бескрайнее небо над жаркими летними холмами, обильными на траву и деревья, казалось, было наполнено искрящейся пылью. Снизу доносился шум воды, падающей в дренажные колодцы. Она, должно быть, окропляла серебряной пылью папоротники, и капельки ее повисали на кончиках листьев. Я озирала пейзаж лениво, без всякой спешки. Зевнула от души. Куда спешить? Обе руки и нога захоронены на утесе над платаном. Торс и другая нога, зарытые выше, сделают еще гуще ковер из колокольчиков под влажными скалами. Повсюду вокруг покоятся в земле Его останки.
Я встала, потянулась, включила плеер. Огляделась вокруг, будто соображая, что там дальше на повестке дня. Спрыгнула с валуна и поскакала вниз по склону, зорким, ястребиным взглядом высматривая коварные кочки.
Шелковые головки пушицы щекотали мои щиколотки. Уже ближе к подножию на меня напал безудержный приступ хохота. Я бежала так быстро, а папоротник так больно стегал бедра, что пришлось прорубать себе путь совком.
Дыхание сбилось, и я замедлила бег. В сливочной тени берез ветерок трепал листья, показывая их серебристую изнанку, а солнце, пробиваясь сквозь крону, играло бликами на моем лице.
Добравшись до реки, я легла на живот и сунула обе руки в воду. Она смывала размокшую грязь и уносила прочь. Волоски на руках встали дыбом.
Я вернулась на свой берег, залезла в палатку и бросила там совок – закопаю и его, когда стану засыпать отхожее место.
С оранжевым платьем в руках я спустилась к реке, содрала с себя футболку, рваные джинсы, надела платье. Хорошенько прополоскала испачканную одежду, развесила ее на ветвях, сдернула оттуда полотенце и припустила вниз по течению.
Я скакала с камня на камень – замирала, балансируя, и прыгала дальше. Река расширялась на изгибе, спадая порогами к заливу. Я приостановилась. Камень подо мной был какой-то шаткий. Я шагнула на другой. Впереди возвышался гигантский валун, привалившийся к берегу, который рассыпался грудами песка и гальки. Возле огромной каменюки образовалась запруда выше моего роста, откуда вода по наклонной плоскости стекала в обширную каменную чашу янтарного цвета, а уже оттуда широким потоком устремлялась вниз, к следующему нагромождению каменных порогов.
Я вскарабкалась на песчаный склон, огибая березовые стволы, и расстелила полотенце на плоском камне у водоема. Достала плеер, положила его на камень, разровняла полотенце и повесила платье над головой. Развязала башмаки и вошла в воду; дрожа, ступила на глубину, вода плеснулась мне на грудь – дыхание перехватило, я нырнула, высунула голову, отряхивая с волос холодные струйки, и снова ушла под воду. На зубах скрипел песок.
По прямой далеко было не уплыть, приходилось описывать круги. Я поплавала стоя, ноги казались зеленоватыми, ближе ко дну – коричневатыми. Дыхание слегка сбилось, с плеч бисером сыпались капельки воды. Я рванула к отполированным ветвям, застрявшим там, где вода вытекала из каменной чаши. Повисла на одной из ветвей, и тут шалая стрекоза резво пронеслась над водой, треща слюдяными крыльями. Какие-то черные ягоды кружили возле камня, я выплеснула их в поток, и они умчались, кружа. Я доплыла до плоского валуна и вылезла, ощупывая камень, чтоб ноготь на ноге не сорвать. Наклонив голову, отжала волосы. Вода брызгала на ноги и пыльный камень. Я порывисто села на полотенце и вытянула ноги. Было жарко и душно, следы мокрых ног и брызги высыхали на глазах. Я понаблюдала за каплями воды на коже и прищурилась, когда ветер зашевелил листву над заводью. Прикурила от золоченой зажигалки «Силк кат», легла и закрыла глаза. Так и лежала, пока камень не стал покалывать сквозь полотенце, тогда я перевернулась. Немного вздремнула на жаре, потом приподнялась на локтях и включила плеер, бросила взгляд вперед, так, ни на что, в пространство. На березовом листе виднелась свежая метка, оставленная птичкой. Я щелкнула золоченой зажигалкой, прикуривая «Силк кат», и затягивалась, не стряхивая пепел. Но вот серый столбик задрожал, потревоженный порывом ветра, и упал на камень.
Солнце завершало дневной путь через небо, у воды стало свежо. Я поднялась. Спереди на теле отпечатались длинные следы от долгого лежания на валуне. Я потянулась и вся пошла мурашками от первого же порыва ветра. Надела платье, стряхнула песок со ступней. Завязала шнурки, позевывая, и направилась обратно вверх по течению, подбирая на ходу отполированные водой, лоснистые ветки.
Вернувшись к палатке, я бросила глянцевитый валежник в золу. Смеркалось. Я наломала хвороста и натаскала шишек из большой кучи, которую насобирала еще в прошлые выходные. Веточки и шишки были такими сухими, что не составляло труда разжечь их золоченой зажигалкой. Несколько прутьев потоньше, лежавших сверху, славно разгорались на ветерке. Видно было, как сочная живица, пузырясь, стекает из разлома; словно бы нехотя струйка дыма завилась над концом ветки, он вспыхнул, и живица закапала на красные горячие угольки. Одна за другой ветки занимались, потрескивая и озаряясь ярким пламенем, чтобы превратиться в белые ломкие трубочки и осыпаться. Дым уходил столбом в ясное, спокойное небо. Костер запылал вовсю. Я притащила припасенное бревно с веткой и положила так, чтобы сук, который не удалось обломать, лизало пламя. Костер выстрелил облачко искр и раскаленных угольев.
Я зачерпнула походным котелком речной воды. Присела у берега. По небу разливался закат, все светилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Сняла зеркальные очки и совком принялась ковырять жесткий дерн, пока не нарыла земли. В этих горах запросто можно напороться на твердую породу, поэтому я и выбирала впадину, где наверняка лежал слой торфа. Яма наполнялась черной водой, от которой руки покрылись разводами до самых локтей.
Сунув голову в рюкзак, я запихала его в яму. Сверху присыпала комьями грязи и надавила руками. Послышалось бульканье – в рюкзак набиралась вода. Я набросала в яму крупных комьев и хорошенько притоптала. Потрясла немного руками, чтоб грязь на коже обсохла, затем продолжила карабкаться, размахивая совком под I'm So Green, пока не достигла большого скопления замшелых валунов. Влезла на один такой камень, прикурила от золоченой зажигалки «Силк кат» и выключила плеер.
Отсюда, сверху, были видны как на ладони все земли, лежащие к западу от Бэк-Сеттлмент, где железнодорожные пути подходили к перевалу, следуя за дорогой к электростанции, деревне за ней, где перевал расширялся ближе к концессионным участкам. Там, где пересохшие ручейки впадали в потоки побольше, зеленели брызги березовых рощиц. Один поток бежал под бетонным мостом у платана, где буйно разрослись примулы. Залив поблескивал; бескрайнее небо над жаркими летними холмами, обильными на траву и деревья, казалось, было наполнено искрящейся пылью. Снизу доносился шум воды, падающей в дренажные колодцы. Она, должно быть, окропляла серебряной пылью папоротники, и капельки ее повисали на кончиках листьев. Я озирала пейзаж лениво, без всякой спешки. Зевнула от души. Куда спешить? Обе руки и нога захоронены на утесе над платаном. Торс и другая нога, зарытые выше, сделают еще гуще ковер из колокольчиков под влажными скалами. Повсюду вокруг покоятся в земле Его останки.
Я встала, потянулась, включила плеер. Огляделась вокруг, будто соображая, что там дальше на повестке дня. Спрыгнула с валуна и поскакала вниз по склону, зорким, ястребиным взглядом высматривая коварные кочки.
Шелковые головки пушицы щекотали мои щиколотки. Уже ближе к подножию на меня напал безудержный приступ хохота. Я бежала так быстро, а папоротник так больно стегал бедра, что пришлось прорубать себе путь совком.
Дыхание сбилось, и я замедлила бег. В сливочной тени берез ветерок трепал листья, показывая их серебристую изнанку, а солнце, пробиваясь сквозь крону, играло бликами на моем лице.
Добравшись до реки, я легла на живот и сунула обе руки в воду. Она смывала размокшую грязь и уносила прочь. Волоски на руках встали дыбом.
Я вернулась на свой берег, залезла в палатку и бросила там совок – закопаю и его, когда стану засыпать отхожее место.
С оранжевым платьем в руках я спустилась к реке, содрала с себя футболку, рваные джинсы, надела платье. Хорошенько прополоскала испачканную одежду, развесила ее на ветвях, сдернула оттуда полотенце и припустила вниз по течению.
Я скакала с камня на камень – замирала, балансируя, и прыгала дальше. Река расширялась на изгибе, спадая порогами к заливу. Я приостановилась. Камень подо мной был какой-то шаткий. Я шагнула на другой. Впереди возвышался гигантский валун, привалившийся к берегу, который рассыпался грудами песка и гальки. Возле огромной каменюки образовалась запруда выше моего роста, откуда вода по наклонной плоскости стекала в обширную каменную чашу янтарного цвета, а уже оттуда широким потоком устремлялась вниз, к следующему нагромождению каменных порогов.
Я вскарабкалась на песчаный склон, огибая березовые стволы, и расстелила полотенце на плоском камне у водоема. Достала плеер, положила его на камень, разровняла полотенце и повесила платье над головой. Развязала башмаки и вошла в воду; дрожа, ступила на глубину, вода плеснулась мне на грудь – дыхание перехватило, я нырнула, высунула голову, отряхивая с волос холодные струйки, и снова ушла под воду. На зубах скрипел песок.
По прямой далеко было не уплыть, приходилось описывать круги. Я поплавала стоя, ноги казались зеленоватыми, ближе ко дну – коричневатыми. Дыхание слегка сбилось, с плеч бисером сыпались капельки воды. Я рванула к отполированным ветвям, застрявшим там, где вода вытекала из каменной чаши. Повисла на одной из ветвей, и тут шалая стрекоза резво пронеслась над водой, треща слюдяными крыльями. Какие-то черные ягоды кружили возле камня, я выплеснула их в поток, и они умчались, кружа. Я доплыла до плоского валуна и вылезла, ощупывая камень, чтоб ноготь на ноге не сорвать. Наклонив голову, отжала волосы. Вода брызгала на ноги и пыльный камень. Я порывисто села на полотенце и вытянула ноги. Было жарко и душно, следы мокрых ног и брызги высыхали на глазах. Я понаблюдала за каплями воды на коже и прищурилась, когда ветер зашевелил листву над заводью. Прикурила от золоченой зажигалки «Силк кат», легла и закрыла глаза. Так и лежала, пока камень не стал покалывать сквозь полотенце, тогда я перевернулась. Немного вздремнула на жаре, потом приподнялась на локтях и включила плеер, бросила взгляд вперед, так, ни на что, в пространство. На березовом листе виднелась свежая метка, оставленная птичкой. Я щелкнула золоченой зажигалкой, прикуривая «Силк кат», и затягивалась, не стряхивая пепел. Но вот серый столбик задрожал, потревоженный порывом ветра, и упал на камень.
Солнце завершало дневной путь через небо, у воды стало свежо. Я поднялась. Спереди на теле отпечатались длинные следы от долгого лежания на валуне. Я потянулась и вся пошла мурашками от первого же порыва ветра. Надела платье, стряхнула песок со ступней. Завязала шнурки, позевывая, и направилась обратно вверх по течению, подбирая на ходу отполированные водой, лоснистые ветки.
Вернувшись к палатке, я бросила глянцевитый валежник в золу. Смеркалось. Я наломала хвороста и натаскала шишек из большой кучи, которую насобирала еще в прошлые выходные. Веточки и шишки были такими сухими, что не составляло труда разжечь их золоченой зажигалкой. Несколько прутьев потоньше, лежавших сверху, славно разгорались на ветерке. Видно было, как сочная живица, пузырясь, стекает из разлома; словно бы нехотя струйка дыма завилась над концом ветки, он вспыхнул, и живица закапала на красные горячие угольки. Одна за другой ветки занимались, потрескивая и озаряясь ярким пламенем, чтобы превратиться в белые ломкие трубочки и осыпаться. Дым уходил столбом в ясное, спокойное небо. Костер запылал вовсю. Я притащила припасенное бревно с веткой и положила так, чтобы сук, который не удалось обломать, лизало пламя. Костер выстрелил облачко искр и раскаленных угольев.
Я зачерпнула походным котелком речной воды. Присела у берега. По небу разливался закат, все светилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43