Он попытался встать на ноги, и Жерар поспешил ему помочь. Оба были смущены полной непонятностью только что пережитого. В схватке сошлись два безобидных человека; оба были уязвлены в самое чувствительное место. Для одного это была его потенциальная слава, для другого – эротический потенциал. Два безобидных человека, угодившие в ловушку амбициозного стремления любой ценой сберечь шагреневую кожу собственной жизни.
На том и расцеловались.
Гектор вернулся домой пешком, смутно находя географические ориентиры на своем пути. На улице на него оглядывались прохожие, чего с ним не случалось со дня его неудачного самоубийства; так что этот день можно было окончательно водрузить на антипьедестал Гекторова бесславия. Он зашел в аптеку купить что-нибудь дезинфицирующее и заклеить пластырем раны и ссадины на разбитом лице. Ран и ссадин было столько, что пластырь почти полностью скрыл лицо. По дороге он услышал, как кто-то сравнил его с Человеком-невидимкой. Это было глупо – разве можно походить на Человека-невидимку, коль скоро никому никогда не доводилось видеть этого самого Человека-невидимку.
Перед самым домом Гектор, к великому изумлению своих легких, закурил сигарету. Он курил по-взрослому, вдыхая мертворожденные завитки дыма. После сигареты – если с неба не свалится какая-нибудь женщина – можно было попытаться снова жить нормально. Его мысли начинали опять обретать стройность и связь друг с другом. Он уже жалел о том, что попытался шантажировать велосипедиста. Все было бы гораздо проще, если бы любимые женщины не мыли окон. Захлебываясь от любви, он бы смирился и простил этот сексуальный выверт. Может, они даже сходили бы на прием к психологу – специалисту по прихрамывающей супружеской жизни? Рассказали бы ему, почему нам так необходимы другие тела, чтобы жить дальше, и почему мы столь плотоядны и питаемся чужой плотью. Мы бы сначала сидели рядышком на диване, а потом доктор захотел бы выслушать нас по отдельности. Чтобы сравнить, чтобы обозначить проблему, чтобы понять, почему жена Гектора, женщина столь эротичная сама по себе, испытывала потребность в том, чтобы ее брали стоя в семейной гостиной. Ведь должна же существовать какая-то причина.
Гектор вновь почувствовал боль. Он никак не мог смириться с тем, что скатился обратно к славным временам своего ничтожества. Как он мог согласиться на такое унижение? Мытье окон было бесподобно, но можно ли было оправдать им свое падение? Как в периоды острых приступов коллекционита, он поступался своим достоинством ради какого-то предмета. Он просто ничто, и как раз в тот миг, когда он обдумывал эту мысль, он прошел перед зеркалом, напомнившим о его невидимости. Я вещь, подумал он. Быть может, чтобы излечиться, ему следовало попытаться коллекционировать самого себя! Он хотел улыбнуться, но улыбка была заключена в дезинфицирующие повязки. Возвращаться домой не хотелось; он посмотрел, есть ли в окнах свет. Нет, никого. Быть может, в этот самый момент его жена испытывала оргазм.
Слез у Гектора больше не было.
Вдалеке от гипотетического оргазма жены Гектор поскользнулся, наступив на мягкую и пахучую кучку. В этом квартале, почти китайском, было множество собак. Четверо симпатичнейших зевак остановились перед любителем неартистического скольжения, но не для того, чтобы помочь ему встать, а чтобы сообща посетовать, что не были свидетелями такого зрелищного падения. Гектор поднялся, отделавшись, как говорится, легким испугом и радуясь, что не свернул себе шею; однако мы часто забываем, что помимо шеи, на которой держится голова, существует и другая «шея» – бедренная. Это настолько крошечная косточка, что ее называют шейкой бедра; так вот, позже, во вторник после обеда, ближе к концу дня («Доктор Сеймур попытается принять вас между двумя пациентами», – сказала Долорес, временно исполняющая обязанности ассистентки, когда Гектор настаивал на скорейшей встрече с этим радиологом), тщательный осмотр действительно выявил у него трещину шейки бедра.
Вот уже неделя, как он официально стал рогоносцем. Каждый волен вести отсчет от любого момента времени. Можно было даже торжественно отметить присвоение сего почетного титула. Многие мужчины мечтают обзавестись рогами – просто для того, чтобы в свою очередь изменять женам, не мучаясь при этом чувством вины. Очевидно, Гектор приспосабливал эти неожиданные теории к своему состоянию будущего отшельника. В подобном исходе не оставалось ни малейших сомнений, ибо женщины считаются существами гораздо более цельными, нежели мужчины. И, стало быть, она его бросит. И тогда он будет всего-навсего брошенным мужем. При мысли о пустой постели, рисовавшейся его воображению, Гектор начинал задыхаться. Его любовь уйдет, оставив простыни холодными. И кофе тоже будет вечно холодным (но как его варить, этот кофе?). Он будет целыми днями торчать перед телевизором, и его пижама покроется несводимыми пятнами. Он забудет, что он как-никак тоже был мужчиной, способным бриться по утрам. Так вот нет же, не бывать такому! Он отвергает эту участь робких и депрессивных; его честолюбие простирается куда дальше. Он станет другим, он обязан стать другим! Он чувствовал, что ради любви даже готов обойтись без мытья окон. Он простит ей волосатое тело чужого мужчины, счастливое тело, управляемое еще одними дурацкими мозгами. Он простит заблуждения плоти, которой необходимо совокупляться с кем попало, чтобы существовать! Каждому известны собственные отклонения. В общем, надо это принять, не особенно пытаясь вникнуть.
Надо застать ее врасплох – он не видел никакой иной стратегии, чтобы вновь завоевать свою жену. Заставить ее широко раскрыть глаза от изумления. Он подумал было встретить ее роскошным ужином – ее, возвращающуюся домой в чужом поту. Адюльтер тоже можно вылечить любовью. В прошлый раз ей понравилось жаркое, которое приготовила Лоранс. К несчастью, тут ему приходилось ограничиться благими намерениями, ибо нынче вечером он был совершенно не в состоянии приготовить что бы то ни было. Нет, он пригласит ее в ресторан, и ради этого неожиданного выхода она облачит свое тело в платье, достойное принцессы. Поход в ресторан будет просто счастьем. Там будут свечи, которые обволокут полумраком явные неурядицы четы. Мысль о вечере, в ходе которого все может начаться сызнова, подняла Гектору настроение, которое мы уж было сочли умершим. Он вошел в подъезд, совершенно забыв, до какой степени его внешность в данный момент непрезентабельна. Запах собачьих испражнений был так настойчив, что впору было выяснить, кто и чем накормил эту собаку.
К счастью, Гектор никого не встретил в подъезде.
К несчастью, войдя в квартиру в своем непотребном виде человека ниоткуда, он удивил там всех тех, кто вот уже битый час надеялся удивить его самого, и все они, будучи наготове, словно образцовые часовые, принялись вопить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33